Источник силы - Форчун Дион (библиотека электронных книг .txt) 📗
— Этим пациентом будет?.. — спросил я.
— Вы, — сказал Тавернер.
Я расхохотался.
— Ну и хитрая вы бестия, — сказал я.
— Я действительно так думаю, — сказал Тавернер с улыбкой, которая была чуть-чуть шире, чем требовали обстоятельства. — Я также думаю, что я не единственная хитрая бестия, есть еще две других, и я их убью одним выстрелом.
Мариус, по-видимому, отнесся к своим обязанностям совершенно серьезно, а я, как того пожелал Тавернер, во всем ему потакал. Обычно Тавернер, когда у него появлялся серьезный больной, на несколько дней полностью посвящал себя ему, оставляя на меня всю привычную работу в лечебнице. Но в этом случае он выполнял эту работу сам, поручив мне разбираться с Мариусом.
Вскоре, однако, у меня возникли подозрения, что не я, а Мариус разбирался со мной. Его сообразительность, проницательность и острый ум обеспечили ему доминирующую роль в нашей паре, и вскоре я осознал, что он, основываясь на чистой интуиции, был гораздо лучшим психологом, чем был или мог надеяться стать я со всей своей ученостью. Постепенно он начал принимать участие в наших беседах в приемной, что, на мой взгляд, противоречило профессиональной этике и было крайне опрометчиво. Я должен также признаться, что сначала испытывал что-то похожее на уколы ревности, когда слышал, как Тавернер консультируется с ним и пользуется его советами по поводу тех больных, которые ставили нас в тупик. Мариус интеллектуально был намного ближе к Тавернеру, чем я. Оба они принадлежали одной духовной области в глубинах подсознания, но в одном преобладал ученый, в другом — художник. Тавернер, спрятав его душу, спас ее, когда Мариус едва ее не лишился, выставив напоказ перед грубыми людьми. Когда я длинными осенними вечерами слушал их беседы в приемной у камина, я часто задумывался над тем, почему в этот момент так много их духовных родственников томятся в тюрьмах и сумасшедших домах, и как случилось, что цивилизация должна перемалывать своими колесами людей, подобных Мариусу. Я понял также, почему работа оккультистов скрыта под защитой братства, члены которого приносят клятву хранить тайну, представая миру в маске, подобной той, которую носил Тавернер, и скрывая свою реальную жизнь от всех, кроме членов братства. Мариус оказался слабее Тавернера и уперся в стену, тогда как мой шеф под защитой Ордена, к которому принадлежал, с помощью ритуала управлял силами, которые рвались из Мариуса и разрывали его на части, и становился сильнее, расходуя их на других.
В эти дни ранней осени, которые постепенно укорачивались с приближением зимы, Тавернер часто оставлял нас вместе. Мариусу приходилось решать много имущественных вопросов, и моей задачей было помогать ему в этом. В денежных делах он был ребенком, и торговцы его безбожно надували, но к счастью для него, почти вся собственность Калэнов заключалась в земле, а в этом отношении он был просто гениален, и земля ему подчинялась особым образом. Арендаторы относились к нему с суеверным почтением и, мне казалось, даже немного боялись его. Как бы то ни было, они старались не препятствовать ему, и я сам видел, как он зачаровывал поля, а фермеры смотрели со смущенной улыбкой, стыдясь признаться в суеверии, но страстно желая, чтобы колдовство свершилось.
Однако это не могло продолжаться вечно, и пришел день, когда мне пришлось на несколько дней отпроситься у Тавернера для участия в работе медицинской конференции в Лондоне. Я покинул их без особых осложнений — Мариус, к моему облегчению, согласился на мой отъезд без всякого волнения. Итак, я отбыл назад — в человеческое убежище. С тех пор, как я присоединился к Тавернеру, я впервые должен был оказаться среди своих собратьев и потому особенно сильно ждал этой встречи. Здесь у меня была твердая почва под ногами, в компании же Тавернера я всегда себя чувствовал как рыба, вытащенная из воды.
