Портрет семьи (сборник) - Нестерова Наталья Владимировна (книги хорошего качества .TXT) 📗
Будто от одобрения Андрея что-то зависело.
— Отлично понимаю. В старое время за такие номера отец мог сына топором зарубить. Но потом неизбежно раскаивался. Поэтому держите себя в руках! Другого сына у вас нет и не будет.
— Папа! Прости!
Около них оказался Гена со следами слез и копоти на лице, запорошенный снегом и абсолютно несчастный.
— Сынок! — Юрий Яковлевич хлюпнул носом и развел руки.
— Папа!
Они обнялись, что-то шептали друг другу на ухо. Андрей отошел, чтобы не мешать трогательному акту примирения.
Все годы, которые Андрей работал в «Надежных домах», его точила обида — почему его не берут в собственники фирмы. Платят отлично, не придерешься, но предложить долю в бизнесе — ни-ни! «Панин и сын» — так было бы правильнее назвать фирму.
И вот сейчас обида растворилась без остатка. Проблем, свалившихся на «Панин и сын», врагу не пожелаешь. Последнее выражение — дань народному альтруизму. Именно врагу-конкуренту пожелаешь подобного краха. Заказов набрали до ноября, деньги получили, под два коттеджных поселка купили землю и в кредит взяли стройматериалы. Склад был забит под завязку. Красиво, наверное, полыхало. И самое жуткое — на страховку рассчитывать не приходится.
Хотя потери Андрея не сопоставимы с убытками Паниных, но тоже немалые. Точно сказать — роковые.
Обнаруженный через три часа поисков, ковыряния головешек несгораемый сейф, в который он, пугливый кретин, сдуру положил деньги и документы, нашелся. И название подтвердил — покорежился, но не сгорел, и даже ключ в замке повернулся. Только внутри была труха и пепел — все, что осталось от содержимого. Кто-то из любопытствующих сотрудников (уже приехали на работу), через плечо Андрея заглядывающий в нутро сейфа, со знанием дела проговорил:
— Очень высокая температура горения, поэтому истлело. А что там было?
— Пошел ты! — Андрей сжал кулаки.
Хотелось накостылять этому ни в чем не повинному человеку. Только потому, что оказался под рукой; потому, что поражение свалилось без боя, не потратил сил, их в избытке и надо кого-то наказать.
— Уйди от греха! — сквозь зубы прошипел Андрей.
Юрий Яковлевич мог в пылу врезать собственному сыну, но Андрей не имел права распускать руки, ограничился многоэтажной бранью.
Испуганные и возбужденные работники фирмы группировались в кучки, перетекали из одной в другую, подкатывали к огрызающемуся начальству, муссировали скудную информацию. Каждый хотел узнать собственную судьбу и выдадут ли зарплату, которую должны были получить именно сегодня.
Сейф бухгалтерии, где хранились деньги, в отличие от личного сейфа Андрея, исчез фантастическим образом. Искали всем миром, перемазались, разгребая головешки. Безрезультатно.
— Пожарные сперли, — заключила главный бухгалтер. — В девяносто третьем, когда штурмовали Белый дом, квартира моих знакомых попала под обстрел, загорелась. Они только ремонт сделали. Не столько ущерб от огня, сколько пожарные натворили. Все залили до потолка, а золото и серебро пропало. И даже бутылки из бара унесли. Ой, что же мне налоговой инспекции говорить? Форс-мажор, но квартальный отчет…
Юрий Яковлевич смотрел на нее безумными глазами. Чтобы сдвинуть с места огромный бухгалтерский шкаф-сейф, требовался подъемный кран. Или все-таки огнеборцы навалились и увезли?
Его голова не вмещала столько трагичных вводных одновременно. Но рядом была верная подруга, жена, приехавшая, почувствовав неладное. Толкала ему в рот таблетки.
— Прими! Это от давления… запивай, — подставляла к губам бутылочку с водой. — Это — от сердца, глотай. Это — против стресса…
Юрий Яковлевич послушно глотал пилюли и смотрел на жену как на источник спасения, на палочку-выручалочку.
