Путешествие в Икстлан - Кастанеда Карлос Сезар Арана (мир книг TXT) 📗
Внезапно дон Хуан со всех ног бросился ко мне, схватил за руку и волоком оттащил меня по земле метров на пять от того места, где я сидел. Он помог мне встать на ноги и отер пот со своего лба. Я заметил, что на этом действии он выдохся чуть ли не до последнего предела. Он похлопал меня по спине и сказал, что я выбрал плохое место и что ему пришлось в спешном порядке спасать меня, пока оно не сожрало все мои чувства. Я рассмеялся. Образ дона Хуана, бросающегося вызволять меня из «проклятого места», выглядел довольно занятно. Он несся так, словно ему было двадцать лет. Ступнями он словно цеплялся за мягкую красноватую пыль пустыни, как будто собирался с ходу через меня перемахнуть. Все произошло почти мгновенно: только что дон Хуан смеялся надо мной, а буквально через секунду-другую уже волок меня за руку по земле.
Немного погодя он велел мне снова попытаться найти подходящее место. Мы шли не останавливаясь, но, как я ни старался, что-либо заметить или «почувствовать» мне не удавалось. Наверное, у меня получилось бы, если бы я сильнее расслабился. Но злиться на него я, тем не менее, перестал. В конце концов он указал на группу камней, мы подошли к ним и сделали привал.
– Не расстраивайся, – сказал дон Хуан. – На то, чтобы как следует натренировать глаза, требуется немало времени.
Я ничего не сказал. Мне и в голову не приходило расстраиваться из-за того, чего я совершенно не понимал. Тем не менее я не мог не признать, что с тех пор, как мы с доном Хуаном познакомились и я начал к нему приезжать, я уже трижды приходил в неистовство и накручивал себя чуть ли не до болезненного состояния, когда сидел на тех местах, которые дон Хуан называл плохими.
– Весь фокус в том, чтобы научиться чувствовать глазами, – объяснил дон Хуан. – Ты не знаешь, что именно чувствовать, и в этом твоя проблема. Но с практикой это придет.
– Может быть, ты расскажешь мне, что я должен чувствовать? – спросил я.
– Это невозможно.
– Почему?
– Никто не может тебе сказать, что в этом случае человек чувствует. Это – не тепло, не свет, не сверкание, не цвет… Это ни на что не похоже.
– И ты не можешь этого описать?
– Нет. Я могу только обучить тебя техническим приемам. Когда ты научишься разделять изображения и воспринимать все в раздвоенном виде, ты должен будешь сосредоточить внимание на пространстве между двумя этими изображениями. Любое заслуживающее внимания изменение произойдет именно в этой области.
– Об изменениях какого типа ты говоришь?
– Это не важно. Важно ощущение, которое у тебя при этом возникнет. Сегодня ты увидел сверкание, но это ничего не значило, потому что отсутствовало ощущение. Что и как ощущать, я тебе объяснить не могу. Ты должен узнать это сам.
Некоторое время мы молча отдыхали. Дон Хуан лежал, прикрыв лицо шляпой, и не двигался, как будто спал. Я полностью погрузился в свои записи. Вдруг он сделал резкое движение. От неожиданности я вздрогнул. Дон Хуан рывком сел и, нахмурившись, повернулся ко мне:
– Ты обладаешь склонностью к охоте. Охота – именно то, чему тебя следует учить. Так что мы больше не будем говорить о растениях.
Он на секунду выдвинул челюсть, а потом бесстрастно добавил:
– Впрочем, этим, как мне кажется, мы никогда и не занимались, верно?
И засмеялся.
Остаток дня мы бродили по чапаралю, и дон Хуан невероятно подробно и обстоятельно рассказывал мне о гремучих змеях. Где они гнездятся, как двигаются, каковы их сезонные повадки, их уловки и прочее. В конце концов он поймал и убил большую змею. Он отрезал ей голову, вычистил внутренности, содрал кожу и поджарил мясо на костре. Наблюдение за всем этим доставило мне истинное удовольствие, потому что действовал дон Хуан мастерски и каждое движение его было точным и грациозным. Я зачарованно следил за ним и слушал все, что он говорил. Сосредоточение мое было настолько полным, что весь остальной мир практически перестал для меня существовать.