Но после того, как были прочитаны различные доклады и началась дискуссия, я обнаружил, что мною постепенно овладевает странное чувство. Когда я находился рядом с Тавернером, мой ум, казалось, работал медленно и неповоротливо по сравнению с его, но по сравнению с этими людьми мой ум работал с молниеносной быстротой и ясностью. Еще только описывался ряд новых явлений, а я, казалось, уже проникал в скрытые глубины, которые их вызвали. Я видел это не так, как Мариус, глазами ясновидящего, но определял все с безошибочной интуицией, не умея объяснить это даже себе.
Еще меньше я мог объяснить это другим. И после первой попытки принять участие в дискуссии, где мне было известно все наперед, я погрузился в молчание, которое больше не пытался нарушить. Здесь, среди собратьев по профессии, моей душой овладело чувство безграничного одиночества. Я чувствовал себя так, словно заглядывал в чужое окно, а не участвовал в конференции. Пока я не вернулся в свои пенаты, я не сознавал, как далеко ушел по пути, проложенному Тавернером.
Постоянная жизнь в созданной им атмосфере, под влиянием его взглядов на вещи, настроила мою душу на особый лад, и я отделился от своих коллег. Я понял, что не смогу поддерживать никаких связей вне странного, никак не оформленного братства тех, кто следует Тайным Путем, хотя в его рядах я тоже не состоял. Невидимый барьер отделял меня и от них, и я не мог войти в их жизнь.
Конференция завершилась обедом, и, принимая в нем участие, я ощущал невероятную путаницу в голове. Все больше осознавал я свою изоляцию от тех, кого всегда считал своими коллегами и всегда рассчитывал на их поддержку; все больше и больше я осознавал необходимость сорвать покров, за которым я уже удостоился множества мимолетных впечатлений. Однако тот факт, что я был постоянным партнером Тавернера, еще не давал мне права проникать за этот покров. Я должен был как бы войти в дом моей души и выйти из него через черный ход. Я не могу описать это лучше — тот странный поворот внутрь себя, который, как я чувствовал, я должен совершить.
Я всегда опасался, что внутренние глубины моей души полны фрейдистских комплексов и идей, способных поломать мою карьеру, и именно этот страх породил барьер. Только сейчас я осознал, что дал мне Мариус за эти несколько недель постоянного общения с его странным умом, — абсолютная естественность взглядов и полное отсутствие привычных социальных доктрин постепенно изменили мою шкалу ценностей. Подобно серебряных дел мастеру, я научился видеть не только высокое качество изделия, но и прикидывать, сколько металла ушло на его изготовление. И, как следствие, я понял, что больше не боюсь потерять многое из того, что очень высоко ценил прежде.
И когда я понял, что больше не оцениваю вещи с тех же позиций, что большинство других людей, я внезапно ощутил готовность обратиться к Невидимому, чего, несмотря на свое отрицание, втайне давно жаждал, но никогда не осмеливался коснуться, боясь тем самым испортить свою карьеру. Забыв о переполненной комнате и скучной речи председателя, погрузившись в глубокое раздумье, я все взвешивал заново. Я посмотрел своей жизни прямо в глаза, а когда отвел взгляд, все ценности были переоценены, я действительно вошел в дом своей жизни и прошел через все комнаты.
А затем, добровольно и без усилий, я открыл заднюю дверь моей души и вышел в широкую звездную астральную ночь. Я увидел бесконечный космос, весь пересеченный Великими Лучами, и ощутил перемещение бесчисленных Присутствий. Потом один из лучей прошел через меня, и я почувствовал, как будто кто-то зажег Огонь в самых глубинах моей сущности, и этот Огонь ярко разгорелся.
Отстраненность прошла, и я опять начал осознавать свое окружение. Все так же скучно говорил тот же выступающий, и никто не заметил моей невнимательности. Время и место не имеют значения для психического опыта.
К моему облегчению, обед подходил к концу, и, покинув его томительную атмосферу, наполненную густыми запахами пищи и табачного дыма, я вышел в сверкающую огнями лондонскую ночь. Однако и здесь не нашлось места, где бы я мог побыть наедине со своими мыслями, так как меня окружала человеческая толпа. Чтобы свободно дышать, моя душа нуждалась в просторе и темноте. Несмотря на поздний час, я собрал свои вещи, вывел машину и двинулся по портсмутской дороге на Хиндхед.
