Хроники российской Саньясы. Том 2 - Лебедько Владислав (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
В: Как вы считаете, произошла ли русификация боевых искусств, за то время, что они практикуются в России? Появилась ли своя специфика, может быть даже, своя Школа? Или они так и остаются восточными боевыми искусствами?
А.М.: Я думаю, что адаптация воспринятого учения к нашей национальной почве это нормальное явление. Если взять японское каратэ, так это тоже ведь результат прочтения окинавскими крестьянами китайских боевых Школ.
В: Что восточные искусства потеряли и что приобрели на русской почве?
А.М.: Конечно, потери большие. Это не только у нас, но и вообще, в европейской трактовке. Для большинства практикующих потерян основной — духовный аспект боевых искусств, а акценты смещены на прикладные задачи. Многое потерялось, когда все это стало одним из видов спорта: очки, секунды… А вот людей, которые сохранили основу, не так уж много у нас в стране, да и в Китае, кстати, тоже.
В: Как получилось, что вы стали одним из первых, кто начал практиковать в Советском Союзе восточные искусства? Как вообще сложилась ваша судьба в этом направлении?
А.М.: Наша судьба во многом определяется случаем, хотя, по большому счету, сам случай — явление не случайное. Мне нравится один момент из фильма Акиры Куросавы: там судят разбойника, который убил самурая и взял его жену, и спрашивают его, как это все произошло. И вот он ответил: — «Во всем виноват ветер!» И дальше показываются кадры, как это все происходило: летняя жара, лес и этот разбойник дремлет, разморенный жарой. Вдруг, порыв прохладного ветра заставляет его очнуться от сна и приоткрыть глаза. Он видит, как по лесной дороге идет самурай и ведет лошадь, а там паланкин. Что в паланкине — не видно. Но так жарко, так лень шевелиться, что разбойник продолжает лежать неподвижно. И тут второй, более сильный порыв ветра откидывает полог паланкина, и видно, что там очень красивая женщина. Разбойник еще неподвижен и ленив, — уж больно жарко. Третий порыв ветра пробуждает его окончательно, но когда он еще раз взглянул на эту ослепительную женщину, то лежать больше не мог. Дальше он вскакивает, бросается на самурая и потом уже овладевает этой женщиной. Так что, во всем виноват ветер. Если бы не он, всей этой истории не произошло бы.
Года два назад, когда я занимался икебаной у жены генерального консула Японии, я там же встретил очень давнюю свою знакомую, Валентину, которая в начале шестидесятых работала в Публичной библиотеке. И вот мы с ней вместе начали вспоминать, как тогда все начиналось. А дело было так: шел шестьдесят первый год и я защищал диплом по самбо (я тогда заканчивал Институт Физкультуры), но, чтобы мне не было совсем уж скучно читать только про самбо, я пошел и взял подборку литературы по дзюдо. Потом Валентина, которая работала как раз в этом отделе библиотеки, предложила мне посмотреть одну интересную книгу. Это была первая книга по каратэ, на английском языке. Я ее полистал и как-то скептически отнесся: — «Что за чушь собачья? На дзюдо совсем не похоже». Уже много лет спустя, когда каратэ стало известно, благодаря фильму «Гений дзюдо», в газете «Советский спорт» появилась фотография, где один Мастер каратэ стоит в стойке, а второй, в прыжке сверху наносит удар. Под этой фотографией был заголовок «Дзюдо непохожее на себя». И текст, что, мол, в странах гнилого капитализма и империализма, даже традиционное дзюдо выродилось до такой степени, что движения дзюдоистов стали похожи на какой-то замысловатый танец. Так вот, тогда, в шестьдесят первом, моя первая реакция на книгу по каратэ была похожая. Я закрыл книгу и не стал ее читать. Но в подсознании, что-то меня зацепило. Проходит неделя — другая, и я снова беру эту книгу. Начинаю ее уже более внимательно читать. Оказалось интересно. И я втянулся, стал переводить, калькировать. А потом, постепенно, начали пытаться работать с моими партнерами: Гошей Бахиревым, Амиром — моим братом, Шустовым Володей, который стал вторым после меня тренером…
В: Вы ведь были одним из первых, кто начал у нас заниматься каратэ.
