Хроники Потусторонья: Проект (СИ) - Хомутинников Юлиан "sirrum" (бесплатные серии книг txt) 📗
И что это такое? Кровь? Что там висит, на стене? Кто там висит? Словно живое распятие: ладони пробиты двумя здоровенными гвоздями. Под тяжестью тела руки натянулись: на локтях полопалась и разорвалась кожа, а где-то и плоть, оставив страшные, рваные, беспрестанно кровоточащие раны. Русоволосая голова бессильно свесилась на грудь. Худое тело, всё в ссадинах и синяках от ударов, иссечённое — чем? Кнутом? Кровь сочится из ран, струйками стекая на худые бёдра, а потом по тощим, как щепки, ногам — вниз, к ступням. А здесь — ещё два гвоздя. Хорошие гвозди, автоматически подумал сержант, «трёхсотка»…
С оглушительным грохотом разбилась о бетонный пол капля крови, сорвавшись с одного из гвоздей, вбитых юноше в стопы.
И тогда сержант, опомнившись, закричал. Потом, видимо, в целях экономии энергии, тяжко бухнулся в обморок и более не шевелился. А распятый висел на стене «одиночки», не подавая признаков жизни…
…Незримо стоявший в самом тёмном углу камеры Валентин задумчиво поглядел на грузную тушу, безжизненно лежавшую на полу.
Вот, значит, как оно было.
Однако медлить нельзя. Проход открыт — но ведь сержант может прийти в себя. Да и иллюзия долго не провисит: всё-таки это не Миролюдье, это чужая иллюзия, и кто знает, как она отреагирует на подобное изменение сценария.
Ведь и дверь-то — вот она! Правда, злополучный страж порядка упал аккурат в проёме, а тушка его, по самым скромным оценкам, весит никак не менее ста килограмм. Будь Валя человеком, он бы этакого кабана в жизни с места не сдвинул — стати не те. Но теперь-то, снова вспомнил он Германа Сергеича, теперь-то я Дух! А значит, любой вес для меня не проблема!
Парень аккуратно взял сержанта под руки и уже было собрался оттащить в сторонку, когда вдруг услышал чьи-то шаги по коридору.
Но кто это может быть? Второй дежурный? Или…
Мерно жужжат под потолком длинные тусклые лампы. Грязный линолеум, засаленные стены. Слепая кишка коридора, и спрятаться негде; а где-то там, за поворотом, притаился неведомый гость. Если помнить о том, что это иллюзия, — кем он может быть?
Шаги приближаются. Валя аккуратно укладывает сержанта на койку и прячется за выступом стены, прикрыв дверь. Может, не заметит?
Пришелец надсадно кашляет, подходя к камере. Вот сейчас. Сейчас. А, чёрт! Там же ключи в замке остались! Он же их увидит! А значит, наверняка почует неладное.
Да. Кажется, догадался. Что теперь?
Пришелец досадливо цыкает и распахивает дверь. Дыхание перехватывает. А он запускает руку во тьму камеры и, нашарив-таки выключатель, зажигает неожиданно яркий, слепящий свет. Валя жмурится, вжавшись в угол, и в тот же момент слышит голос:
— Ну нифига себе инсталляция. Да уж, воистину лучше один раз увидеть, чем перечитывать описание в газете. Впечатляет. И ты подумай: как живой. В смысле, как мёртвый… Эй, Валька! Ты чего туда забился? Думаешь, я тебя не вижу?
Валентин разлепляет веки и видит высокую, статную фигуру. Чёрные с проседью волосы увязаны в хвост…
— Герман Сергеич?!
Кастальский добродушно рассмеялся:
— А ты кого-то другого ждал? Ты чего, Валёк? Я тебя жду, жду, а тебя всё нет и нет. Что у тебя тут не склеилось, что не по плану пошло? Рассказывай. Иллюзию, я вижу, ты сделал, Ванюхина до обморока довёл, — молодцом. Но сам-то почему до сих пор тут?
— В к-каком смысле, Герман Сергеич?..
Левая бровь психолога удивлённо поползла вверх.
