Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович (лучшие книги онлайн .txt) 📗
2. Поб?доносная война.
Офиціальная версія происхожденія революціи, данная партійным оратором в Учредительном Собраніи, не может быть отнесена к числу концепцій исторических, ибо в значительной степени противор?чит фактам. Не потому ли "вождь партіи" Чернов, вступив уже на стезю историческую и опред?ляя источники "рожденія февральской революціи", присоединился к другому объясненію: "р?шающую роль в наступленіи революціи сыграла военная неудача, когда перед "общественным мн?ніем и народным сознаніем" вырисовался "фактическій проигрыш войны". Тогда "страна попробовала спастись революціей". Такая точка зр?нія н?сколько неожиданна, ибо коммунистическими писателями она всец?ло приписывалась "буржуазіи", которая пыталась революціонному перевороту придать характер "возмущенія военными неудачами Царя". В д?йствительности это объясненіе почерпнуто из общественных переживаній бол?е ранняго времени — неудач 15 г. и первых разговоров о "дворцовом переворот?" — психологіи, с н?которым запозданіем переданной Родзянко в посл?революціонных воспоминаніях и реально не соотв?тствовавшей личным его настроеніям перед революціей. Наканун? революціи сознанія о "фактическом проигрыш? войны" уже не могло быть, а т?м бол?е уб?жденія, что "военная энергія арміи была уже как бы пулею на излет?, безсильно отскакивающей от груди непріятеля". Продолжавшіеся разговоры о перспективах "сепаратнаго мира", как пытались мы показать, (см. мою книгу "Легенда о сепаратном мир?") в значительной степени были агитаціонным политическим орудіем. Даже компромиссная концепція, которую в худшем случа? допускал в середин? 16 г. в. кн. Ник. Мих. — ни поб?дителей, ни поб?жденных, не ставилась уже в сознаніи оппозиціонной общественности: '"мы не хотим мира без поб?ды" — заявлял ея лидер с кафедры Гос. Думы 15 февраля 17 г.; Милюков, по компетентному свид?тельству Набокова, до революціи "глубоко в?рил в "поб?дный конец".
В дни революціи старая концепція была подновлена: переворот произошел во имя поб?доноснаго окончанія войны [371] (Госуд. Дума вступила в борьбу с властью "ради поб?ды" — гласило обращеніе моск. гор. Думы 28 февраля) и достиженія исторических задач, лежащих перед Россійской Имперіей. Руководящая идея революціи заключалась в поб?д? над германским имперіализмом — утверждал Родзянко в московском Государственном Сов?щаніи. Наибол?е ярким выразителем этих имперіалистических чаяній передовых слоев "буржуазіи" был, как изв?стно, сам лидер этой "цензовой" общественности и первый министр ин. д. революціоннаго правительства. Его рупором на ролях народнаго трибуна был депутат Родичев, со свойственным ему пафосом зажигавшій слушателей на митингах заманчивой перспективой будущаго величія Россіи. В первый момент революціи едва ли мог найтись среди политических д?ятелей такой оптимизм, который стал бы объяснять петербургскій солдатскій бунт и рабочую забастовку с призывами "долой войну!", "долой самодержавіе", осуществленіем отдаленных "національных" чаяній. Палеолог разсказывает, что 4-го Милюков пос?тил послов (Франціи, Англіи и Италіи). Прежде ч?м начать формальный разговор, французскій посол попросил офиціальнаго гостя высказать свое откровенное сужденіе о положеніи вещей. В порыв? искренности (так казалось послу) Милюков отв?тил: "в теченіе 24 часов я переходил от полнаго отчаянія почти к полной ув?ренности. Мы не хот?ли этой революціи перед лицом врага [372]. Я даже ее не предвид?л: она совершилась помимо нас... Теперь д?ло идет о спасеніи Россіи, ведя войну до посл?дняго, до поб?ды". Но Милюков ничего реальнаго не мог еще сказать послам — в?дь в согласительную ночь вопрос о войн? остался открытым. Палеолог был неудовлетворен: люди, которые пришли к власти, по его мн?нію, не им?ли ни опред?ленной точки зр?нія, ни необходимой см?лости в такой тревожный момент; надо в рядах Сов?та искать энергичных людей с иниціативой. Первый "манифест" новаго правительства по своему сдержанному тону о войн? привел посла даже в негодованіе: хотя и была упомянута в?рность союзным обязательствам и об?щана война до поб?ды, но ничего не было сказано о прусском милитаризм? и о ц?лях союзников. Дантон и Гамбетта говорили по другому. Свое недовольство Палеолог тотчас же выразил министру ин. д., на что посл?довал отв?т: "предоставьте мн? время", причем министр об?щал найти в ближайшій срок повод удовлетворить дипломатических представителей союзных держав.
