Тринадцать полнолуний - Рок Эра (чтение книг TXT) 📗
— Я не мальчик, чтобы бояться тёмной комнаты, в которой под кроватью может оказаться страшилка, хотя не скрою, сознание всё ещё далеко от идеала. — Всё приходит с опытом, мой друг, не смущайтесь. Ну же, подтвердите мои слова, Амалион, а то, сделавшись видимым, вы только и делаете, что молчите и демонстрируете свои таланты. Помниться, вы были гораздо разговорчивее.
— Мне кажется, жестами я показал достаточно доходчивее, чем упражняясь в красноречии, — ангел опять улыбнулся.
— Я не согласен! Говорить — это важно! Моя сестрица, в силу обстоятельств, я не желал вступать с ней в беседы, дабы прийти к соглашению, говорила мне, чтобы стать незаменимым собеседником, душой компании и понравиться любому, даже тому, кто сам не умеет слушать, а лишь перебивает, считая что интересующая его тема— самая важная, достаточно всего четыре слова «действительно, согласен, вот как, ну да, ну да».
— Мне кажется, дорогой учитель, что это знание нам не понадобиться, глядя, как Амалион обходиться даже без этих, ничего не значащих, фраз.
— Знать надо, всегда пригодиться, а то, в других жизнях, столь простую вещь можно и не вспомнить, — покачал головой Юлиан, — пожалуй, нам пора, как вы считаете, Амалион?
Ангел согласно кивнул и оба растаяли в воздухе, так же неожиданно, как и появились.
— Подождите, как же так?! Почему так скоро?!
Гарнидупс был в растерянности от непредсказуемости своих наставников, но голос его раздавался уже в пустой комнате и не было даже намёка, что здесь только что были гости из параллельного мира.
Недосказанность, хотя было сказано так много, и вроде ничего особенного. И душа мечется, словно та бабочка возле огня. Первый раз за всю жизнь Гарнидупсом овладела такая ярость, казалось, он сейчас разорвётся. «Господи! Прости меня за эту злость, иначе я не могу, несовершенен я, как и все другие» думал Гарни, читая молитвенный код, чтобы выйти в астрал. Сгусток обычной человеческой ненависти, ещё более страшный в силу своего дара, метнулся в пространство.
«Вот счастье — слышать его дыхание, чувствовать его горячее тело рядом с собой, неужели теперь так будет всегда? Мне ничего больше ненужно от жизни. Меня просто нет, я растворилась в этом океане блаженства. Меня самой нет, я — это он, он — это я, мы единое целое и никто не в силах разделить нас. Почему Гарни так упорствует и говорит о нём такие странные, глупые вещи? Ну какое он исчадие ада, столько нежности, столько теплоты вряд ли кто-то ещё может дать».
— Дорогая моя, ты загрустила, я сделал что-то не так?
Люциан осторожно высвободил свою руку, на которой лежала голова Альэры и, приподнявшись на локте, посмотрел ей в глаза. — У меня такое чувство, что я знаю тебя тысячу лет, — улыбнулась Альэра, — я будто знаю наверняка, что дорожила нашей любовью, вопреки всему.
— Ты права, моя дорогая Ядвига, наша любовь родилась там, куда простым смертным даже заглядывать страшно.
Словно пелена спала и память рождений хлынула бурным потоком на сознание Альэры. Счастливое лицо обретшей память стало похоже на восковую маску.
— Ну же, чего ты испугалась, любимая, — Люциан откинулся на подушку, — если бы ты знала, сколько я искал тебя, но если говорить о силе бога, то тебя он создал только для того, чтобы ты была моей.
— Но я не смогу стать такое Ядвигой, — Альэра попыталась улыбнуться, чтобы не расстраивать своего возлюбленного.
— А тебе и не надо ничего делать, ты — есть ты, а вместе мы единое целое. Как ты думаешь, почему к тебе попало это янтарное ожерелье с таким странным, но весьма сильным камнем?
— Я уже давно знаю, что эта вещь очень важна для тебя, но не знаю чем, расскажи.
Люциан повернулся на бок и, глядя с обожанием на девушку, дотронулся пальцем до её губ.
— Как ты прекрасна, сколько же я искал тебя. У нас тоже есть свои подсказки и эта вещица стала одной из них. Это длинная история, всколыхнувшая мою память, началась так давно, что и начала не вспомнить.
— Но ведь мы никуда не торопимся, у нас впереди вся жизнь и время для воспоминаний достаточно.
Альэра села на кровати и приготовилась слушать. Но вдруг, за дверью в их комнату, послышался какой-то шорох, а потом, будто кто-то, очень осторожно, не смело постучал, скорее, поскрёбся в створки двери.
