Исповедь любовницы Сталина - Гендлин Леонард Евгеньевич (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Проклятых цыган за решетку! Вырывать зубы проституткам, бить плетьями, на женщин напустить голодных урок, потом всех в концлагерь.
Чтобы развеселить обидчивого вождя, в зал пригласили балерин. Некоторых девочек, воспитанниц старших классов хореографического училища, я знала.
Чиаурели жадными глазами впился в 16-летнюю крепконогую блондинку. Перехватив его взгляд, Л. П., улыбаясь, сказал:
— Миша, давай бросим жребий, кто первый?
Чиаурели согласился. В увесистом, волосатом кулаке он зажал спичку. Надо было отгадать, в какой руке она находится. Раздался победный рык! Берия выиграл пари.
— Предстоит самое трудное: уговорить красавицу, — сказал Чиаурели.
Л. П. подозвал девочку.
— Как тебя зовут, красотка?
— Маша Радина.
— Где ты живешь?
— В общежитии.
— А что будет, если через неделю ты переедешь в собственную 2-комнатную, со всеми удобствами квартиру?
— Тогда я вас расцелую.
— Ты умеешь целоваться?
Девушка покраснела, краска до ушей залила ее лицо, от этого она стала еще прекрасней.
— Если ударилась в краску, значит, говоришь правду. Нам придется тебя проверить! — допытывался Берия.
Застенчивая Маша не растерялась:
— Квартиры еще нет, а целоваться хотите авансом?
Берия, Чиаурели, Кикнадзе громко рассмеялись.
— Подготовьте письмо на имя председателя Московского Совета, — сказал Л. П. Давиду, — чтобы в течение недели Машеньке Радиной подыскали квартиру и установили телефон из нашего резерва.
Девушка подлетела к Берии, лебедиными руками обвила его бычью шею, сочными спелыми губами долгим призывным поцелуем зажала ему рот. Потом она сказала:
— Я надеюсь, что вы, Л. П., говорите правду?
К 20-летию Октябрьской революции Большой театр подготовил оперу Вано Мурадели «Великая дружба», действие которой происходит на Северном Кавказе в 1919 году. Она повествует о деяниях героя Гражданской войны Серго Орджоникидзе. Это он, народный комиссар тяжелой промышленности, застрелился в своей московской квартире 18 февраля 1937 г. Товарищ Серго, лучший друг И. В., понимал, что над его головой давно уже сгущаются тучи. На другой день после самоубийства Ежов с ордером на обыск и с запасным револьвером для Орджоникидзе ворвался в квартиру мертвого наркома.
В духовке газовой плиты Серго оставил записку: «Сталину больше нельзя верить. Он задушит большевистскую партию. Этот человек без совести и чести. Ленин умер не своей смертью. Если Сталина не уберете — Россия погибнет. Он потопит ее в реках крови. Серго О. 18.11.1937 г. Москва».
Мне рассказали, что «огнем и мечом» прошел «железный комиссар» товарищ Серго по Северному Кавказу, Армении, Азербайджану. После бандитских набегов он оставлял сожженные дома, плачущих вдов, несчастных, голодных сирот. Серго Орджоникидзе истребил целые деревни и села. Недаром старики называют Осетию Страной вечных слез. До сих пор мы помним человека, который умел сражаться с детьми и женщинами. Имени его наша страна никогда не забудет. Мы прокляли весь его ничтожный род.
Когда я сказала своему товарищу, осетину, что Орджоникидзе застрелился, мой собеседник, известный артист, у которого вся грудь в орденах, мудро заметил:
— Он правильно сделал, что добровольно наложил на себя руки. В этом поступке есть глубокий смысл. Когда наш родной город Владикавказ переименовали в Орджоникидзе, целую неделю люди отказывались выходить на работу. Со всего Кавказа стягивались войска. Трудно было устоять против вооруженной силы…
Опера произвела гнетущее впечатление. После первого акта зал оказался наполовину пустым. Сталин по-ручил Жданову подготовить очередное постановление.
На два концерта выехала в Псков. На такси поехала в Печорский монастырь. Я опоздала, умер мой друг монах Нафанаил. Услужливые монахи показали его могилку с простым деревянным крестом. Пригласила священника прочитать молитву за упокой души Великого Человека. За услуги щедро одарила монахов, оставила им деньги на памятник.