— Валентин Иосифович, родной, тебе что, память отшибло? У нас там вообще-то бой идёт. Забыл? Один ты до сих пор в иллюзии отдыхаешь. Нехорошо, Валя. Давай, идём отсюда.
— Да я… (это не может быть Кастальский) …я с радостью! (это совершенно точно не может быть Кастальский!) …Я, вот, этого… как там его, в сторонку оттащить хотел, чтобы дверь освободить!
Психолог глянул на сержанта, мирно почивающего по соседству с распятым, и нехорошо улыбнулся:
— Ну да. Всё равно он мне никогда не нравился. Но, Валь, тут одна штука: через дверь не выйти.
— Но Смерть сказала…
— Смерть? — удивился Кастальский. — Здесь была Смерть? Да ну, гонишь. Не могла она здесь быть, Валя. Не мог-ла. Скорее всего, это была часть иллюзии.
— Но она сказала, что любые изображения смерти в Мирах — её юрисдикция, её копирайт… И вообще: зачем бы Искажённому являться мне в образе Смерти, да ещё и рассказывать о том, что всё это — его же, Искажённого, иллюзия?! Нелогично же!
— Нелогично, да. Но в той иллюзии, где оказался я, например, он был весьма откровенен. Он вообще довольно незадачливый, этот Искажённый. Тот Дух, который жаждал мщения — Дзиттарен его звали, — так вот, он утверждал, что он нам не враг. Что настоящий Враг — это тот, второй. «Неназываемый». Вот он — олицетворение самой ненависти, и именно он хочет уничтожить Исток. Дзиттарен убеждал меня, что совсем не хотел этого.
— Значит, вам удалось выйти из иллюзии?.. Так просто?
— А ты не усложняй. Да, удалось. Он мне так и сказал: ты, мол, можешь выйти. Вопрос в том, захочешь ли ты выходишь… Потому что я мог попасть не в Потусторонье, а в другой сегмент иллюзии, в очередной морок. Помнишь Межмирье? Я думаю, оно устроено схоже, просто Искажённый — со знаком «минус», а оно — наоборот, со знаком «плюс». Как-то так…
— Тогда почему через дверь не выйти? (Где здесь подвох?)
— Я же сказал: за дверью может оказаться совсем не то, что ты ожидаешь увидеть. Ты меня что, не слушаешь? Чтобы выйти из иллюзии, её нужно решить, — назовём это так. В каждой иллюзии заключена проблема; решая эту проблему, ты решаешь иллюзию, и она перестаёт существовать. Вуаля!
Психолог похлопал по карманам:
— Курить охота ужасно. Интересно, у Ванюхина нет? Хоть убей не помню, курил он, или не курил…
— А какая здесь может быть проблема?
— Ась? — Кастальский, наконец, отыскал в кармане мятую пачку «Явы» и, вхолостую чиркнув пару раз колёсиком старой, потёртой «Зиппо», прикурил: — Чего-чего проблема?
— Я говорю: в чём может заключаться проблема, — спокойно спросил Валя, хотя ответ на свой вопрос он, конечно, уже знал.
Кастальский пожал плечами:
— Да мне-то откуда знать? Это же твоя иллюзия, Валёк! Не моя.
— А у вас что было?
— Афган, Валь. Тадж-бек, дворец Амина. Там… много неприятного случилось.
— А в чём была ваша проблема, Герман Сергеевич?
— В одном типе. Был там такой майор Коростелёв. Гад из гадов, если честно. Так вышло, что я из-за него ребёнка убил тогда, в семьдесят девятом. А мне за это ещё и орден хотели дать. Гады. Ненавидел я их, а больше всего — того майора. Так что решением проблемы было совершить убийство — но на этот раз убить не мальчишку, а этого самого Коростелёва. Ну, я и убил.
— И иллюзия рассеялась?
— Рассеялась, Валя, рассеялась. Вот и тебе нужно найти решение проблемы, а сначала — саму проблему. Честно говоря, мне казалось, что здесь ты уже всё решил, — Кастальский кивнул на распятого. — Но если ты до сих пор тут, значит, это не решение. Значит, надо искать дальше.
Валентин улыбнулся:
