После Кастанеды: дальнейшее исследование - Ксендзюк Алексей Петрович (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
И неудивительно — ведь в нем отражаемся мы сами. Что же такое это самодовольное «Я» и действительно ли оно так замечательно?
На самом деле рефлексивная природа нашего ума — то, чем мы гордимся и что, собственно говоря, делает нас людьми, — порождает в нас такие психоэмоциональные состояния, что в пору бы отвернуться и забыть об этой нашей способности навсегда. Камю, ссылаясь на Гегеля, безжалостно вскрывает гнойный нарыв человеческого эго с бесстрастием хирурга, которому нельзя прислушиваться к воплям пациента. Всю свою недолгую жизнь мы тешимся пустой иллюзией, будто эго — наше величайшее сокровище. Пусть оно приносит с собой боль и страдание, но все искупает это блаженное чувство осознания себя — именно оно ведет нас к реализации, к смыслу, заполняет каждый день целенаправленным движением к неким высотам, где все уже разрешится само собой: придет спокойная гармония, внутренний мир, и сокровенное «я» перестанет источать ядовитые миазмы. Исподволь нам хочется верить в это — ступившие на тропу самотрансформации непрерывно ищут лазейку: как сохранить эго и одновременно обратиться в носителя светлой, безличной Силы, как сверхчеловеческую магию протащить в мир маленького, суетного «я». Ведь, как сказал мудрец, "нет большего счастья на земле, чем личность".
Беда в том, что мы прекрасно знаем, что именно теряем, но вряд ли даже просветленный сможет внятно объяснить, что же мы, возможно, получим взамен. Какие откровения, дары и способности доставят радость существу безликому? Или то, что мы считаем личностью, всего лишь уродливая маска, и нам просто невыносимо страшно снять ее, поскольку неизвестно, что скрывается за ней?
Да, бремя человеческого эго — это пытка, непрерывная пытка от рождения до смерти. Но кто уверит нас, что оказаться без этого бремени не страшнее, чем влачить по жизни привычные и знакомые кандалы? Только предельный опыт, экстремальные переживания перед лицом смерти могут внести ясность, рассеять тревогу.
На определенном этапе своего развития маг сбрасывает эго — это тяжкая ноша, с ней далеко не уйдешь. С ней не обрести свободы. Не существует третьего пути: либо ты оставляешь ненужный груз и действительно освобождаешься, либо ты прикован к земле навсегда. На пути мага не бывает лазеек. И тем не менее отказ от эго всегда сродни хирургической операции. Вот почему я вспомнил скупой медицинский язык Камю. Он не утешает, да здесь и не может быть утешений, но его строгая и ясная мысль поможет укрепиться в своем намерении, когда зов его уже невозможно заглушить: "Человек — это существо, которое отрицает для того, чтобы утвердить свое бытие и свою особенность. От природного мира самосознание отличается не простым созерцанием, в котором оно отождествляется с миром и забывает себя самое, а вожделением, которое оно может испытывать к миру… Самосознание, таким образом, есть вожделение. Но для того, чтобы быть, самосознание должно быть удовлетворено: удовлетвориться же оно может лишь насыщением своего вожделения. Поэтому, чтобы насытиться, оно действует, а действуя, отрицает, уничтожает то, чем насыщается (Курсив мой — А.К.). Самосознание есть отрицание. Действие — это уничтожение, рождающее духовную реальность сознания… <Однако> потреблять — еще не значит быть сознательным. Нужно, чтобы вожделение сознания обращалось на нечто отличное от бессознательной природы. Единственная в мире вещь, которая отличается от такой природы, — это самосознание. Следовательно, необходимо, чтобы вожделение обратилось к другому вожделению и чтобы самосознание насытилось другим самосознанием. Проще говоря, человек не признан другими и сам себя не признает человеком, пока он ограничивается чисто животным существованием. Он нуждается в признании других людей…
<…> Для признания другим сознанием человек должен быть готов рисковать своей жизнью и принять возможность смерти. Фундаментальные человеческие взаимоотношения, таким образом, это отношения чисто престижные, постоянная борьба за признание друг друга, борьба не на жизнь, а на смерть… (Вновь курсив мой — А.К.) Это первобытное и неистовое желание быть признанным, которое совпадает с волей к бытию, утолится только тем признанием, которое, постепенно расширяясь, станет всеобщим. Поскольку точно так же каждый желает быть признанным всеми, борьба за жизнь прекратится лишь с признанием всех всеми, что будет означать конец истории… В шуме и ярости веков каждое сознание, чтобы существовать, желает смерти другого".
