Хроники Вортинга - Кард Орсон Скотт (бесплатные версии книг txt) 📗

Орсон Скотт Кард

Хроники Вортинга

(Сага о Вортинге — 1)

Глава 1

ДЕНЬ, КОГДА ПРИШЛА БОЛЬ

На многие планеты Населенных миров боль пришла внезапно, как гром среди ясного неба. Словно какое-то древнее, успокаивающее чувство вдруг покинуло людей, чувство, которого никто не замечал, пока оно не пропало, и никто не знал, как теперь быть, но все поняли, что в самом сердце мира что-то изменилось. Краткая вспышка в районе звезды по имени Аргос прошла незамеченной; минут годы, прежде чем астрономы свяжут День, Когда Пришла Боль, с Концом Вортинга. Но все уже свершится, миры разрушатся, и золотой век безвозвратно канет в прошлое.

В деревню Лэрда боль пришла, когда все спали. Той ночью пастыри не явились людям во сне. Маленькая сестричка Лэрда по имени Сала проснулась, в ужасе крича, что бабушка умерла, бабушка умерла!

Лэрд сел на своей низенькой кровати, ничего не понимая. Во сне он видел, как отец увозит бабушку на кладбище, — но ведь это случилось давным-давно, она умерла около года назад, разве нет? Отец кубарем скатился с деревянной двухместной кровати, где спали они с матерью. С тех пор как Салу отняли от груди, по ночам в доме никто не плакал. Может, она проголодалась?

— Бабушка умерла, только что она была, и вдруг ее нет, словно мошка в огне, умерла!

«Словно белка в зубах лисицы, — мысленно добавил Лэрд. — Словно ящерица, извивающаяся в пасти кота».

— Да, умерла, — кивнул отец, — но не сегодня, давно. — Он поднял ее своими громадными руками, руками кузнеца, и прижал к себе. — Почему ж ты плачешь, если ее уже так давно нет с нами?

Но Сала безутешно рыдала, будто боль от утраты была еще слишком свежа.

И тогда Лэрд перевел взгляд на кровать, где раньше спала бабушка.

— Отец, — прошептал он. — Отец.

Ибо на постели лежало бездыханное тело, еще не успевшее окоченеть — хотя Лэрд хорошо помнил, что бабушку похоронили уже давно.

Отец уложил Салу обратно в кроватку, и девочка зарылась носом в соломенный матрас, чтобы ничего не видеть. Но Лэрд смотрел, как отец осторожно дотронулся до набитой соломой подушки возле головы своей матери.

— Еще даже не остыла, — пробормотал он. И закричал в ужасе и муке:

— Мама!

Этот крик поднял на ноги всех, даже путников, ночевавших в комнатах второго этажа, все собрались в спальне.

— Вы видите?! — кричал отец. — Она уже с год как умерла, не меньше, а тело ее лежит в постели и даже не остыло еще!

— С год?! — изумился старый писарь, приехавший верхом на осле накануне вечером. — Чушь какая! Да она вчера подавала мне суп на ужин. Неужели не помните, как она шутила, что, если постель моя окажется слишком холодна, твоя жена придет и с удовольствием ее согреет, а если же там станет чересчур жарко, тогда уж ей самой придется спать со мной?

Лэрд пытался привести мысли в порядок:

— Да, я помню, но мне кажется, что она сказала это очень давно, и при этом я точно помню, что сказала она это тебе, а тебя я до вчерашнего вечера ни разу не видел.

— Я похоронил тебя! — Отец бессильно опустился перед кроватью матери на колени и разрыдался. — Я похоронил тебя, забыл, и вот ты вернулась, и вернулось все это горе!

Плач. Звук рыданий был непривычен для деревни у Плоского Залива, и никто не знал, как справляться со слезами. Плакали только проголодавшиеся младенцы, поэтому мать спросила:

— Эльмо, может, ты поешь чего-нибудь? Давай я сготовлю, хочешь?

— Нет! — выкрикнул отец. — Ты что, не видишь? У меня умерла мать!

Схватив жену за руку, он грубо оттолкнул ее в сторону, так что она налетела на табуретку и, споткнувшись, упала, ударившись головой о стол.

Это было еще страшнее, чем лежащее в постели мертвое тело, похожее на окоченевшую пташку. Никогда в жизни Лэрд не видел, чтобы один человек причинял боль другому. Отец и сам был ошеломлен собственной вспышкой гнева:

— Тано, Танало, что же я наделал?

