Следствие ещё впереди - Родионов Станислав Васильевич (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— В конце концов… — начал он.
— В конце концов, — перебил его Померанцев, — надо, товарищи, работать.
— В конце концов, — всё-таки продолжал Суздальский, — мы не всё знаем.
— Мы ничего не знаем, — заметила Вега.
— А что можно знать? Разве что-нибудь было? — спросил Эдик.
— Что вы имеете в виду под «что-нибудь»? — осведомился Суздальский.
— Под «что-нибудь» я имею в виду то, по поводу чего ведётся следствие.
Суздальский фыркнул так, что на столе у Померанцева шевельнулась калька.
— Деликатно выражаетесь, молодой человек. Прокуратура по поводу «чего-нибудь» вести следствие не будет. Она занимается убийствами. Убийство! Не стесняйтесь этого слова. Каждый день кого-нибудь в мире убивают. Вы были на последнем кинофестивале? Отобранные картины, идейные, прогрессивные… Но в каждой убивают и насилуют. Убивают из пистолета, режут ножом, стреляют из винтовки, как уток… Королю отрубают голову топором, негру просто отрывают голову, как курице… Давно ли во Вьетнаме перестали травить людей с самолёта, как клопов хлорофосом…
— Там убийства… абстрактные, — неуверенно возразил Эдик.
— А у нас? — Померанцев резко повернулся, не вытерпев.
Горман смотрел на руководителя группы, хлопая ресницами, которые, казалось, сейчас вылетят из-под стекла очков.
— Почему «у нас»? — вмешалась Вега.
Померанцев так же резко отвернулся. И опять стало тихо той тишиной, в которой слова людей не склеивались смешком, шорохом, взглядом, вздохом, а падали одиноко и звучно, как капли воды из отключённого крана.
Терёхина вошла шумно и села на своё место, сердито отдуваясь. Все смотрели на неё. Она обиженно молчала, потому что ходила в прокуратуру первая. Горман вежливо прокашлялся, намекая тем самым, что ей пора говорить. Но Анна Семёновна демонстративно помалкивала. Однако утаивание информации было для неё невыносимо. Поэтому она коротко сообщила:
— Зануда.
— Кто? — не понял Померанцев, да и все не поняли.
— Следователь, — объяснила Терёхина.
Они ждали продолжения, но она опять замолчала — лицо какое-то обвислое, в красных пятнах.
— Строгий? — спросила Вега.
— С виду культурный, в очках. Но обведёт вокруг пальца, и не заметишь.
— Зачем вызывал? — задал главный вопрос Померанцев.
— Откуда я знаю.
— О чём же он спрашивал? — удивился начальник группы.
— О всяком. Как я занимаюсь хозяйством, каких мужчин любят женщины, какой каждый из нас.
— Ещё что? — строго спросил Эдик.
— Кто кого любил, кто кого ненавидел…
— Вы, конечно, сообщили, что меня все ненавидят? — ласково предположил Суздальский.
— Врать в прокуратуре не собираюсь. — Терёхина поджала губы.
— Подождите, — остановил их Померанцев, — я всё-таки не пойму, зачем следователь вызывал.
— Записал в протокол, какие между нами отношения… Ещё что… Записал, что Суздальский курит трубку, — вспомнила Анна Семёновна.
Вега даже вздрогнула: ей показалось, что на столе Суздальского захлопал взлетевший глухарь — бывает так в лесу, когда шарахнешься от неожиданного взрыва крыльев.
Ростислав Борисович смеялся вместе со стулом, который грохал ножками по полу. Отсмеявшись, он сообщил причину веселья:
— Братцы, ограбили табачную фабрику, ищут людей с трубками.
Но «братцы» смотрели на него не улыбаясь. И в этой неулыбчивой тишине все увидели, что весёлость Суздальского наигранна и фальшива. Он замолчал, напоровшись на строгие взгляды.
— И про Симонян спрашивал, — вздохнула Терёхина. — Как это неприятно… Ничего не сделала, а руки тряслись, будто кур воровала.
Любое следствие — аморально, потому что у честных людей трясутся от него руки. Не парадокс ли: следствие, у которого благородная цель — найти преступника, — аморально! Потому что из-за одного преступника у людей дрожат руки, будто они воровали кур. Можно ли подозревать многих из-за одного? Может быть, пусть лучше этот один ходит себе на свободе, чем из-за него оскорблять подозрениями многих?