А.М.: Самым первым. Потом, уже через десять лет пошли различные течения, отпочкования. Все это было неофициально. Состоялся первый неофициальный чемпионат Союза. Было три веса. Коля Карпов, мой ученик, был чемпионом в первом весе. Никонов Валера, ученик моего ученика Шустова, стал чемпионом во втором весе. А в легком весе Шура Куликов, — тоже учился у меня.
Помню, был чемпионат с финнами. И большинство побед одержали мои ребята. Финны были поражены нашим уровнем, тем более, что у нас не было постоянного японского учителя. Причину мы установили потом. Когда я спрашивал у чемпиона Европы по каратэ, в чем смысл того или иного движения, он в недоумении пожимал плечами: — «А черт его знает! Сэнсэй показал, вот мы и делаем, а в детали — зачем и почему — не вдаемся». А мы-то как раз шли наоборот, от исследования механизмов и смысла каждого движения и их общей взаимосвязи. Нам было интересно!
Потом уже была историческая встреча городов побратимов Осака — Ленинград. Приехали очень сильные японские Мастера, среди которых был второй призер чемпионата мира в полутяжелом весе. Они приехали нас учить. А получилось так, что в соревнованиях Коля Карпов победил этого второго призера чемпионата мира, а другие наши ребята тоже многих победили. Когда после соревнований я заглянул к японцам в гостиницу, то увидел, что они плакали! Они приехали нас учить, а их разбили.
Хотя я всегда понимал, что то, что мы можем, это далеко не предел.
В: И все-таки, какой основной мотив побудил вас посвятить этой практике всю свою жизнь?
А.М.: Один из главных мотивов человеческой деятельности это любопытство. Если бы его не было, человечество вообще бы не развивалось. Всевышний как-то смог людям передать это качество.
Мой дядя еще в двадцатых-тридцатых годах занимался дзюдо. И он рассказывал, как однажды на улице какой-то пьяный хулиган зарезал мастера спорта по самбо. Было непонятно, как же это могло случиться. Особенно потом, когда мы воочию познакомились с примерами того, как японские Мастера справлялись в одиночку с несколькими вооруженными противниками. И вот когда мы стали практиковать каратэ, — это была еще самая первая группа, то в соседнем с нами зале занимались самбисты. Они к нам присматривались где-то полгода, потом их тренер Сергей Клеверов говорит: — «Ну что вы какой-то ерундой занимаетесь? Зачем вам эти странные позы и так далее?» — Я ему отвечаю: — «Сережа, давай не будем голословны, а проведем эксперимент. Мой ученик возьмет нож и сделает десять попыток атаковать твоего ученика, а потом — наоборот. И посмотрим — сколько попыток будет реально отбито». Я не знал, что получится, но результат был таким: его ученики отбивали две атаки из десяти, а мои — восемь из десяти. Сергей тогда тоже стал изучать каратэ.
Потом, интересно, как людям удается выдерживать бой с медведем или с тигром. Все это любопытство, которое порождало множество экспериментов, поисков, неожиданных находок. Хотя, конечно, многие эксперименты были рискованны.
Кроме любопытства есть еще один существенный мотив для познания, для того, чтобы не останавливаться на месте. Это — необходимость выживать. Для этого надо постоянно ставить себя в сложные условия. Это и есть жизнь воина, практикующего боевые искусства, когда два параллельных мотива: выживание и любопытство приводят его к познанию себя и мира.
В: С тех пор, как вы начали свои поиски, прошло уже сорок лет. Если сейчас оглянуться на весь ваш Путь, то что в нем самое главное? Какой смысл раскрылся? К чему вы пришли?
А.М.: Как-то мы с Германом Васильевичем Поповым на эту тему рассуждали и честно друг другу признались, что если бы мы с этим миром не соприкоснулись, то и его и моя жизнь была бы неизмеримо беднее. Мы пропустили бы главное… Это стало для нас окном в мир и окном внутрь себя. Кстати, после занятий икебаной, я обнаружил, что это тоже может стать окном внутрь себя, через восприятие красоты и чувственной окраски мира. Начинаешь видеть и чувствовать то, что раньше не замечал.
