Острие кунты. Путь русского мистика - Беляев Илья Дмитриевич (лучшие книги .TXT) 📗
Он сказал, что после того, как мы уехали, Тоша наложил вето на любые разговоры о нашем уходе. Кроме того, начальник отрубил энергетический канал моей связи с ним. "Полностью?" - спросил я. "Он сказал, что оставил чуть-чуть, чтобы ты не подох", - разъяснил Андрей.
Этого, впрочем, можно было и не говорить. Поток, еще шедший вовсю на Черном море, в Ленинграде стал постепенно сходить на нет и через месяц вообще иссяк. Все мои внутренние усилия вернуть его ни к чему не приводили. Ни медитация, ни молитва, никакие техники и практики - ничто не работало. Я не мог в это поверить. Жизнь в потоке стала настолько естественным состоянием, что, казалось, она никогда не кончится. Хотя я знал, что поток это дар, я настолько с ним свыкся, что воспринимал его как свою собственность. Я еще не знал, что мне придется долгие годы бороться за этот дар.
Я не мог ни спать, ни есть и чувствовал себя, как рыба, выброшенная на берег. Поток стал так же необходим для меня, как воздух, я задыхался. Жизнь из многоцветного и многомерного чуда опять превратилась в бессмысленную серую рутину. Окно в настоящую жизнь, чуть приоткрывшись, наглухо захлопнулось, оставив меня у разбитого корыта.
Это была моя плата за измену. И все-таки я не испытывал ни малейших угрызений совести по поводу нашего ухода и был уверен, что мы поступили правильно. Теперь нужно было как-то выбираться из энергетической ямы, в которую я попал, но как это сделать, у меня не было ни малейшего понятия. Лишь оставшись наедине с самим собой, я осознал, насколько я слаб. Пир силы закончился.
Глава 30
Вода принимает форму сосуда, в котором находится.
Команда вернулась в Ленинград в середине лета. Лагерь засекла местная милиция, и, поскольку армянской прописки ни у кого не было, ребятам посоветовали убираться подобру-поздорову. Иногда я виделся с Наной, она держала меня в курсе происходящего в группе, которая продолжала расти. Вскоре после возвращения из Армении она насчитывала уже двадцать пять человек. Тошина звезда восходила. Вскоре было решено организовать другой лагерь в лесах Карельского перешейка под Ленинградом. Тоша провел на Карельском много времени, живя один в палатке, и знал неподалеку от маленького поселка Кировское место, подходящее для большого лагеря.
Накануне отъезда Тоша захотел увидеться со мной. После некоторого колебания я согласился на встречу. В конце концов, благодаря ему мне открылись вещи, до которых я вряд ли дошел бы сам, да и потребность в гуру убить нелегко. Желание вернуть поток, впрочем, было сильнее моей привязанности к Тоше. Своими силами я ничего не мог сделать, а он был единственным человеком, которому был дан ключ. За право обладания этим ключом я отдал бы очень многое. Кроме того, я был уверен в том, что за Тошину душу идет битва, и во мне теплилась слабая надежда, что я как-то смогу ему помочь, - если только он станет слушать.
Наше рандеву состоялось у Нели, которая по этому случаю сварила нам крепкий кофе. Тоша выглядел уверенным, хотя и немного уставшим. После обмена несколькими ничего не значащими фразами он спросил:
-- Хочешь попробовать еще раз?
Его голос был, как обычно, спокоен, но звучал очень сдержанно. Я посмотрел Тоше в глаза. Его взгляд был непроницаем и сосредоточен. Я ничего не ответил и задумался. Тоша давал мне второй шанс, ни словом не упомянув о предательстве. Должен ли я вторично принять его вызов, и, если да, нужно ли просить прощения за бегство? Или надо отказаться, поскольку я не мог теперь доверять Тоше полностью? Я не знал, что делать, и решил протянуть время.
-- Ты знаешь, почему мы ушли? - спросил я.
Думаю, да, - ответил он.
Ты, конечно, решил, что я струсил. Положим, что так. Но за группу мне было страшно гораздо больше, чем за себя.
-- Страх - не лучшая мотивация для действия. Я решил взять быка за рога.
-- Почему приходил Князь? Он приходил к тебе, я в этом уверен. Какая между вами связь? И вообще - что все это значит?
Тоша осклабился и сказал:
-- Я его младший брат.
На секунду мне показалось, что по Тошиному лицу скользнула знакомая мне тень, и я вздрогнул. Часто невозможно было понять, говорит Тоша серьезно или нет. Он предоставлял слушателю возможность докапываться до истины самому. Так было и в этот раз. Я счел за благоразумие отказаться от комментариев. После недолгой паузы Тоша отпил кофе, затянулся сигаретой и сказал:
-- Что ты хочешь услышать? Что толку в словах? Что бы я ни сказал тебе, ты не поверишь мне до конца, пока сам в этом не убедишься. Почему бы тебе самому не разобраться, если это тебя так волнует?
Тут меня прорвало.
-- Какого черта ты водишь меня за нос? - накинулся я на него. - Я видел стоявшего на холме Сатану также ясно, как вижу тебя. Он - тот, с чьей армией ты учил нас сражаться, а теперь говоришь, что ты его младший брат! Как прикажешь это понимать?
На мою тираду Тоша и бровью не повел. Он ответил с легкой иронией, продолжая попивать кофе:
-- Во-первых, большое знание несет в себе и большую опасность. Иногда лучше жить в неведении, чем знать и погибнуть. Я не советую тебе разбираться в моей генеалогии, слишком еще рано для тебя. Во-вторых, я не люблю разговоры о нечистой силе - темные тут же начинают слетаться. Твои эмоции по этому поводу говорят о том, что ты все еще не избавился от их влияния. Любое страстное отрицание чего бы то ни было свидетельствует о скрытой склонности к этому. Твое негодование по поводу сил тьмы - обратная сторона твоего очарования ими. Только став безразличным и утратив к ним всякий интерес, ты освободишься от их влияния. Ты кормишь их своим страхом и любопытством.
Но дело вовсе не в этом, а в том, хочешь ли ты опять быть в команде или предпочитаешь идти своим путем.
Тоша кинул на меня оценивающий взгляд. В этот момент я вспомнил, как в самом начале моего ученичества мы играли с Тошей в шахматы. Я играл лучше, и начальник был близок к проигрышу, как вдруг он посмотрел на меня долгим загадочным взглядом, который привел мои мысли в полное смятение. После этого Тоша сумел увернуться от почти неизбежного мата и вскоре выиграл партию. Тогда я еще не знал его штучек и не догадывался, что пропустил энергетический удар, но теперь проигрывать я не собирался.