Змеиное мясо пришлось съесть, и это довольно грубо вернуло меня в обычный мир. Когда я начал жевать первый кусочек, меня затошнило. Объективных причин не было никаких, так как мясо оказалось прекрасным, но я ничего не мог поделать, словно мой желудок был сам по себе и от меня никак не зависел. Глотать мне удавалось лишь с огромным трудом. Я думал, что дона Хуана от смеха хватит сердечный приступ.
Потом мы присели отдохнуть в тени каких-то камней. Я начал обрабатывать свои заметки и по их количеству понял, насколько громадным объемом информации о гремучих змеях снабдил меня дон Хуан.
– К тебе вернулся дух охотника, – неожиданно произнес дон Хуан с очень серьезным выражением лица. – Теперь ты попался.
– Прошу прощения?..
Я хотел, чтобы он развил свое утверждение относительно того, что я попался, но он только засмеялся и повторил его.
– На чем я попался? – не унимался я.
– Охотники всегда будут охотиться, – сказал он. – Я и сам охотник.
– Ты хочешь сказать, что охотишься для того, чтобы жить?
– Я охочусь, чтобы жить. Я могу жить где угодно на земле.
Дон Хуан движением головы обвел все вокруг.
– Чтобы быть охотником, надо очень много знать, – продолжал он. – Это означает, что человек может смотреть на вещи с разных сторон. Чтобы быть охотником, необходимо находиться в совершенном равновесии со всем-всем в мире. Без этого охота превращается в бессмысленное занятие. Сегодня, например, мы добыли змейку. Мне пришлось извиниться перед ней за то, что я оборвал ее жизнь так внезапно и так окончательно. Я сделал это, зная, что моя собственная жизнь будет оборвана точно так же внезапно и окончательно. Так что в конечном счете мы и змеи равны. Одна из них нас сегодня накормила.
– Я никогда не находился в таком равновесии, когда охотился, – сказал я.
– Неправда. Ты не просто убивал животных. И ты, и вся твоя семья ели дичь.
Он говорил с такой убежденностью, словно видел это собственными глазами. И, разумеется, был прав. Были времена, когда вся семья питалась мясом, которое мне удавалось добыть на охоте.
После минутного колебания я спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Есть вещи, которые я просто знаю. Но не могу сказать откуда.
Я рассказал, как мои тети и дяди совершенно серьезно именовали «фазанами» всех птиц, которых я приносил.
Дон Хуан сказал, что вполне может себе представить, как они говорят на скворца «маленький фазанчик», и очень смешно изобразил, как кто-то из них жует птичку. Следя за неподражаемыми движениями его челюстей, я буквально ощущал, что во рту у него – птичка, которую он жует прямо с костями.
– Я в самом деле думаю, что у тебя есть способность к охоте, – сказал дон Хуан, уставившись на меня. – Мы начали не с того конца. Возможно, ты захочешь изменить свой образ жизни для того, чтобы стать охотником.
Он напомнил мне, что я не только без особого труда понял, что в мире есть благоприятные и неблагоприятные места, но еще и обнаружил соответствующие им цвета.
– Все это говорит о том, что у тебя есть склонность к охоте, – объявил он. – Далеко не каждый способен одновременно определить и то и другое.
«Стать охотником» звучало заманчиво и романтично, но, с моей точки зрения, это было абсурдным, потому что охота лично меня ни в коей мере не интересовала. Я сказал ему об этом.
– Вовсе не обязательно, чтобы охота тебя интересовала или нравилась тебе, – сказал он. – Ты обладаешь естественной склонностью. Я думаю, что настоящие охотники никогда не любят охотиться. Они просто хорошо это делают, вот и все.
У меня возникло ощущение, что дон Хуан готов спорить по любому вопросу и способен переспорить кого угодно. Но он утверждал, что вообще не любит разговаривать.
– Это – как охота, – сказал он. – Мне вовсе ни к чему любить разговаривать. Просто у меня есть способности к тому, чтобы говорить, и я делаю это хорошо. Вот и все.
Гибкость его ума произвела на меня впечатление.
– Охотник должен быть очень твердым, – продолжил дон Хуан. – Он практически ничего не предоставляет случаю. Все время я пытаюсь убедить тебя в том, что ты должен изменить свой образ жизни. Но до сих пор все попытки оказывались безуспешными. Тебе не за что было ухватиться. Теперь ситуация изменилась. Я вернул тебе твой старый охотничий дух. Может быть, он поможет тебе измениться.
