Пришествие фей - Дойл Артур Игнатиус Конан (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗

Дети стали восприниматься как существа чистые и невинные, сродни ангелам или феям. В отличие от взрослых, они были гораздо более естественны и близки к природе и волшебным существам, ее населяющим. Именно близость детей к природе сыграла ключевую роль в истории с фотографиями из Коттингли. Кто, как не дети, может узреть фей? Ведь издревле верили, что единорог склоняется перед девственницей и кладет голову ей на колени. Подобное стремится к подобному. Со своими задумчивыми улыбками, струящимися по плечам волосами, в чистых белых платьях, юные кузины из Коттингли сами кажутся гостьями из сказки. Неудивительно, что Конан Дойль беспокоился, когда через три года после публикации фотографий девушки решили повторить эксперимент. К тому моменту они вышли из возраста аутентичности, а «процессы полового созревания часто оказываются губительны для психических способностей».

Ностальгия по феям, таким образом, была хотя бы отчасти ностальгией по детству, причем как по детству мира, так и по своему собственному. Чувство утраты стимулировало желание заполнить эту брешь, сохранить и приумножить остатки традиционной культуры. Еще до появления Питера Пэна в начале XX века, викторианцы скандировали «Я верю в фей» и в своих мечтах устремлялись в страну Небывалию. О феях писали рассказы и стихи, они то и дело появлялись на полотнах живописцев. Правда, интерес к фейри во многих случаях был небескорыстным. Наравне с одалисками или греческими нимфами, фей можно было рисовать обнаженными, не оскорбляя чувства чопорной публики. Так что изображения фей нередко производят впечатление викторианского пин-апа — полногрудые крылатые дамы томно улыбаются зрителям. Совсем иначе образ фей раскрывал Ричард Дойль, дядя писателя. Большой любитель фольклора, он мастерски проиллюстрировал сборник «Сказки народов мира» (1849), а после создал цикл рисунков «В Волшебной Стране — зарисовки из мира эльфов» (1869). Крылатые или бескрылые, но неизменно крошечные и одетые в красные колпачки, фейри на его рисунках устраивают гонки на улитках, играют в прятки вокруг мухомора, разоряют птичьи гнезда. Глядя на забавы этих сорванцов, невозможно сдержать улыбку. Рисовал фей и Чарльз Алтамонт Дойль, отец сэра Артура. Учитывая, что писателя с детства окружали изображения фей — причем именно миниатюрных, со стрекозиными крылышками, точь-в-точь как на фотографиях из Коттингли — стоит ли удивляться, что в зрелом возрасте он бросился на защиту своих любимых существ?

К первой половине XIX века относятся такие знаменитые труды в области фольклора, как собрание сказок братьев Гримм (1812) или «Менестрели шотландских окраин» (1802–1803) Вальтера Скотта, но именно во второй половине столетия начался настоящий бум в области фольклористики. Традициям каждого графства был посвящен как минимум один фольклорный сборник, а то и несколько. В такие сборники входили местные суеверия и приметы, описания календарных праздников, образцы устного народного творчества, заговоры и рецепты народной медицины, сказки и легенды. К концу XIX века относится важнейший проект в области изучения песенного творчества: по другую сторону Атлантики американский фольклорист Френсис Чайлд собрал золотой фонд английских и шотландских баллад, известных в наши дни как «баллады Чайлда». Собирательство фольклора не было мужской прерогативой, в этой области засверкала плеяда женских имен. Леди Джейн Уайльд, мать Оскара Уайльда, накопила огромное количество ирландских суеверий и легенд. Мари Тревельян сохранила для нас валлийские приметы и мельчайшие детали повседневной жизни. Сара Хьюитт издала сборник девонского фольклора.