Но кто был в сорок восьмой комнате честным, а кто нечестным? Ведь у преступников тоже руки дрожат…
— Завтра тебе приказано явиться, — сообщила Терёхина Долининой.
— Зачем же… мне? — Вега обвела коллег растерянным взглядом.
— Все там будем, — хихикнул Суздальский.
9
Рябинин понимал, почему допрашивать пожилого человека психологически труднее, — у пожившего за плечами опыт. Понимал, почему иметь дело с образованным сложнее, — тут и самому надо кое-что знать. Понимал, почему говорить с руководителем не просто, — тот сам привык задавать вопросы. Понимал, почему спросить умного тяжелее, чем дурака, — и самому надо быть умным…
Но Рябинин никак не мог взять в толк, почему красивую женщину ему допрашивать труднее, чем некрасивую.
Когда Долинина открыла дверь, он сразу решил, что хорошего допроса не получится.
Она подошла, чётко отстукивая каблуками, и села перед ним, отодвинувшись от стола на приличное расстояние. Он знал, для чего — чтобы сразу ослепить стройными кремовыми ногами. Таким ногам не в маршруты бы ходить, а в мюзик-холле красоваться.
— Слушаю вас, — сказала Долинина, симпатично втянув щёки и округлив губы, будто хотела его издали поцеловать, да передумала.
— Не знаю, о чём вас спрашивать, — фривольно улыбнулся Рябинин и еле удержался, чтобы тоже не округлить губы и не втянуть щёки. — И вообще не знаю, о чём говорят с красивыми женщинами, — добавил он.
Стиль допроса задала Долинина, представившись ногами; он решил его поддержать.
— На работе со мной говорят о науке, — мило заметила она.
— В вашей науке я не разбираюсь. Значит, мне придётся говорить о любви.
— Давайте, — согласилась Долинина, — если только вы в ней разбираетесь.
— Любовь и ненависть — это моя специальность, — серьёзно сказал Рябинин.
— А я думала, что вы занимаетесь убийствами.
— Убийства происходят от любви и ненависти. Не так ли?
— Не знаю, не убивала, — улыбнулась она и опять сыграла губами и щеками.
Рябинин подумал: как это женщинам удаётся выбрать из обильной человеческой мимики и выражений лица, из десятка поз, жестов, походок и улыбок то, что им очень идёт? Уж не при помощи ли зеркала?
— Вы, конечно, не замужем? — спросил он.
— Почему «конечно»?
— Женщины с вашей внешностью обычно ждут принцев.
— Какой вы смешной, — вдруг заявила Долинина.
— Смешной, — буркнул он, обругав себя: знал ведь, что развязный тон не в его стиле, — не получится.
— Симонян была не замужем, Эдик и Суздальский холостые, — заметила Долинина.
— С кем вы дружите в своей группе? — сухо спросил он.
Она весело смотрела на него, словно всё это не принимала всерьёз. Рябинин знал, что психологическую победу одержала свидетельница — одержала незаметно, быстро и уверенно.
Существует мнение, что следователь борется только с преступником. Но ему приходится бороться с любым предвзятым свидетелем, а таких много: не хочется идти по повестке, неохота выступать в суде, считает вызов напрасным, просто пугается прокуратуры, хочет что-то скрыть, боится сказать лишнее, опасается показаниями навредить приятелю — вот и замыкается такой человек в себе. Тогда начинается борьба.
— Я со всеми в хороших отношениях, — ответила Долинина.
— А с Суздальским?
Она откровенно поморщилась:
— Он не считается, его все не любят.
— У Симонян когда были?
— Я у Симонян вообще никогда не была.
— А в Симонян был кто-нибудь влюблён из ваших мужчин?
Долинина задумалась, наморщив лоб и зашевелив губами. Даже работу мысли она превратила в симпатичную гримасу. Рябинин представил, как она сидит среди геологов, мило гримасничая и попутно решая научные проблемы.
— К ней тянулся Суздальский. — Она извиняюще развела руками за такую вольность со стороны Суздальского.
— А Симонян к нему как?
— Она была женщина со вкусом. Поэтому — никак.