Первый человек в Риме - Маккалоу Колин (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Это был большой морской порт, чуть западнее от Рузикады — морских ворот Цирты. Послы в ужасе воздели руки.
— Это невозможно! — вскричал Богуд. — Мой брат не хотел бы встретиться на этом берегу с Югуртой.
— Тогда — в Икозий. — Марий назвал другой морской порт, миль на двести западнее Рузикады. — Я пошлю своего старшего легата Авла Манлия и моего квестора Суллу. В Икозий. Но сейчас, а не весной.
— Это невозможно! — снова воскликнул Богуд. — Царь пребывает в Тингисе!
— Вздор! — скривился презрительно Марий. — Царь сейчас плетется в Мавретанию с поджатым хвостом. Если вы пошлете за ним гонца на хорошем коне, Бокх успеет в Икозий примерно в одно время с моими легатами. Вот мое единственное предложение! Хочешь — принимай его. Нет — ступай на все четыре стороны.
Богуд предложение принял. Двумя днями позже посольство погрузилось на корабль и вместе с Авлом Манлием и Суллой отбыло в Икозий, послав гонца вслед потрепанным остаткам мавретанской армии.
— Он уже был там и поджидал нас, как ты и сказал, — доложил Сулла месяц спустя, после возвращения легатов.
— А где Авл Манлий? — спросил Марий.
— Нездоров и решил возвращаться сушей.
— Что-нибудь серьезное?
— Никогда не видел, чтобы на море человеку становилось так плохо.
— Вот уж не знал за ним такого! — удивился Марий. — Следовательно, надо так понимать, что большую часть переговоров провел ты, а не Авл Манлий?
— Да, — сказал Сулла. — Этот Бокх — очень забавный. Маленький, круглый, как мячик. Наверно, сладости ест без меры. Очень напыщенный и важный с виду и робкий в душе.
— Так обычно и бывает, — заметил Марий.
— Я сразу понял, что он до смерти боится Югурту. Едва ли притворяется. И если бы мы дали ему крепкие гарантии, что не намерены лишать его мавретанского трона, думаю, он был бы рад верно служить интересам Рима. Но на него очень сильное влияние оказывает Югурта.
— Всюду этот Югурта… Вы, как просил Бокх, слушали его молча — или все-таки высказывались?
— Сначала я дал высказаться ему, — ответил Сулла. — А потом высказался и сам. Он надеялся получить желаемое и отделаться от меня, но на это я ему заметил, что в таком случае сделка получится односторонняя, а так не бывает.
— А еще?
— Еще — что если бы он был умным правителем, то впредь держался бы от Югурты подальше, а вместо того поближе сошелся бы с Римом.
— И как он к этому отнесся?
— Очень хорошо. Вообще, когда я покидал его, он находился в приподнятом настроении.
— Тогда подождем, что будет дальше, — сказал Марий.
— Я узнал там кое-что еще. Силы Югурты на исходе. Даже гетулы уже отказываются давать ему солдат. Нумидия очень устала от войны. И вряд ли кто-нибудь в царстве, будь то оседлый житель или кочевник, верит, что у царя есть хоть малейший шанс на победу.
— Но выдадут ли они нам Югурту?
— Конечно, нет.
— Ничего, Луций Корнелий. На следующий год мы его сцапаем.
Незадолго до конца старого года Гай Марий получил письмо от Публия Рутилия Руфа, которого надолго задержали в пути затяжные штормы.
Помнится, ты хотел, чтобы я выдвинул свою кандидатуру на консульскую должность совместно с тобой. Однако появилась возможность, пренебречь которой может лишь дурак. Да, я впишу свое имя в список кандидатов завтра же. Других претендентов пока нет. «Неужто? А Квинт Лутаций Катул Цезарь?» — так и слышу твой вопрос. Нет, дела его сейчас слишком плохи: он ведь испачкал свою репутацию, принадлежа к той группировке, что защищала наших консулов-растяп, потерявших несколько армий. Претендентом можно считать только одного из «новых людей» — Гнея Малия Максима. Я прекрасно с ним сработаюсь.
Твое командование, как ты, вероятно, знаешь, продлевают на следующий год.
Рим сейчас — действительно скучное место. У меня едва ли найдутся какие-нибудь новости для тебя. Увы, ничего остренького, ни одного самого завалящего скандальчика.
Семья твоя в порядке, маленький Марий — прекрасный ребенок. Кстати, властен не по годам и шаловлив — тоже. Часто выводит из себя свою мать, — впрочем, как и подобает маленькому мальчику. А вот твой свекор, Гай Юлий Цезарь, нездоров. Однако он никогда не забывает о том, что он — Цезарь, и потому никогда не жалуется. У него что-то с голосом, и даже усиленные дозы меда не помогают.