Он не знал, как утешить ее, плачущую, сжавшуюся на полу. Раньше здесь никого не приходилось утешать. Повернувшись ко всем остальным, отец произнес:

— Я был так зол… Никогда прежде я не был так зол, но она-то тут при чем? Эта ярость… ведь Тано ничего плохого мне не сделала!

Кто мог ответить ему? Что-то резко изменилось в мире, и люди это понимали; всем доводилось переживать приступы гнева, но прежде между мыслью и поступком всегда вставала какая-то невидимая преграда, успокаивая и охлаждая страсти. Однако этой ночью спокойствие не наступало. Они чувствовали это, ничто не унимало их страхов, ничто не шептало: «Все хорошо, все в порядке».

Сала выглянула из-за спинки кровати и сказала:

— Ангелы ушли, мама. Некому больше за нами присматривать.

Мать поднялась с пола и, пошатываясь, подошла к дочери:

— Не говори глупостей, малышка. Ангелы приходят разве что во сне.

«Здесь что-то не так, — сказал себе Лэрд. — Этот путник прибыл прошлым вечером, и как он утверждает, бабушка разговаривала с ним, но с моими воспоминаниями творится что-то странное. Ведь я помню, что эти слова путешественник произнес вчера, только ответила бабушка ему много лет назад. С моей памятью что-то случилось, я же хорошо помню, как плакал у ее могилы, а сама могила-то даже и не вырыта».

Мать подняла на отца растерянный взгляд.

— Моя рука все еще болит, там, где я ударилась об пол, — сказала она. — Болит, и как сильно!

Непреходящая боль! Да о таком никто и слыхом не слыхивал! Тогда она подняла руку — на локте красовался огромный синяк, а чуть ниже алела кровоточащая царапина.

— Может, я убил тебя? — озадаченно спросил отец.

— Нет, — ответила мать. — Не думаю.

— Тогда почему идет кровь?

Старый писарь вздрогнул и, кивнув, дрожащим голосом проговорил:

— Я читал книги, пришедшие к нам из древних времен, — начал он, и взоры всех присутствующих обратились к нему. — Так вот, я читал такие книги, и в них рассказывается о ранах, из которых кровь хлещет, как из перерезанного горла коровы. Там рассказывается и о великой скорби над телами внезапно умерших людей, и о гневе, заставляющем людей нападать друг на друга. Но это было давным-давно, когда люди еще уподоблялись животными, а Бог был молод и неопытен.

— Тогда что все это значит? — нахмурился отец. Человек необразованный и темный, он еще больше, чем Лэрд, верил, что люди, которые читают книги, знают ответы на все вопросы на свете.

— Не знаю, — пожал плечами писарь. — Может быть, это значит, что Бог покинул нас или что мы стали ему безразличны.

Лэрд смотрел на тело бабушки, лежащее на кровати.

— Или что Бог умер? — предположил он.

— Глупости, как может Бог умереть? — презрительно фыркнул старый писарь. — Ему подвластна вся вселенная.

— Значит, в его власти решать, может ли он умереть?

— Мне только не хватало с детьми спорить. — Писарь поднялся, намереваясь вернуться к себе в комнату, и остальные путники восприняли это как сигнал расходиться.

Но отец так и не ложился спать — на коленях он простоял у смертного ложа матери до самого рассвета. Не спал и Лэрд, старавшийся вспомнить, что же за чувство было в нем еще вчера, а теперь вдруг исчезло, заставив его совсем по-другому смотреть на мир. Однако так он и не вспомнил, что же это было. Только Сала и мать спали в кровати родителей.

Перед самым рассветом Лэрд поднялся и, подойдя к спящей матери, увидел, что на ране образовалась засохшая корочка, а кровь остановилась. Успокоенный, он оделся и пошел доить овцу, которая вот-вот должна была перестать давать молоко. Каждая капля молока уходила на сыр и масло — близилась зима, и этим утром, почувствовав, как холодный ветерок взъерошил волосы, Лэрд с невольным страхом подумал о предстоящих морозах. До сегодняшнего дня он смотрел на будущее безмятежно, не задумываясь ни о засухе, ни о снеге. Но теперь настали времена, когда старух начали находить мертвыми в постелях. Настали времена, когда отец мог разъяриться и ударить мать, сбив ее с ног. Настали времена, когда мать могла истечь кровью, как раненое животное. Поэтому предстоящая зима казалась не просто временем бездействия. Она предвещала конец надеждам.