Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность - Мазер Вернер (лучшие бесплатные книги txt) 📗

Так как Гитлер считал, что пропаганда необходима «не сама по себе», а как средство для достижения цели, заключающейся в создании массового политического движения, она должна была быть народной и соответствовать «духовному уровню самого ограниченного человека из тех, на кого она направлена». Гитлер исходил из того, что уровень пропаганды должен зависеть как от важности целей, так и от количества людей, к которой она обращена. Он делал вывод: чем больше масса и чем выше и важнее поставленная цель, тем проще должна быть пропаганда, так как «чем скромнее ее научный балласт и чем более она учитывает исключительно чувства масс, тем эффективнее будет ее результат». Гитлер, который оценивал мир только через посредство стоящих перед ним очередных целей, кратко сформулировал советы для пропагандистов: «Влияние на широкие массы, концентрация на небольшом количестве пунктов, постоянное повторение одного и того же, уверенность в изложении, не терпящая возражений, упорство в распространении идей и терпение в ожидании результата».

Подчеркнутая антипатия Гитлера по отношению к интеллектуалам в политике, часто ошибочно трактуемая как бессознательное признание своей неуверенности перед специалистами, основывалась на его убеждении, что интеллектуалы в принципе играют роль песка в механизме политики. То, что интеллектуалы порой добивались в политике совсем других результатов, чем те, которых ожидал от них Гитлер, доказывают, например, дневники Курта Рицлера, который был секретарем и доверенным лицом у Бетмана Хольвега, рейхсканцлера, который привел Германию к первой мировой войне. Из них вытекает, что все, что Гитлер делал после 1933 г., обсуждалось задолго до него в Германии при Бисмарке и в Австрии. Они доказывают, чтомногое из того, что в устах Гитлера звучало чудовищно и охотно истолковывалось как извращенные амбиции недоучки, было задолго до него продумано и написано политиками, память которых чтят потомки. «Я… воспринимаю преступление, совершенное ради дела, как правильный поступок, продиктованный жестокостью мира». Это изречение принадлежит не Гитлеру, а Рицлеру. Не в «Майн кампф», а в дневнике Рицлера написано: «Вера в Бога или легкомыслие, доверие или ослепление — все это не имеет значения, ибо только так мы можем победить». Точно так же перу Гитлера могло бы принадлежать то, что записал в дневнике Рицлер в октябре 1918 г., после того как в качестве начальника канцелярии министра иностранных дел принял участие в совещании с политическими партиями молодой парламентской демократии: «Как ужасны эти коллективные совещания с абсолютно неполитическими личностями… каждый лезет со своими советами. Все это абсолютно нежизнеспособно».

В отличие от Рицлера, который был на 7 лет старше и до своей работы у Бетмана Хольвега, когда Гитлер еще готовился в Вене к карьере архитектора, писал речи рейхсканцлеру фон Бюлову, а после первой мировой войны был руководителем канцелярии президента Фридриха Эберта, Гитлер был настолько твердо убежден в значении истории, что можно было легко объяснить нетерпение, проявляемое им с такой пугающей страстью в выступлениях, его отношением к истории. Однако это неверно, так как за его все более поспешными политическими решениями и действиями после 1937 г. стояло не опасение опоздать и упустить свой час, а боязнь скорой смерти, что не дало бы ему возможности реализовать историю в соответствии со своими представлениями. В течение 20 лет он доказывал, что умеет ждать, если считает это целесообразным по тактическим соображениям. Так было, например в 1919 г. во время правления Советов в Мюнхене, в 1921 г. во время захвата власти в НСДАП, в 1924 г. в тюрьме, в августе 1932 г., когда ему был предложен пост вице-канцлера, в 1934 г. во время ремовского путча и т. д. Но затем, когда он был уже болен и считал, что его дни сочтены, в его политических решениях начали чувствоваться нетерпение и спешка. 5 ноября 1937 г. он составляет свое политическое, а 2 мая 1938 г. частное завещание. Его врач и ближайшее окружение с каждым днем все сильнее чувствуют эти пугающие перемены. Во внешней политике нетерпение Гитлера впервые четко проявляется во время судетского кризиса, когда Чемберлен и Муссолини препятствуют гитлеровскому военному вторжению в Чехословакию. Его побудительные причины особенно явственно заметны в 1939 г. в кульминационный момент польского кризиса, когда он попросту боится, что придет какой-нибудь «деятель» и удержит его от начала первого «блицкрига», хотя в военном плане он еще совершенно не готов к войне. Затем ситуация быстро ухудшается, и виновато в этом не только состояние здоровья, но и тот факт, что во время войны он не всегда в состоянии подкреплять свои требования силой и проводить ту политику, которая соответствует его представлениям. Он оккупировал Францию. Англия, где Уинстон Черчилль считал войну с Германией неизбежной, даже после быстрой победы Гитлера над Францией не проявила готовность встать на его сторону. Франко не поддался на его давление и отказался участвовать в войне и напасть на Гибралтар. Япония находилась вне его сферы влияния, а Советский Союз после визита Молотова в ноябре 1940 г. в Берлин не удалось склоните к оказанию давления на англичан на юге азиатского континента. Развязанная в июне 1941 г. под кодовым названием «Барбаросса» превентивная война, в ходе которой ему лишь на короткое время удалось опередить нападение Сталина на Германию, проходит буквально синхронно с изменениями его личности. Таким образом, война с Россией не принесла ему ожидаемого успокоения.

