Тринадцать полнолуний - Рок Эра (чтение книг TXT) 📗
В гостиной царило оживление. Люциан заливался соловьём, рассказывая о том, как объездил несколько городов, встречался с интересными людьми, но ни слова о том, какова была цель его поездки. Он привёз подарки, «милые безделушки» по его словам каждому, включая самую неприметную горничную. Графиня восхищалась его вниманию.
— Мой дорогой Люциан, я даже представляю, что мой сын мог бы вырасти таким же внимательным и заботливым, как вы, — она промакнула слезу и, обращаясь к вошедшему Гарни, сказала, — посмотрите, какое старинное кольцо. Какой чистоты этот бриллиант! Удивительно! А девочке, посмотрите, какое дивное колье он привёз Альэре!
Гарни повернулся и посмотрел на Альэру, щёки которой пылали багрянцем. Она двумя руками держала колье, в котором в золотые тончайшие гнёздышки были вставлены ярко-красные рубины разного размера. Гарни заметил, как дрожали руки Альэры и на её лице появился сначала испуг, который в скором времени сменился на выражение полного блаженства. Странная метаморфоза её реакции больно задела Гарни и ещё больше удивило то, что сказала Альэра, справившись в волнением в голосе:
— Люциан, боюсь, я не могу принять такой подарок от вас. Посмотрите, мне очень дорого вот эта простенькая безделушка, — она показала рукой на янтарные бусы с чёрным камнем, — я не хочу снимать эти бусы, а рядом с вашим подарком они будут выглядеть несоответственно.
— Да глупости, дорогая моя, стоит ли обращать внимание на правила этикета, носите всё вместе, — рассмеялся Люциан, — сочетание красного, жёлтого и чёрного весьма очаровательно. Гарни, вы согласны со мной?
Гарнидупс не знал что ответить, но Люциан, не дожидаясь слов поддержки, достал из небольшого саквояжа какой-то свёрток и протянул Гарни. — Я о вас тоже не забыл, держите, это вам, надеюсь мой выбор придётся и вам по вкусу.
«Прямо день подарков, что-то принесёт мне этот» подумал Гарни, взял увесистый свёрток и кивнул головой:
— Премного благодарен, надеюсь, что скоро смогу ответить вам тем же.
— Да бросьте, старина, разве между хорошими знакомыми могут быть обязательства, — Люциан похлопал Гарни по плечу, — поверьте, мой подарок от чистого сердца и не требует неприменной отплаты. Графиня, душа моя, я чертовски голоден, как в старые добрые времена, не угостите ли меня обедом?
— Ах боже мой, я совсем выжила из ума, — графиня замахала руками, — молодым организмам нужно питание, а я только сижу и любуюсь молодостью, радостью и счастьем. Прошу, прошу к столу, господа.
Выбровская взяла Люциана под руку и они, что-то тихо обсуждая, двинулись в столовую. Альэра подошла к Гарни и прошептала:
— Мне надо кое-что рассказать тебе позже.
После обеда все вышли в сад, в беседку. Гарни заметил, Люциан почти не отходил от Альэры, читал стихи, рассказывал какие-то истории, чем вызывал звонкий смех девушки. Графиня, раскрасневшись от бокала выпитого за обедом вина, привезённого Люцианом, задавала ему вопросы. Люциана хватало на всех.
А Гарни, почему-то чувствовал себя лишним. Его удивительно неприятно раздражала осведомлённость Люциана практически во всём, детская непосредственность графини, выражение полного счастья на лице Альэры. «Почему я чувствую себя таким одиноким? Что это? За это время мы с Альэрой отдалились друг от друга, в наших отношениях появляется холодность и отчуждённость. Почему её так тянет к Люциану? Неужели банальная смена обстановки? Такое впечатление, что они когда-то знали друг друга и очень хорошо, только близкие души могут так быстро найти общий язык. Но это нонсенс, ну почему же, ты сам себе противоречишь? Разве только если ты ревнуешь? Глупость, я вспомнил любовь к Виоле и теперь точно знаю, что наши отношения с Альэрой назвать „любовью“ нельзя. Какая-то щемящая тоска в области сердца, чувство скорых перемен и по ощущению они вряд ли будут приятными. Мне надо сосредоточится и всё обдумать» решил Гарни и стараясь не привлекать внимания, пошёл по аллее.
