Пока мы не встретимся вновь - Крэнц Джудит (читаемые книги читать .txt) 📗
Дельфина радовалась, что у нее снова есть работа. Теперь она была так занята, что, слава Богу, у нее не оставалось времени думать ни о чем. В очень популярной серии Дельфина играла героиню по имени Мила-Малу, верную помощницу инспектора Уэнса, роль которого исполнял знаменитый Пьер Френе. Дельфина, никогда в жизни не завидовавшая ни одной женщине, завидовала сумасбродной, легкомысленной, кокетливой Миле-Малу. Она напоминала Дельфине самое себя три года назад.
Когда отборный танковый корпус, в котором служил Бруно, после заключения перемирия был расформирован, молодой человек сразу же вернулся в Париж. Его не тревожило, что война может возобновиться. Проблема состояла в том, как подготовить себе максимально приятное будущее под властью «тысячелетнего рейха». «Конечно, по-настоящему умный человек, — думал он, — человек, не боявшийся умереть со скуки, уже давно осел бы в Швейцарии, но какой смысл жалеть теперь об упущенных возможностях! Банк братьев Дювивье работы не возобновлял, а во всеобщей неразберихе, последовавшей за перемирием, вряд ли у какого-нибудь частного банка было будущее. Что же делать здравомыслящему французу в таких обстоятельствах? — спрашивал себя Бруно. — Где, с точки зрения каждого француза и каждой француженки, лучше жить во время всей этой политической смуты? Где найти тихую гавань, где можно переждать, пока все уляжется и вернется к нормальной жизни? На семейной ферме, если она есть, или в фамильном замке. Земля. Вот что имеет непреходящую ценность», — думал он, направляясь в Шампань.
К моменту появления Бруно в Вальмоне оккупационные власти уже назначили «фюрера» Шампани, герра Клаебиша, представителя известной винодельческой семьи из Рейнской области. Когда виконт Жан-Люк де Лансель сказал своему внуку, что резиденция Клаебиша в Реймсе потребовала, чтобы каждую неделю германским войскам поставлялось из провинции триста-четыреста тысяч бутылок шампанского, Бруно только пожал плечами. «Этого следовало ожидать, — подумал он. — Значит, немцы делают ставку на то, чтобы население Шампани продолжало заниматься своим делом, а хозяева виноградников не прекращали работы». Он решил узнать все, что можно, об этом деле, которое раньше никогда его не интересовало. «Войны, — думал Бруно, постигая тонкости виноградарства, — должны приносить и пользу, а не только вред».
За год Бруно, не забывавший о том, что самый крупный его заказчик — вермахт, почти овладел искусством производства шампанского. Он неусыпно контролировал виноградники Ланселей, объезжая их верхом на лошади, для которой никогда не жалел фуража. Сам он, как и предвидел, тоже не голодал. Еще до вторжения, которое произошло в мае, Аннет де Лансель, памятуя о первой мировой войне, распорядилась посадить огород на месте цветника, а нескольким старым слугам поручила заняться разведением кур, кроликов и свиней. Всю эту живность, а также быка и нескольких коров, держали в постройках, которые находились в небольшом лесу, как и замок, принадлежавшем Ланселям. Обитатели Вальмона с усердием занялись всем этим, хорошо зная, что виконтесса не даст им умереть с голоду, хотя не могли рассчитывать на прежние довоенные пиры.
Бесценный триумвират братьев Мартэн, виноделов Жана-Люка, не подлежал призыву на военную службу по возрасту. Поскольку они были незаменимы, им разрешили остаться в Шампани. Многие из высококвалифицированных специалистов, которые попали в плен, когда вражеские войска вторглись во Францию, и теперь работали в Германии, дважды в год направлялись домой для неотложных работ на виноградниках. В марте они делали обычную работу, а в сентябре собирали урожай. Тем не менее Ланселям не хватало рабочих рук, и на полях, как и во времена прошлой мировой войны, приходилось работать женщинам, детям и старикам. Под неусыпным вниманием Бруно крестьяне, преданные Ланселям и верные долгу, поддерживали виноградники на высокопродуктивном уровне. С началом войны старый виконт как-то сразу одряхлел. Все видели в Бруно наследника и преемника виконта и не донимали старика вопросами.
