Ваниль и шоколад - Модиньяни Ева (книга жизни txt) 📗

Пенелопа же думала о том, что скоро настанет осень, она вернется в школу, и все ее подружки начнут делиться рассказами о своих летних романах. Возможно, на этот раз ей тоже будет что рассказать.

Бобби Соло не стал тянуть время, прямо в разгар вечеринки он шепнул ей на ухо:

– Прогуляемся по берегу, куколка?

Зачарованная его словами, Пенелопа позволила увести себя подальше от остальных. Когда Боби Соло пригласил ее присесть на край вытащенной на берег лодки, она залюбовалась его сильным загорелым телом.

Чувствуя себе прекрасной королевной (словно обещание, данное ей матерью, уже сбылось!), Пенелопа позволила себя поцеловать. Сперва она растерялась, ощутив у себя на губах чужие губы, потом ее охватила незнакомая ей раньше неудержимая дрожь. Пенелопа вздрогнула, когда парень потянул ее руку туда, куда порядочной девушке совать руки не полагается. Пенелопа опустила взгляд. Свет луны освещал нечто жуткое, торчавшее из фосфоресцирующих в темноте бермудских шортов обольстителя.

Пенелопа в ужасе закричала, выпрыгнула из лодки и что было духу бросилась бежать по пляжу. Она промчалась мимо своих друзей. Сандрина кинулась ее догонять с криком:

– Постой, Пепе. Что случилось?

– Отстань! Ничего не случилось. У меня с мужчинами все кончено. Боже, какая гадость! – на бегу ответила Пенелопа и устремилась к дому.

4

Никому, даже матери, Пенелопа не рассказала о своем печальном опыте с пляжным спасателем. Она убедила себя, что ей в очередной раз не повезло: у ее подруг никогда не бывало таких унизительных и грязных приключений. Что ж, она извлечет урок из этого разочарования.

После того памятного разговора Пенелопа начала постепенно сближаться с матерью. Следуя ее строгим советам, она заметно улучшила свой внешний вид. Даже подруга София уже не раз говорила ей:

– А знаешь, Пепе, ты становишься очень даже ничего себе.

Улучшились и школьные отметки. Только замкнутость, меланхолия, недовольство собой остались прежними. Однако теперь, когда в зеркале Пенелопа видела себя похорошевшей, ей стало легче справляться с приступами дурного настроения.

Подруга Доната, уже в то время начавшая увлекаться астрологией, составила ее полный гороскоп.

– У тебя скрытный характер. Над тобой господствует Луна, поэтому твои острые углы не видны постороннему глазу. Ты кажешься спокойной, потому что умеешь хорошо скрывать свои тревоги. Старайся не прятаться от окружающих в своей скорлупе: от них исходит не только зло, но и добро. Почему ты всегда себя недооцениваешь?

Пенелопе хотелось ответить: «Потому что ты всегда тут как тут. Ты себя переоцениваешь, а я из-за тебя чувствую себя ничтожеством». Но ей так и не хватило духу открыться и откровенно сказать в лицо подруге все, что накопилось у нее на душе.

Когда Пенелопа вернулась в Чезенатико на следующее лето, оказалось, что Бобби Соло сменил территорию. Теперь на красном плотике-поплавке дежурил другой спасатель – тоже красивый парень из местных. Пенелопа твердо решила держаться от него подальше. На пляж она ходила только с матерью, а остальное время проводила с учителем Бриганти. Он помогал ей с внеклассным чтением, рекомендовал интересные книги по истории, мифологии, литературе. Свободный от дел во время летних каникул, старый профессор чувствовал себя особенно одиноким и всегда радовался приходу Пенелопы, разговорам с ней.

– Вы еще не старый, – часто говорила Бриганти Пенелопа. – Бабушка Диомира гораздо старше вас. А почему вы не женились?

– Я, увы, весьма застенчив. Особенно с женщинами. Стоило мне повстречать девушку, которая мне нравилась, как я краснел до ушей, начинал волноваться, лепетал какую-то чушь, а потом и вовсе убегал, сгорая от стыда, – признался он. С этой девочкой старому учителю было легко разговаривать.

Пенелопа тоже откровенно рассказывала ему о своих сомнениях и страхах. Однажды она призналась ему, что больше всего на свете ей бы хотелось сочинять песни.

– Но я не умею подбирать мелодии, у меня нет ну никакого таланта, – пожаловалась она.

