Незримая война - Прокопенко Игорь Станиславович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
В ответ мы получили бы специальный план Маршалла для России и, таким образом, интегрировали бы в мировую экономику. В этой истории нет места советским танкам на улицах Будапешта и Праги, наши солдаты не гибнут в Афганистане, а статус сверхдержавы СССР поддерживается экономической мощью, а не ядерными боеголовками.
В реальности один из образцовых функционеров системы закономерно стал ее жертвой. Лаврентий Берия был расстрелян и объявлен основным исполнителем сталинских репрессий. А на трибуне XX съезда с разоблачением культа личности довелось выступить Никите Сергеевичу Хрущеву.
Мы принимали программу строительства коммунизма и конституцию, боролись за мир во всем мире, голосовали на собраниях. Догадались, в конце концов, что экономика должна быть экономной.
Мы писали в заявлениях, что хотим быть в первых рядах строителей нового общества. Мечтали при этом о загранице и джинсах. Однажды в августе, когда нам казалось, будто бы мы близки к тому, чтобы перестроить нашу жизнь, огромную страну как дождем смыло. Мы увидели танки на улицах Москвы.
Георгий Малинецкий, доктор физико-математических наук: «Великая страна, имеющая ядерное оружие, первая шагнувшая в космос, имеющая лучшую в мире армию. И вдруг катастрофа, одна из самых страшных в истории человечества?»
Дмитрий Чернавский, доктор физико-математических наук: «В Советском Союзе была единая идеология – коммунистическая. Хорошая, плохая, не будем говорить, это другое дело. Она была единая. В 1991 году идейное единство было разрушено».
Математические модели развития общества, которые разрабатывал профессор Дмитрий Чернавский и его ученики, учитывают и такие гуманитарные факторы, как единство и дружба народов.
Именно единства и не хватило в 1991-м Советскому Союзу. Через 15 лет того же самого очень не хватает новой России.
Ни царям, ни императорам, ни генсекам, ни президентам как-то не удавалось осуществить полноценную модернизацию России. У нас реформы всегда идут по наихудшему сценарию. Они никак не могут состояться. Неужели это единственная константа нашей политической жизни?
Вот что считает Владимир Пантин: «Давайте рассмотрим эти переломные моменты. 1917 год, 1953 год, 1989–1991 годы. Всегда Россия или Советский Союз и, главное, общество и элита подходили к этим моментам полностью не готовыми к ним. Мы все время развиваемся по инерции. Ведь переломная точка – это точка изменения вектора развития, его направления. А мы как бы продолжаем двигаться по старому. И проскакиваем эту переломную точку, оказываемся совершенно не готовыми».
Даже революции в России не способны отменить удивительную повторяемость исторических сюжетов. На докладе о воровстве средств, выделенных на строительство Тульского шоссе, император Николай I написал: «Шоссе нет. Денег нет. И виновных нет. Выделено 800 миллиардов. А здесь, в национальном банке, оказалось 120. Куда остальные деньги ушли? Черт его знает!»
Ученые, изучающие циклы мировой и отечественной истории, убеждены: именно в ближайшие 10–15 лет Россия вновь окажется перед выбором, от которого будет зависеть сохранность страны в целом и жизнь каждого из нас. Мы пытаемся сформулировать новую национальную идею. Это особенно сложно сейчас, когда страна столкнулась с тяжелейшими проблемами.
Игорь Бестужев-Лада, доктор исторических наук: «Какие же проблемы наваливаются на Россию? Мы, по сути, врезаемся сейчас в ситуацию, когда страна пустеет, все больше и больше стариков, все меньше и меньше детей. В 2000 году школьников был 21 миллион, а в 2005-м – 18.
Что такое сейчас Россия? С каждым годом все больше и больше пьяниц и ущербного потомства от них. Это называется вырождение. А так как у нас еще и вымирание, то сами представляете, что такое Россия в 2017–2018 годах, если не решить этой проблемы.
И наконец, третья проблема. Наша самая большая беда – это не терроризм, а методическая война. Четвертая мировая».
