Ваниль и шоколад - Модиньяни Ева (книга жизни txt) 📗
– Ты очень жестока, – сокрушенно вздохнула Ирена.
– Я говорю то, что думаю. Ты же всегда хотела, чтобы я была честной, – бросила через плечо Пенелопа, поворачиваясь, чтобы уйти.
На самом деле она тоже страдала от разрыва с матерью и замкнулась в себе, чтобы избежать непонятных ей проблем, слишком пугающих и сложных для ее юной души.
Пенелопа сочинила балладу и этим утром спела ее на пляже своей подруге Сандрине под аккомпанемент гитары, зная, что мать все слышит. Песня представляла собой гневное обвинение против Ирены, хотя ее имя, разумеется, не называлось. Та все прекрасно поняла, но промолчала, а потом закрылась у себя в спальне, чтобы выплакаться.
– Прошу тебя, Пепе, давай поговорим, – умоляюще проговорила Ирена. – За что ты меня так ненавидишь?
– Вовсе нет, – покачала головой Пенелопа. – Просто я не понимаю, почему ты считаешь, что можешь делать все, что захочешь?
– Почему ты заговорила о Ромео Оджиони?
– Сама знаешь, – уклончиво ответила Пенелопа, опустив взгляд.
Ирена взяла ее за подбородок и заглянула прямо в глаза.
– Синьору Оджиони удалось спасти то немногое, что еще оставалось от бабушкиного имущества. Он деловой человек. Если дом в пригороде Форли еще принадлежит нам – это его заслуга. Он выселил жильцов и разместил в здании один из своих цехов по производству пуговиц. Сегодня бабушка сводит концы с концами благодаря аренде, которую он платит. Он отремонтировал и укрепил стены за свой счет. Он хорош собой, умен и в достаточной степени циничен, чтобы добиться успеха. По отношению к твоей бабушке он был честен и щедр. Он поступил так ради меня, потому что я ему нравилась. Я тоже была к нему неравнодушна. Года два я позволяла ему ухаживать за собой, это правда. Возможно, я зашла бы и дальше, но именно ты, сама того не зная, остановила меня и помогла сохранить верность тому, во что я верю: моему браку и моей дочери. Ну, словом, Пепе, ничего серьезного между нами не было. Может быть, он и надеялся… Но потом понял, что напрасно. Вот почему он женился. Я люблю твоего отца и от души желаю, чтобы и ты нашла себе мужа, похожего на него. Ну, разве что… пусть у него будет чуть больше честолюбия. Если это и правда, что страдания не так мучительны, если есть деньги.
Пенелопа внимательно слушала мать, вновь вспоминая ту летнюю ночь в башенке, шквал чувств, обрушившихся на нее. Обломки этих чувств погребли под собой ее любовь к матери.
Неужели ее мать и вправду верит, что несколько слов, сказанных так запоздало, могут исправить то, из-за чего она страдала столько лет? Это было бы слишком просто. Пять лет прошло с той ночи, за это время она разучилась доверять матери, да и сейчас не была уверена, что мать говорит ей правду.
– Зачем ты мне все это говоришь? Я же тебя ни о чем не спрашивала, – угрюмо возразила Пенелопа. – И кстати, почему ты об этом заговорила именно теперь?
– Потому что не могу больше выносить твою холодность. Я тоже видела тебя в ту ночь, хотя и надеялась, что в темноте ты меня не узнаешь. Мне потребовалось время, чтобы понять, что тебе все известно. А потом я не раз спрашивала себя, готова ли ты выслушать правду?
– И что, по-твоему, я должна делать теперь, когда ты мне все рассказала?
– Как я могу ответить за тебя?!
– Ну что ж… Могу сказать, что я не брошусь тебе на шею с распростертыми объятьями и не жди, что я предложу тебе свою дружбу.
– Просто перестань меня ненавидеть. С меня и этого довольно.
– Почему для тебя это так важно? Мы почти не видимся. Где уж мне тебя ненавидеть!
И тут глаза Пенелопы наполнились слезами.
– Ты говоришь ужасные вещи, – прошептала Ирена.
– Мне очень жаль, мама, но ничего другого я сказать не могу. Я чувствую себя такой несчастной. Учусь я не блестяще, поэтому вы записали меня в простую школу, а не в лицей, но и там я еле-еле успеваю. Из-за твоих подруг и их дочек у меня куча комплексов. Ты такая красивая – рядом с тобой я чувствую себя толстой и безобразной лягушкой. Ты это хотела знать?! Впрочем, к чему тебе эта правда?!