Все знают, что в концертах оперным певцам не полагается говорить и тем более произносить никем не утвержденные речи. Я самовольно нарушила эту традицию. Подойдя к освещенной рампе, сказала:
— Мои концерты в Пскове посвящаю светлой памяти моего названного брата Нафанаила…
Меня вызвал на беседу тучный, одутловатый астматик Жданов. Брызгая слюной, он злобно проговорил:
— Вы, товарищ Давыдова, нарушили каноны порядочности. Кто вам разрешил говорить со сцены про какого-то грязного монаха Нафанаила? Да еще называть его братом? За такую самодеятельность придется вас строго предупредить!
— Андрей Александрович, монах Нафанаил — один из самых чистых и светлых людей России. И даже вам я не позволю оскорблять его память.
Разозлившись, Жданов закашлялся. Лицо его надувалось, казалось, что оно сейчас разорвется и лопнет. Придя в себя, он глухо прорычал:
— Псков для вас даром не пройдет! Мы, Давыдова, вас дисквалифицируем.
В коридоре встретила Маленкова. Он попросил зайти к нему. Рассказала про Нафанаила, про псковские концерты, про беседу со Ждановым.
Прищурившись, он улыбнулся:
— Бояться вам нечего. К сожалению, товарищ Жданов обречен, он долго не протянет. — Потом спросил — В. А., когда можно будет вас навестить?
Просто ответила:
— Буду рада с вами встретиться.
Жизнь продолжалась.
Стареющие вожди цепко хватались за спасательную власть. Ведь никто из них ничего не умел, никто из них никогда не работал. Серпом и Молотом они дубасили друг друга. С каждым прожитым днем я все больше убеждалась в их ничтожестве, мерзости, низости.
Год 1948
Маленков назначил свидание в «хитром домике» на улице Воровского, где мне уже приходилось бывать. За то время, что я его не видела, он еще больше потучнел. Г. М. шумно меня приветствовал.
— В машине, которая стоит у подъезда, вас ожидает небольшой сюрприз: корзина с цветами, сладости, отборные французские вина и всевозможные деликатесы. Если не изменяет память, вы, Верочка, дружелюбно относитесь к семге, икре, балыку, севрюге?
— Спасибо, Г. МЛ Я тронута, надеюсь, что подарки от души.
— И от души, и от сердца, Верочка. Мы давно не виделись! Один вопрос назойливо теребит душу: бесповоротно ли закрыто для меня ваше сердце? Простите, что становлюсь назойливым.
— Дорогой, вы опять ставите меня в неловкое положение. Я не в состоянии выбраться из замкнутого круга. Умирает один именитый поклонник, вождь или полувождь. На его месте, как грибы после дождя, вырастают два новых. Вы же знаете, что до сих пор меня не забывает дряхлеющий Сталин.
Маленков запальчиво крикнул:
— До определенного часа! Я его ненавижу сильнее вас!
— Каждую неделю звонит Вышинский. Этот боров не отстает. В открытках шлет воздушные поцелуи навязчивый кавалерист Буденный. Недавно на приеме столкнулась с Ворошиловым. Пригласил в гости на дачу. С сусальными комплиментами лезет маршал Булганин. Интеллигентно заигрывает Молотов. Каганович уговаривает приехать к нему домой, его жена уехала на два месяца в санаторий. Вчера обо мне вспомнил назойливый Хрущев. Скажите, как после этого можно жить? Как избавиться от таких мерзких мужских поползновений? Я не забыла, что на моем пути стоят Берия, Меркулов, Деканозов, Серов, Чиаурели.
— Вы правы, Верочка! Трудно нацепить намордники на пасти правительственных жеребцов. Еще труднее загнать их в стойла. Вот поистине неутомимое племя!
Нам очень мешает Жданов, скоро станет легче. Да и нелегко справиться с Берия. Чиаурели — его смердящий прихвостень. Потерпите, им всем скоро придет жестокий, беспощадный конец. Сам буду петлю на жирных шеях затягивать. Остальные прихлебатели существенной роли не играют. — Маленков выпил стакан крепкого чаю, потом продолжил — Наши редкие встречи разрывают сердце и душу. Остается видение, посыпанное болью, что все кончилось и надо снова набираться терпения, ждать милости… Я хочу видеть вас каждый день, хочу ночами ласкать ваше тело… Для меня вы всегда новая, неизведанная, застенчивая и прекрасная. Я уверен, что, когда любишь, чувство, если оно глубокое и настоящее, помогает преодолеть все невзгоды.