— Кто бы там не был, проваливайте и не сметь нас беспокоить в ближайшее время, которое может исчисляться годами, — резким тоном крикнул Люциан, хотя в голосе промелькнули тревожные нотки.
Он резко встал с постели, а Альэра, словно кошка, вцепилась ему в спину и прошептала:
— Не ходи, мне отчего-то страшно.
— Нам некого бояться, милая, мы сами страх, а всё остальное лишь имитация.
Он успел сделать всего пару шагов по направлению к двери, как был сбит с ног сильным вихрем, распахнувшим дверь настежь. Ураган местного масштаба метнулся по комнате, стремительной волной метнулся к кровати. Подхватив Альэру, он поднял её к потолку и, подержав несколько мгновений, бросил вниз. Люциан, едва держась на ногах, нашёл в себе силы и будто дикий зверь в прыжке, на последних секундах успел подхватить девушку на руки, не дав ей упасть на край кровати, об который можно было сломать спину. Накрыв Альэру собой, он закричал, обращаясь, кажется, к этому воздушному потоку:
— Ты опять проиграл!! Убирайся, глупо лютовать, когда нет возможности быть достойным соперником!
Ветер промчался по комнате, круша всё на своём пути и мгновенно стих. Альэра, бледная как мел, дрожала всем телом, передавая эту дрожь и Люциану.
— Не бойся, милая, не бойся, я всегда смогу защитить тебя, — Люциан прижимал девушку к себе, осыпая поцелуями её лицо.
— Ты говорил со сквозняком, словно с живым существом, — запинаясь на каждом слове, пробормотала девушка.
— Он и правда был живой, и вряд ли оставит нас в покое. Но ничего, не долго, — последние слова Люциан произнёс, прищурившись, с явной угрозой. — Молчи, давай не будем говорить сейчас, — попросил он Альэру, обнял покрепче и прижался губами к её виску.
В молчании и раздумьях, они долго лежали, не шевелясь, пока владыка сна не смилостивился над ними, бездна чёрной пустоты взяла опеку над обоими. Каждому из них приснился одинаковый сон, который был больше похож на явь по остроте ощущений. Явь одна на двоих.
Альэры и Люциана, в океане яркого, мягкого и насыщенного света, который не резал глаза, а был похож на водную, тёплую стихию. Они плыли в этом свете, ощущая друг друга и уже ни о чём не заботясь. Вдруг голос, который, казалось, и был этим безмятежным светом, сказал то, что нарушило их спокойное парение:
— Книга вашей земной жизни уже написана, осталось только попрощаться.
— А что будет с нами потом, — голоса двоих слились в один, умоляющий стон.
— Откуда мне знать, я не последняя инстанция, — сказал голоссвет.
Гарнидупс стоял в большой зале, где стол на 49 человек не мог занять даже половину пространства. Огромный камин, удивительной работы, был забит дровами до отказа и слуга уже разжигал его. Каменные атланты с двух сторон, поддерживающие каминную полку, будто подтверждали своим видом значимость огня, начинавшего лизать поленья. Гул от хорошей тяги, разносясь по множеству колодцев в стенах, волновал слух Гарни. «Я чувствую душой его приближение, то, как он взбешён и бессилен от злости. Значит, сегодня и опять так быстро. Почему Они именно так решили? А может не они, но тогда кто? Неужели ничего не зависит от продолжительности жизни? А ты спросил себя — готов ли ты сам или твоя готовность ни кого не интересует? Разве то малое, что я смог понять и испытать достаточно, чтобы двинуться дальше? Я не боюсь, но и спокойным меня назвать нельзя. Почему-то, равнодушие — странно. И при чём тут одно из высказываний Юлиана: „мудрец внимательно слушает, когда глупец говорит без умолку. Всякому дураку рано или поздно повезёт, так распорядилась фортуна. А вот от мудреца она не отходит, ибо он принимает решение, опираясь на опыт и знания, которые ему любезно предоставил глупец“. Если бы я мог именно в данный момент вспомнить всё, что было с моим „Я“ во всех воплощениях, может сейчас, всё бы было по-другому? Но чутьё, эта крохотная частичка меня, говорит, я должен был оказаться и в этом времени и в этой ситуации. Времена не выбирают, в них живут и умирают. Я не жалею, а наоборот, благодарен за то малое, что удалось. Мир, сотворённый господом, живёт по своим законам, малодушие, беспринципность и страх не вызывают сочувствия и понимания. Он помогает не тем, кто плачет, а тем, кто отважно противостоит всем невзгодам. Моя попытка за столь короткий промежуток времени понять глобальность бытия — наивна. Но и за это мне не стыдно, я уважаю свой разум, который жаждит знаний и всячески пытается, по крохам, собирать истину. Полюбил людей, которые были рядом и своими поступками давали мне советы. И я люблю господа и преклоняюсь перед его могуществом».