Не правда ли, шокирующее в своей откровенности признание? По мере развития у человека рефлексивного «я», он чаще и чаще сталкивается с неприглядными плодами такого рода «рефлексии». Здесь все спутано в едином клубке, и человек, не склонный к интроспекции, чаще всего не способен разобрать природу того изначального зловредного импульса, что запускает программы тотального уничтожения, предельно логическое завершение любой из которых (как это ни парадоксально) — самоуничтожение.
Дискурсивный разум человека в своем прямолинейном движении неминуемо достигает абсолютного предела — абсолютное доказательство собственного эго требует уничтожения любого иного эго, и порочный круг замыкается, поскольку положение становится равным изначальному: единственное эго более не актуально, ибо лишено взаимодействия с иными самосознаниями. То есть убей соперника, чтобы доказать свою самость, и утратишь самость вместе с соперником. Логическая мысль здесь находит тупик, отчаяние и мрачную эсхатологию. Требуемые условия для торжества индивидуального эго неисполнимы, поскольку одновременно устраняют само эго, породившее самоубийственную экспансию.
Рассуждения Камю не утратили актуальность, поскольку экзистенциальный кризис, породивший их, разворачивается и по сей день. Быть может, именно здесь, а не в демографическом взрыве и не в "ядерной зиме" заключена самая серьезная причина для наступления Апокалипсиса.
Метапсихология, разработанная различными школами духовной мысли, пытается развернуть порочный круг и раскрыть "первородное зло". Еще Будда выразил необыкновенно простую истину, до сих пор многими воспринятую как бесплодная тавтология азиатского ума: "В чем причина смерти, о монахи? Причина смерти — в рождении". Проницательный разум Гаутамы не изощрялся в логических вывертах — он просто указал, что причина любого конца лежит в его начале. Возникновение и развитие эго — процесс для животной психологии патологический, а поскольку человек все еще разумное животное, то данная патология для него чревата летальным исходом.
Рождение и смерть — вот две пропасти, меж которых суждено обитать непробужденному эго (если оно вообще способно пробудиться, а не исчезнуть при пробуждении, как сон, ведь именно так считал Будда Гаутама).
Если мы отвлечемся от теории реинкарнаций, то акт рождения еще ничем не запятнан — оковы эго скуют его несколькими годами позже, — а вот смерть, величайший страх, непрестанное бегство, неосознаваемое и мучительное, следует за нами по пятам с того самого момента, как рефлексия разума вступает в свои права. Страх смерти — оборотная сторона вожделения, нескончаемой битвы с себе подобными, «вожделения», за которым стоит неутолимая жажда экспансии. Позади этого чудовищного отростка ментальности горы трупов соплеменников, безумные деяния, нескончаемые разочарования и мимолетные триумфы — от самых мелких до грандиозных взлетов творчества, рассудка и общечеловеческой бойни. Бессмертный Шекспир, бессмертные пирамиды фараонов, бессмертие Римской империи, Наполеона, Эйнштейна, Гитлера — какое разное «бессмертие»! На самом краю этого психолого-исторического дискурса родилось термоядерное оружие — как своеобразный восклицательный знак, где бессмертие гениального эго недвусмысленно угрожает своему творцу зримым и ощущаемым концом патологического развития собственного праотца. Хронос, пожирающий собственных детей, — эгоистическая цивилизация, добившаяся своего: вот, казалось бы, логический конец единственного дискурса разума, вот рефлексия, достигшая ядовитым жалом собственного сердца.