Зачем же, рассуждал Бруно, совершая верхом на лошади очередную инспекцию, думать обо всех немцах, как о монолите? Человеческая природа, несомненно, сформировала победителей не меньше, чем богатых людей Парижа, в чем он убедился, попав в банковский мир.
Обстоятельства сложились так, что его личные средства девальвировались; титул и фамилия уже не гарантировали уважения; социальные связи не перерастали в деловые.
Разве нельзя допустить, что среди завоевателей найдутся люди, способные оценить того, кто относится к ним без тайной враждебности, в отличие от большей части населения? Конечно, чрезмерная любезность со стороны Ланселей или любого другого француза может показаться подозрительной, но все же… простая любезность — первый шаг к тому, чтобы открыть новые возможности. Должны же быть какие-то возможности, говорил он себе, которые со временем прояснятся. Они всегда открываются тому, кто готов к ним — что в военное время, что в мирное. А теперь, в этот период перемирия, в это смутное время, должно быть больше возможностей, чем обычно. Франция проиграла войну, а Бруно не желал упускать шанс.
Из резиденции «фюрера» Шампани регулярно наведывались инспектора в блестящих черных «ситроенах» и в высоких, начищенных до блеска сапогах, следя за тем, как выполняются их заказы. Могущественные Люфтваффе и флот требовали, чтобы шампанское всегда поставлялось им в первую очередь, и за хитрыми жителями Шампани надо было приглядывать. Поэтому инспекторами, как правило, назначали людей, имевших отношение к виноделию. Конечно, имело смысл посылать людей, способных отличить кисть заботливо выращенного винограда сорта «Пино Менье» от турнепса.
Как проявить любезность к оккупанту, размышлял Бруно, чтобы она не казалась раболепием? Вряд ли можно пригласить человека отведать самое отменное вино, если оно и так ему принадлежит. Можно быть вежливым, да, но недостаточная вежливость может стоить вам жизни.
Но разве нельзя, не вызывая подозрений, попросить совета у опытных виноделов, особенно если вы не житель Шампани, не местный уроженец? А спросив совета, легко сделать вид, что вы доверяете свои личные проблемы если не другу — нет, только не это, — то равному себе. «Есть ли люди, — спрашивал себя Бруно, глядя во время бритья на свое лицо, располагающее к доверию, — которые не любят давать советы? Есть ли люди, которые не испытывают втайне удовольствия, давая совет аристократу, пусть и поверженному?»
Очень скоро почти все в резиденции «фюрера» Шампани в Реймсе знали, что молодой Лансель из Вальмона по понятным причинам несведущ в основных вопросах виноделия. Как объяснял Бруно инспекторам, сопровождая их, ему пришлось заняться винодельческим бизнесом лишь потому, что его дед слишком стар для этого и, уж конечно, слишком стар, чтобы, как он, верхом объезжать виноградники.
Парижский банкир застрял здесь. Никто, безусловно, не испытывал к нему жалости, потому что все немцы и сами застряли в Шампани. Но с ним, по крайней мере, было проще иметь дело, чем со многими остальными. Он спрашивал у них советов, когда в них нуждался, а это бывало частенько, и не гнушался пользоваться ими. Будь таких, как Лансель, побольше среди французов, немцам это облегчило бы задачу. Их угнетало, что они оторваны от дома и семей, что получают проклятые бумажки из Берлина с требованиями обеспечить поставки вина, что большинство населения Реймса и Эперне упорно их игнорирует.
Бруно де Лансель не относился ни к одному из инспекторов как к оккупанту и не проявлял никаких признаков высокомерия. При этом ни одни француз, при всем желании, не понял бы тактики Бруно. Она проявлялась в почти неуловимых оттенках, в интонациях, в простодушном взгляде, невинных шутках, в легких намеках на то, что все — дети Господа. Словом, Бруно вел себя с той же врожденной любезностью, с какой не так давно зарабатывал комиссионные в банке.
Через несколько месяцев после прибытия в Вальмон Бруно получил аусвайс — удостоверение личности, которое давало ему возможность ездить в Париж. Получить разрешение на такую поездку ему оказалось совсем не сложно. Как бывший житель столицы, он объяснил это необходимостью проверить, все ли в порядке в его парижском доме.