– Я думаю, тебе не стоит спешить. Не каждый пишущий стихи способен положить их на музыку. Вспомни о сочинителях великих мелодрам. Бессмертные мелодии Масканьи, Верди, Пуччини рождались благодаря сюжетам и диалогам прекрасных либреттистов, – объяснил профессор. – Возможно, тебе нужно встретить музыканта, которому бы понравились твои стихи.

– Но ведь раньше женщины не сочиняли оперные либретто? – полюбопытствовала Пенелопа.

– Боюсь, что нет. Но дело тут не в отсутствии таланта, просто раньше считалось, что это не женское дело.

Беседу на волнующую Пенелопу тему прервала мать. Ирена пришла за дочерью. Неожиданно бабушке стало плохо, и пришлось вызывать «Скорую».

Приехали медики, чтобы забрать Диомиру в больницу. Ирена поехала с ней, а Пенелопа осталась дома дожидаться новостей. Ее мать вернулась, когда уже стемнело. Она плакала.

– Твоей бабушке очень плохо. Врачи опасаются за ее жизнь, – проговорила она сквозь слезы.

Пенелопа любила бабушку. Каждый день она садилась на велосипед и ездила проведать ее в маленькую, но чистую местную больницу. Лицо бабушки было скрыто под кислородной маской, во рту был зонд для искусственного питания. Диомира была в полудреме или в забытьи. Пенелопа сидела у кровати и ласково гладила старую женщину по волосам в надежде, что ее любовь поможет бабушке выздороветь.

Но дни шли, а никаких улучшений не намечалось. Отец приехал из Милана на выходные. Пенелопа слышала, как родители шепотом совещаются за закрытой дверью своей спальни. Потом отец повысил голос:

– Ты же не хочешь, чтобы она умирала на больничной койке!

Мать ответила что-то так тихо, что Пенелопа не расслышала. Потом снова заговорил отец.

– Наймем ночную сиделку. Она так много для нас сделала, теперь наша очередь сделать что-нибудь для нее.

Бабушку перевезли домой. Еще неделю она провела без сознания. Пришел священник для последнего причастия. Пенелопа продолжала преданно молиться об исцелении. И однажды на рассвете по всему дому раздался хриплый голос бабушки. Пенелопа и Ирена со всех ног бросились в ее комнату. Ночная сиделка безуспешно старалась ее успокоить.

– Я хочу кофе! – шумела Диомира. – Чтобы был крепкий и сладкий, как я люблю.

– Я сейчас приготовлю, бабушка, – изумленно ответила внучка.

– Пепе, быстро позвони врачу, скажи, чтобы пришел осмотреть бабушку. Скажи, что ей стало лучше! – крикнула ей мать с верхней площадки лестницы.

Вдвоем с сиделкой Ирена сумела поднять Диомиру на ноги, вымыть ее и переодеть в свежую ночную рубашку. Все это время бабушка не переставала ворчать.

– Стоило мне прихворнуть, а вы и рады! Ты посмотри, во что превратились мои волосы! Над губой – вон, полюбуйся! – усы отросли! Колются, как проволока! А ногти? И никому дела нет! Хоть бы лаком покрыли!

Вернулась прежняя Диомира. Она с наслаждением выпила кофе, поглядывая вокруг с лукавой улыбкой.

– Чудо! Чудо! – не умолкая, твердила сиделка.

– Да какое там чудо! – раздраженно воскликнула бабушка. – Просто я решила отдохнуть от всех своих дел. Вон на дворе уже белый день, а я все еще в спальне. Я хочу спуститься в гостиную.

Она откинула одеяло и потребовала свой халат. Ноги не держали ее, но Ирене и сиделке не удавалось ее отговорить.

– Не этот. Хочу тот – голубой, атласный, – заупрямилась Диомира.

Никогда в жизни Пенелопа не чувствовала себя такой счастливой. Она помогала матери и сиделке поддерживать бабушку, пока та с трудом спускалась по ступенькам, на ходу отдавая распоряжения.

– Позвоните парикмахеру. На обед приготовьте густую уху. Включите вентилятор, здесь слишком душно.

Ирена на каждом шагу повторяла:

– Хорошо, мама. Ладно, мама. Конечно, мама.

Они пересекли порог гостиной. Диомира потребовала кресло с прямой спинкой. Ей подложили подушку под голову, то и дело клонившуюся назад.