После того как Гитлер оставил за спиной пик своей карьеры и понял, что из этой войны он не выйдет победителем, он пришел к выводу, что оценивать политиков необходимо с точки зрения их положительных качеств и заслуг, что всех пессимистов следовало бы расстрелять и что политик должен проявлять в своей сфере деятельности большую храбрость, чем солдат в бою. Он не должен обладать большим политическим опытом, но обязан учитывать влияние предыдущих исторических решений и не имеет права игнорировать исторические примеры. За собой Гитлер оставляет право благодаря знанию истории и будущего определять основные направления в политике. Так, например, 9 апреля 1942 г., он рассуждает: «Если бы, к примеру, битва на Каталунских полях не привела к победе Рима над гуннами, то культурный расцвет Европы стал бы невозможным, а культурный мир того времени неизбежно пришел бы к упадку, как случилось бы и с нами в случае поражения от Советов». Его высказывание, что у идеального политика должен быть твердый характер, смелость, оптимизм и выдержка, ясно указывает, чтов качестве примера он имел в виду самого себя. Однако он явно говорил не о себе, когда утверждал, что политику не нужен большой опыт, что ему не обязательно много знать, так как «всезнайки» в кризисных ситуациях чувствуют скованность в решениях вследствие своей осведомленности в отрицательных аналогиях и поэтому чаще испытывают срыв, чем люди, у которых нет таких больших знаний. Именно поэтому он никогда не поручал должностей, связанных с большой политической ответственностью, и тем более министерских постов видным интеллектуальным критикам общественных порядков, так как они, на его взгляд, слишком осторожны, все хотят сделать правильно и поэтому делают все медленно и совершенно непригодны для политики. После 1942 г. он называл политиков, которые при оценке «реальных событий» используют слово «если», неправильно запрограммированными, хотя сам, выступая в роли полководца и стратега, нередко употреблял слово «если», что дало впоследствии некоторым из его генералов основание объяснять этим обстоятельством некоторые неудачи и поражения. Однако Гитлер зачастую не придерживался своих собственных моделей и рецептов. Так, например, в «Майн кампф» он утверждал, что «порядочный» политик должен подать в отставку и не имеет права претендовать вновь на доверие «сограждан» и на продолжение политической деятельности, если ему пришлось «покинуть платформу собственного мировоззрения… ввиду ее неправильности». После того как он приобрел неограниченную власть над жизнью и смертью каждого в отдельности, а также народа и страны в целом, любой, кто указал бы Гитлеру, что политика и история не подчиняются его законам, поплатился бы жизнью. В 1925 г. он писал в «Майн кампф»: «В те часы, когда народ испытывает явный крах и переживает самые тяжелые испытания по вине кучки негодяев, повиновение им и исполнение своего долга являются чистым формализмом и сумасшествием». В ночь с 20 на 21 июля 1944 г., после того как неудачей закончилось покушение на него людей, действовавших в духе этого изречения из «Майн кампф» и в соответствии с обещаниями, данными им в 1933 г., [340] он объявил немецкому народу: «Крошечная кучка бесчестных, бессовестных офицеров, движимых преступной глупостью, составила заговор, чтобы устранить меня и одновременно со мной уничтожить штаб командования вермахта».