Довольно часто фольклористы подчеркивали универсальные аспекты английских народных верований. Истоки обычаев из «нетронутых уголков страны» искали в античной мифологии или Ветхом Завете, чтобы тем самым повысить статус первых: после многовековых притеснений, местным суевериям нужны были сильные союзники вроде Библии. Но даже такое покровительство казалось недостаточным для возрождения традиционной культуры. Отсюда атмосфера пессимизма, которая пронизывает комментарии фольклористов к собранному материалу. В качестве образца, рассмотрим хотя бы сборник «Народные сказки Бреффни» (1912) под редакцией Бамптона Ханта. Предисловие начинается с описания старого барда, чья народная мудрость превосходит напускную ученость элиты. Несмотря на свой опыт и знания, бард испытывает чувство отчуждения, поскольку «повальная образованность отняла у него слушателей: мальчишки теперь читают о приключениях на суше и на море, а девочки вздыхают по героям с мраморно-белыми лицами и черными, как уголь, усами». Аргументы, характерные для эпохи Просвещения, перевернуты здесь с ног на голову: уже грамотность предстает в отрицательном свете, в то время как народные верования возводятся на пьедестал. Тем не менее, сам этнограф не представляет, как вернуть фольклору его былую значимость. Пожалуй, единственный способ — это взять на себя функции барда и сохранить для потомков его истории в печатном виде. Но тогда устное народное творчество уже перестанет быть устным, следовательно, утратит значительную долю аутентичности. По иронии судьбы, на последних страницах этого сборника напечатана реклама «новых романов за 6 шиллингов» с такими завлекательными названиями, как «Героиня из бронзы» или «Мужской мир» — вот они, конкуренты старого барда! Есть от чего впасть в отчаяние.

Но далеко не всегда ностальгия по фейри устремлялась в прошлое. «Пришествие фей» Конан Дойля лишний раз подтверждает, что отношение к объекту ностальгии варьировалось от пессимизма до радостного ожидания. Многие из современников Дойля верили, что на смену эпохе бездуховности и рваческого накопления богатств придет новая эра. В ней найдется место любви и волшебству, а фейри станут ее глашатаями. Подобные мнения были распространены в теософской среде. Основными постулатами теософии в том виде, в котором ее преподносила Елена Блаватская, было объединение различных вероисповеданий и создание «универсальной религии», но без догматики и на условиях непосредственного общения с божеством. Фольклористы этого направления синтезировали мистицизм с традиционными английскими верованиями. Более того, они настаивали на реальности фольклорных существ, утверждая, что при соблюдении определенных условий с ними можно наладить контакт.

Мистицизмом увлекался и Артур Конан Дойль, что отчасти объясняет его аргументы в «Пришествии фей». Воспитанный в католической семье, он еще в молодости отказался от религии, но позже проявил интерес к спиритуализму. Это религиозно-философское течение, зародившееся в США в середине XIX века, зиждилось на вере в загробную жизнь и сулило своим адептам возможность общения с духами умерших. Как впоследствии объяснял Конан Дойль, спиритуализм «полностью убирает страх смерти». Работая врачом в Саутси, он читал труды мистиков и оккультистов, посещал спиритические сеансы. В 1893 году он даже вступил в британское Общество психических исследований, организацию, изучавшую потусторонние силы во всем их многообразии. Фактически, то были первые «охотники за привидениями». Хотя поначалу Конан Дойль относился к оккультным практикам с долей скептицизма, череда трагедий в личной жизни сделала из него завзятого спирита. Во время Первой мировой войны погиб его шурин и близкий друг Малькольм Леки, в 1918 году от тяжелого ранения и последовавшей пневмонии скончался его сын Кингсли. Двумя годами ранее умерла его мать. Чтобы вновь услышать дорогие ему голоса, сэр Артур зачастил к медиумам, а его жена Джин, поначалу осуждавшая увлечение мужа, сама начала записывать послания от мертвых. Именно в таком состоянии духа Конан Дойля застали известия о фотографиях фей из Йоркшира. Будучи к тому времени одним из столпов спиритуализма, неутомимым лектором и автором статей и книг о потустороннем, Конан Дойль не мог устоять. После некоторых колебаний и консультаций с фотографами-экспертами, сэр Артур признал подлинность снимков и научно обосновал существование «маленького народца».