Гарнидупс брёл по извилистой улочке, дорога всё время была в гору. В мыслях он был далеко от этого города, от людей, окружавших его. Раздумья о сплетениях судеб остались позади и сейчас были только две мысли «Что дальше? Для чего всё это?». Машинально замечая приметы улицы — большие дома, торговые лавки, мощные старые деревья, закрывающие своей пышной кроной прямой солнечный свет. Всё было странно знакомо и навевало грусть. Где-то в глубине души было чувство, что именно это время года было когда-то давно связано с ним. По наитию, он знал — эта улочка выведет его на окраину города, где на большом пустыре находилось старое кладбище. На нём хоронили людей из высшего сословия, в родовых склепах. По правой стороне стоит большая часовня, а за ней находится то, что сейчас ему неприменно нужно было увидеть именно сейчас. «А из какой жизни я вынес это знание? Наверно всё-таки из той, когда я был Генри. Слишком свежо это воспоминание. Скорее всего, именно этой дорогой Виола и Юлиан везли мои останки к этому кладбищу, а душа была рядом, поэтому всё так чётко запомнила. Но если было не одно рождение, то сколько мест она ещё может вспомнить? Посмотрю, куда приведёт меня моё сердце».
Сзади послышался шум экипажа. Гарни отошёл в сторону, давая дорогу траурной процессии. Когда карета провожавших поравнялась с Гарни, из её окна выглянул пожилой мужчина, приподнял свой котелок и кивнул головой здороваясь Мужчина был незнакомым, но Гарни ответил на приветствие. Длинная процессия скрылась за холмом. Время раздумий прошло и теперь Гарни уверенно знал, что хочет увидеть и услышать.
Его взору престало большое кладбище. Величие, покой и изысканная красота скульптур властвова ла в этом царстве мёртвых. «Сколько пышной красоты в городе мёртвых, ненужная помпезность бренным останкам, хотя здесь, как нигде в другом месте тихо, покойно и уютно» с горечью подумал Гарни. Он прошёл по широкой дорожке среди памятников, читая надписи, которые ни о чём ему не говорили. Поэтический слог эпитафий, даты рождения и смерти говорили о далёких временах. Дойдя до часовни, он постоял и послушал, как лёгкий ветерок, как бессменный звонарь, отдавался в звонком, маленьком колоколе. «Вот там, третий склеп именно то, что мне нужно посетить» с потрясающей уверенностью понял Гарни. Стены последнего пристанища покойного, имени которого он даже предположить не мог, выстроенные из камня, за долгое время приобрели серозелёный цвет от мха. Ни скульптур, ни надписей, дающих объяснение кому принадлежит сей приют не было. Только в верху, каким-то чудом подвешенный, каменный шар, напоминавший глобус, а на нём — высеченный знак, даже не знак, а какой-то иероглиф. «Интересно, почему не распятье?» подумал Гарни и тут, по всему телу пробежала дрожь. Он вспомнил, в той далёкой «жизни Генри», он видел такой маленький шарик с таким же знаком у Юлиана. Доктор Баровский сказал тогда, что это одно из немногих рукотворных произведений, которое навевает на него мысли о бесконечном круговороте жизни. «Люди далёкого прошлого и далёкого будущего преклонялись этому знаку, как символу, обозначающему „Вечность“. Какими мыслями живёт человек от рождения и с ками умирает — в нём включено всё» размышлял доктор.
Гарни потянул железный штырь, закрывающий вход в склеп. Дубовая дверь довольно легко отворилась и Гарни зашёл внутрь. Повеяло холодом и сыростью. Широкие, пологие ступени вели вниз. Гарни насчитал их девять штук. На трёх стенах склепа были высечено по три окна, что тоже составляло пресловутую девятку. Именно эти небольшие окна из разноцветного стекла давали призрачный, не яркий свет, который освещал самую середину склепа. Здесь и стояли четыре каменных гробницы с массивными какменными крышками. «Трудно будет их отдвинуть, о господи прости, а зачем? Ведь вот всё написано» опомнился Гарни и смутился своим неприличным мыслям.
Подойдя к гробницам, он рукой стёр толстый слой пыли и, прочитав первую строчку, высеченную прямо на камне, невольно отшатнулся. «Герцог Всеволод Яровский, полковник в отставке». Он метнулся к другим гробницам, стирая пыль. «Герцог Генри Яровский», «Герцогиня Виола Яровская», «Баровский Юлиан». Если фамилии и имена были чётко видны, то над датами время сильно постаралось. Как ни вглядывался Гарни в цифры, так и не смог прочитать их. «Странно, словно кто-то специально высекал даты слегка или нарочно затёр их каким-то инструментом» с досадой подумал Гарни. В душе стало так тоскливо, досада сменилась болью и обидой. «Если бы я тогда послушался предострежения Юлиана, тогда можно было бы изменить будущее, ведь оно никому не принадлежит. Мы сами властвуем над ним и 40–50 лет той далёкой жизни мне бы не помешали. Долг, цель, борьба, перевоплащение, избранность. Но как хотелось тому Генри простой, земной любви. Вырастить сына, да ни одного, а в дочурке я бы просто души не чаял. Сколько можно было провести времени в душевных беседах с добрым другом и учителем. Господи, прости меня за несбывшиеся мечты».