Вот и все новости! Ужасно, правда? О чем бы еще тебе написать? Страница едва заполнена, да и то какими-то пустяками. Ну ладно, расскажу о своей племяннице Аврелии. «Да кто она такая, эта Аврелия?» — фыркнешь ты. Не сомневаюсь, что тебя это мало интересует, но ты все-таки прочти, а я постараюсь быть кратким. Ты, конечно, знаешь историю о Елене Троянской, хоть ты и италийский деревенщина, по-гречески не разумеющий. Она была такой красивой, что все цари и царевичи в Греции жаждали на ней жениться. Такова же и моя племянница. Она так красива, что каждый в Риме просто рвется взять ее в жены. Все дети моей сестры Рутилии красивы, но Аврелия — особенно. Когда она была еще ребенком, все жалели ее, поскольку она считалась дурнушкой. Но теперь, когда ей скоро исполнится восемнадцать, все наперебой восхваляют ее очарование. Кстати, я очень люблю племянницу. Почему? Действительно, обычно я не слишком интересуюсь родней женского пола — даже собственной дочерью и двумя внучками. Но знаешь ли ты, за что я обожаю мою дорогую Аврелию? За… ее служанку! Когда милой моей племяннице исполнилось тринадцать, моя сестра и муж ее, Марк Аврелий Котта, решили, что дочери пора иметь собственную служанку-подружку. А заодно и сторожевого пса для девочки. Они купили рабыню и отдали Аврелии. Но та вскоре объявила, что видеть не желает эту девушку. «Почему?» — спросила моя сестра Рутилия. «Потому что она ленива», — ответила девочка. Родители снова отправились к работорговцу и, пересмотрев множество живого товара, выбрали другую девушку. И ее Аврелия также отвергла.
«Почему?» — спросила моя сестра Рутилия.
«Потому что она полагает, будто может командовать мной», — сказала Аврелия.
В третий раз вернулись родители и купили еще одну девушку. Все три, замечу, были гречанки, все три — высокообразованны и музыкально одаренные. Но Аврелии не понравилась и третья.
«Почему?» — спросила моя сестра Рутилия.
«Потому что она не успела прийти в дом, как уже строит глазки нашему управляющему», — был ответ Аврелии.
«Ну ладно, иди и сама приведи себе служанку!» — в сердцах сказала моя сестра Рутилия.
Когда Аврелия привела домой свою находку, вся семья пришла в ужас. Эдакая шестнадцатилетняя девица родом из галлов арвернов, долговязая, с круглым розовым лицом и носом пуговкой, блеклыми голубыми глазами, коротко обкромсанными волосами (они были проданы на парик, когда ее предыдущий хозяин нуждался в деньгах), с безобразными руками и ногами. «Это Кардикса», — объявила Аврелия.
Меня всегда интересует подноготная тех, кого мы приводим в дом в качестве рабов. Удивительное дело: мы тратим гораздо больше времени на обсуждение обеденного меню, чем на выбор людей, которым доверяем свою одежду, самих себя, своих детей и даже свою репутацию! Поразило же меня, что моя тринадцатилетняя племянница Аврелия выбрала эту страшилу, руководствуясь совершенно правильными критериями. Ей была нужна служанка верная и трудолюбивая, а не такая, чтобы хорошо выглядела, обладала чистым греческим произношением и могла болтать без умолку.
Мне захотелось побольше разузнать про эту Кардиксу. Тем более что это не составило особого труда: я просто расспросил Аврелию, а та уже успела узнать всю историю этой девушки. Кардиксу вместе с ее матерью продали в неволю, когда ей было четыре года, — это случилось после того, как Гней Домиций Агенобарб завоевал земли арвернов и разорил всю Заальпийскую Галлию. Вскоре после того, как обеих привезли в Рим, мать умерла. Девочка прислуживала в домах — носила туда-сюда ночные горшки, подушки и пуфики. Ее продавали несколько раз. Особенно неохотно ее держали в семьях после того, как она потеряла детскую миловидность и начала превращаться в тот самый нескладный чертополох, который я только что описал. Один хозяин домогался ее, восьмилетнюю. Другой — порол девочку всякий раз, когда его жена на нее жаловалась. Зато третий научил ее читать и писать, обучая грамоте вместе со своей дочерью.
«Итак, ты решила привести это убогое создание в свой дом из жалости?» — спросил я Аврелию.
Нет, не зря я люблю племянницу больше, чем собственную дочь! Мое замечание ей не понравилось. Она отпрянула от меня и сказала: «Вовсе нет! Жалость достойна восхищения, дядя Публий, так нам говорят поэты и наши родители. Но я считаю, что жалость — слабоватый критерий при выборе служанки. Если жизнь Кардиксы была тяжела — в том нет моей вины. И не обязана я исправлять то, что сделали другие. Я выбрала Кардиксу потому, что уверена: она покажет себя верной, работящей, послушной и добронравной. Красивый футляр — еще не гарантия, что книгу, которая в нем содержится, стоит читать».
Как же ее не любить после этого, Гай Марий?! Тринадцать лет ей было тогда! Здравый смысл у моей племянницы, завидный здравый смысл. Много ли ты знаешь женщин с таким удивительным даром? Все эти молодые люди хотят жениться на ней из-за ее красивой внешности и ради немалого приданого. А я бы отдал ее за того, кому понравится ее здравый смысл.