Выплеснув на мать свои обиды, Пенелопа разразилась рыданиями. Ирена обняла ее и крепко прижала к себе, тихонько приговаривая:
– Что мне делать? Как мне тебя утешить? Как же нам быть дальше?
– Попробуй поработать волшебной палочкой. Это ты родила меня уродиной. Сделай меня такой же красивой и желанной, как ты сама! – всхлипывая, проговорила Пенелопа.
Ирена улыбнулась. Признание дочери показалось ей по крайней мере некой отправной точкой для примирения.
– Слушай, это неплохая мысль. У меня есть волшебная палочка, хотя ты ее не видишь. Конечно, она подействует не сразу. Мне потребуется время и твоя помощь, – сказала она, поглаживая дочь по волосам.
– Объясни толком, – попросила Пенелопа, высвобождаясь из ее объятий. – Я не поняла…
– Первым делом я посажу тебя на диету. Ты должна будешь заняться спортом. Я научу тебя играть в теннис. Отведу к моему парикмахеру, к косметологу, а потом мы съездим в Форли и накупим тебе новые наряды. К сентябрю ты будешь носить сорок четвертый размер, это я тебе обещаю. И тогда ты поймешь, какая ты красивая.
– Но я никогда не стану такой, как ты, – с сомнением покачала головой Пенелопа.
– Ты будешь лучше меня. Научишься быть собой и сама себе нравиться. Не сомневайся.
Девушка недоверчиво покачала головой. Она была взволнованна, обескуражена и даже была готова покинуть комнату матери, как вдруг у самого порога обернулась: – Ты и сейчас не разрешишь мне пойти на пикник?
Подружки пригласили Пенелопу отметить день рождения одной из них, устроив пикник на берегу. Каждый из приглашенных должен был принести из дома что-нибудь из еды и питья. Пенелопа уже несколько дней говорила об этом матери, но Ирена неизменно уклонялась от прямого ответа, держа дочь в подвешенном состоянии.
– Загляни в холодильник. Я приготовила для вашего пикника шашлык из креветок, запас оранжада и купила два кило мороженого. Еще я запаслась пластиковыми стаканчиками и тарелками. Вам они понадобятся.
– Правда? – удивилась Пенелопа, не веря своим ушам.
– Не забудь, скоро приезжает отец. Дождись его, прежде чем уходить. Вечером веди себя осмотрительно. А теперь иди. Мне еще надо смыть с лица все эти черные потоки, – улыбнулась Ирена. – Не хочу, чтобы папа увидел меня такой.
Пенелопа явилась на пляж, нагруженная едой и гитарой. Все были уже в сборе. Был там и пляжный спасатель по имени Роберто, которого все звали Бобби Соло, местная знаменитость. Его родители держали небольшой пансион, и в летний сезон он пополнял скудные доходы семьи, присматривая за купальщиками, хотя чаще проводил время, бегая за девушками и обольщая их несравненным исполнением «Слезы на щеке». Пенелопа была в него тайно влюблена. Но Ирена заметила это и, разумеется, не пришла в восторг. Посоветовав дочери вести себя осмотрительно, она в первую очередь имела в виду этого провинциального сердцееда, двадцатишестилетнего бездельника без видов на будущее.
Намек матери Пенелопа пропустила мимо ушей. Напротив, мысль о том, что красивый молодой человек будет за ней ухаживать, воодушевила ее. Вот уже два года ее подружки и одноклассницы заводили краткосрочные романы, а к Пенелопе мальчики относились чисто по-дружески. Ни одному из них в голову не приходило послать ей любовную записочку. Она страдала от этого, а чтобы скрыть свои переживания, вела себя как сорванец, одевалась во что попало и назло всем объедалась бисквитным печеньем. При этом она чувствовала себя некрасивой, одинокой, никому не нужной и мучилась невыразимо. Этим летом юноша начал ходить вокруг Пенелопы кругами, расхваливая ее умение плавать и тонкие черты ее лица, нежный голосок и талант сочинять песни. Ирена издали наблюдала за дочерью, опасаясь, что невинное увлечение может обернуться для нее большой бедой.
Даже бабушка Диомира заметила их попытки остаться наедине и высказала все, что думала, в лицо внучке со своей обычной прямотой:
– Держись подальше от этого прощелыги. Помнишь «Риголетто»? «И изменяю им первый я». А он даже не герцог Мантуи!