Повод представился 11 марта, когда послы вручали в Маріинском дворц? новому, признанному державами, правительству свои дов?рительныя грамоты. В отв?тной р?чи русскій министр сказал: "Временное Правительство, одушевленное т?ми же нам?реніями и проникнутое т?м же пониманіем задач войны, как и союзные с нами народы, нын? приносит для осуществленія этой задачи новыя силы. Великія идеи освобожденія народностей и созданія прочных международных отношеній — идеи, осуществленіе которых невозможно без р?шительной борьбы, нын? получают новую и твердую опору в идеалах русской демократіи. Два новых препятствія стоят на пути осуществленія этих идеалов. Одно заключается в т?х стремленіях наших противников достигнуть мірового преобладанія за счет других народов, которыя явились главной причиной мірового конфликта. Мы вс? сознаем громадную опасность этих стремленій и мы твердо р?шились вм?ст? с вами употребить вс? силы и принести вс? жертвы для окончательнаго устраненія их и для созданія условій прочнаго мира путем р?шительной поб?ды. Но было и другое препятствіе: это наш старый порядок, нын? разрушенный. Государственная Дума и вся страна уб?дились, что при этом порядк?, лишавшем нас всякой возможности организовать страну для р?шительнаго національнаго усилія, поб?да нами достигнута быть не может. Это уб?жденіе сд?лалось даже первым источником совершеннаго народом переворота. Могу вас ув?рить, что исход этого переворота не может противор?чить его причин?. Взгляните кругом — и вы увидите, что желанія ваши уже осуществились [373]. Рабочіе уже стоят у станков, порядок уже господствует на улицах — дисциплина возстанаdливается в войсках. И по м?р? того, как сглаживаются эти второстепенныя черты, сопровождающія всякую насильственную перем?ну, все ярче вырисовывается перед нами ея основная сущность. Вм?сто старой власти сам народ стоит пред вами во всеоружіи своей силы. И эту силу он приносит для скор?йшаго осуществленія т?х великих задач, за которыя в теченіе двух с половиной л?т мы вм?ст? с вами боремся и несем несчетныя жертвы. Мы рады встр?тить с вашей стороны правильную оц?нку нашей силы, удвоенной переворотом"... В тот же день на пріем? иностранных журналистов Милюков высказался еще опред?ленн?е: "русская революція произведена была для того, чтобы устранить препятствія на пути Россіи к поб?д?". Такая версія происхожденія революціи могла быть дана только потому, что в настроеніях, проявившихся в массах в первые дни, раздалась, как бы, созвучная ей нота. Но, конечно, это созвучіе было только вн?шним, посколько р?чь идет о той формулировк? національных задач, какую через 10 дней дал министр ин. д. Наканун? партійнаго съ?зда, 22 марта, в бес?д? с журналистами по поводу вступленія Соед. Штатов в войну, Милюков разъяснил смысл "поб?днаго конца" — тогда было сказано о жизненном значеніи для Россіи пріобр?тенія Константинополя и проливов, при чем министр отм?тил, что этими претензіями русскіе "ничуть" не посягают на національныя права Турціи, и что никто не в прав? бросить Россіи упрек в "захватных тенденціях" — обладаніе Царьградом всегда считалось національной задачей Россіи [375].
Интеллигентскія построенія, рожденныя в умах кабинетных теоретиков вн? реальных условій жизни, всегда будут чужды психологіи народных масс. Трудно себ? представить, что через 2 1/2 года изнурительной войны, всей своей тяжестью легшей на хребет трудового народа, могли бы найти хоть какой-либо отклик призывы к осуществленію таких весьма проблематичных и спорных "исконных національных задач", к числу которых сл?дует отнести "византійскую мечту" [376]. Народ, "несмотря на то, что с?р, отлично понимает основы государственной мудрости" — утверждал на съ?зд? к. д. Н. Н. Щепкин, характеризуя настроенія солдат на Западном фронт?. В?роятно, этот "народ" мог бы только присоединиться к словам Короленко, написанным в письм? к другу 18 іюня 16 г.: "Я не вижу в войн? ничего кром? печальн?йшей необходимости". Никакая идеологическая война никогда не будет воспринята и осознана в массах независимо от их культурнаго состоянія. Это значит, что поб?дный конец реалистично мог мыслиться в народном сознаніи только, как "замиреніе" [377], при условіи, что н?мец будет прогнан с русской территоріи. Идеологическая война в т? годы вообще была чужда психологіи демократіи — ея квалифицированным представителям из интеллигенціи. Отвлеченная концепція, вдохновлявшая, напр., старых народников Крапоткина и Чайковскаго, которые вид?ли оправданіе міровому катаклизму в борьб? двух культур — латинской, несущей міровой прогресс, и германской, знаменующей собой реакцію в Европ?, не им?ла корней в революціонной сред?. Среди видных представителей демократіи было немало таких, которые, будучи одинаково чуждыми циммервальдским настроеніям и толстовскому пацифизму и примыкая к позиціи "оборончества", стояли в сторон? от психоза войны с его нездоровой атмосферой націоналистическаго задора — в их представленіи національные интересы Россіи властно требовали конца войны, поэтому Плеханов в концепцію идеологической платформы вносил поправку — прекращенія "кровопролитной" войны и соглашенія с Германіей с момента, как там произойдет революція. Таким образом лозунг "до поб?днаго конца" сам по себ? в сред? демократіи получал ограничительное толкованіе.