Генкина мама действительно не видела в случившемся роковой трагедии. Ведь все живы и здоровы! Барахло сгорело, так что тут поделаешь! Дело наживное. Она и в сына впихнула пять таблеток сухой валерьянки, и Андрею предлагала, и бухгалтершу напоила успокаивающим. Жена Юрия Яковлевича на этом скорбном пожарище была самой трезвой и деятельной персоной. Забавно, что именно к ней обращался главный пожарный, точно определив, кто здесь главный в данный момент. В лихую минуту главным становится тот, кто лиха не замечает и о людях печется.
Улучив момент, Генкина мать шепнула Андрею, которого давно сделала поверителем своих печалей:
— Невестка-то не приехала! Как же! Запачкаться боится. Маникюр с педикюром, наверное, делает.
Он развел руками: что есть, то есть. Жест можно интерпретировать по-всякому, от солидарности — дрянная у вас невестка, до возмущения — вы еще в поджигатели Генкину жену запишите. Но правильнее было бы прочитать: ваши семейные дрязги меня сейчас волнуют не больше, чем погода в Африке.
Андрей ехал в машине домой и думал о том, что уже много лет приходится выслушивать нелестные характеристики Генкиной жены. Дальше Андрея сплетни не шли, поэтому он был удобной отдушиной для родительского негодования. Тот простой и важный факт, что Гена любит жену, во внимание не принимался. «Не ту любит» — и точка. Как будто можно любить по заказу.
Вот и сам Андрей, похоже, кандидат на разбитое сердце. Он хорошо запомнил слова, сказанные Мариной на заре их романа: хороший, добрый неудачник — мне не пара. А теперь он был не просто неудачником — полным банкротом, нищим погорельцем.
Но неужели Марина, увидав вечером по телевизору, что сгорела его фирма, не проявит участия? Не позвонит, не посочувствует? Кроме поцелуев и постели, он надеялся, их связывает и человеческая дружба, предполагающая элементарное сострадание. Что бы ты ни напридумывала, как бы ни ошибалась, но в подобной ситуации порядочный человек забывает об обидах и протягивает руку помощи. К погорельцам снисходительны, их грехи списываются, уже бог покарал. Твоя помощь и участие для меня бесценны. Просто доброе слово сочувствия — большего не прошу. Или все-таки перевесит отвращение к «хорошему неудачнику»?
Часть вторая
ДОБРЫЙ МУЖИК БЕЗ ХОМУТА НЕ БЫВАЕТ
Глава 1
Три рюмки водки
Благостное и непривычно трепетное состояние не покидало Марию Ивановну. Точно ей поменяли кровь и вместо мутной густой жидкости теперь по венам тек легкий бурлящий напиток. Она так и говорила подругам, которые в отсутствие Андрея звонили или наведывались, конечно, с подарками ей и ребенку:
— У меня в артериях циркулирует газированная вода с сиропом.
И даже ночные страхи с прорезыванием первых Петечкиных зубов не растворили количество сиропа. Тем более что утром Петя проснулся как ни в чем ни бывало — бодрый, активный, улыбающийся.
О, его улыбки! Именно ей предназначавшиеся! Ради таких улыбок можно было не тридцать, а сто лет терпеть горестное заточение.
В минуты отдыха Мария Ивановна читала и перечитывала книги, посвященные воспитанию детей. Это чтение доставляло ей удовольствие, многократно большее, чем проглатывание авантюрных романов, детективов или жемчужин российской и мировой словесности.
Мария Ивановна чувствовала зыбкость и ненадежность своего пребывания в квартире Андрея, который не выказывал пылкой любви к Петечке, хотя и всегда приходил на помощь в трудные минуты. Понимала, что приобретает интересное занятие и профессию — няня при малолетнем ребенке. Теперь не пропадет, ведь где-то существует еще множество прекрасных детей, рядом с которыми она будет переживать душевные взлеты. Но никто и никогда не сможет сравниться с Петечкой! Заменить его или затмить. И более всего ей хочется увидеть, как он научится ходить, разговаривать, как усвоит азбуку и станет читать… Она уже знает, что можно в два года научить ребенка буквам, а в три — легко читать. У Петечки обязательно получится! Он поразительно пытливый и умный мальчик, сегодня долго рассматривал ножки стула, конечно, и на вкус пробовал.
Ей показалось, что она похорошела. Глупо и ни к чему, поздно подобным вещам радоваться, но зеркало в ванной по утрам показывало ей помолодевшее лицо. Морщины не исчезли, кожа не порозовела, а общее впечатление… Да и подруги заметили, радостно констатировали: Маша, ты двадцать лет сбросила!