Кошмар в Беслане – отголосок войны, идущей в Иерусалиме, Кабуле, Приштине, Нью-Йорке, Москве. Четвертой мировой ее назвали по аналогии с Первой, Второй и Третьей «холодной», глобальными войнами ХХ века.
Георгий Малинецкий: «Есть по крайней мере 25 показателей, по которым Россия находится в катастрофическом положении. Мы являемся сейчас по своим финансовым возможностям страной слаборазвитой, но имеем все риски, которые характерны для индустриально развитых стран».
На сайте ЦРУ опубликован аналитический доклад американских специалистов о глобальных тенденциях развития. В перспективе 2017 года Россия рисуется как нестабильная страна, которая, не исключено, распадется на 6–8 государств.
Если не преодолеть разрушительных тенденций, сложившихся в нашей стране, то негативный сценарий российского будущего очевиден и обывателю, и политологу.
Сергей Караганов: «Дальнейшее усиление авторитарных тенденций власти, ее отчуждение от общества, сидение на нефтяной игле. И тогда, я думаю, к 2017 году мы переживем крупные потрясения, которые могут привести даже и к частичному развалу страны».
Георгий Малинецкий: «С чего следует начать? Где то самое звено цепи, ухватившись за которое мы можем вытянуть страну? По-видимому, главное сейчас, и это, на мой взгляд, отчасти задача ученых, отчасти всего нашего сообщества, – понять образ желаемого будущего. Куда мы хотим прийти? Чего мы хотим достичь? Что мы будем считать успехом? Что мы будем считать неудачей?»
Образ будущего, которое в XX веке предлагала миру Россия, оказался несостоятельным. Мы проиграли, и мир живет в соответствии с моделью, выработанной Америкой. Сегодня она находится в зените. Но уже очевидно, что изживает себя. Никакая сила не может обеспечить спокойное существование государства, если окружающий мир полон нерешенных проблем.
11 сентября 2001 года стало ясно, что счастье и процветание в отдельно взятой стране невозможно, как бы сильна она ни была. Если этот путь привел в тупик, то стоит ли пытаться догнать тех, кто все еще по нему идет?
Олег Доброчеев, кандидат физико-математических наук делится мыслями: «Проект глобальный, исторический, который в обыденном сознании связан с Христом, Библией, пророками, близок к завершению. Все мы знаем, что он заканчивается апокалипсисом. Все газеты мира в сентябре 2001 года вынесли в заголовки эту тему».
Владимир Пантин: «После 2017 года мы попадаем в принципиально новую фазу и общемирового, и российского развития. Условно ее можно назвать некой геополитической, геоэкономической революцией. Потому что после 2017-го должны открыться принципиально новые альтернативы и новые возможности».
Георгий Малинецкий: «Речь идет о том, чтобы предложить человечеству другие алгоритмы развития, совершенно другой набор технологий, который ориентирован не на ближайшие президентские выборы или не на десятилетия, а по крайней мере на века. Мало того что ученые что-то знают, а политики чего-то хотят, этого недостаточно. Люди должны понять, что все это их, это свое.
Вспомните реформы Рузвельта. Вспомните, как истеблишмент противостоял ему. Ему противостоял Верховный суд, объявляя все его решения незаконными. В течение длительного времени противостоял конгресс, огромное количество предпринимателей. Но он обратился напрямую к народу. Тогда это была новая информационная технология. Он каждую неделю объяснял, чего хочет, что американцы от этого получат и где ему нужна помощь.
У нас есть такие возможности. Пока есть. Просто важно ими воспользоваться».
Сегодня понятно, что весь мир стремительно приближается к переломному моменту истории, который, по словам Солженицына, по значению равен повороту от Средних веков к Возрождению. Чтобы понять, куда идет Россия, необходимо уловить логику мирового развития.
Беспрецедентный многовековой интернационал россиян находится на грани развала. Наш опыт совместного существования сегодня теряет смысл. А ведь именно он мог бы оказаться тем глобальным ноу-хау, в котором нуждается ставшая тесной планета.
