Танец с огнем - Мурашова Екатерина Вадимовна (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Глава 3,
в которой Дюймовочка и Итальяночка обсуждают, как женить содомита, два революционера спорят о физиологии женской привлекательности, а читатель знакомится с близнецами Атей и Ботей и имеет возможность заглянуть на Калужский рынок.
– Я на все готова. Но что ж я могу сделать? Итальяночка, я прямо прошу твоего совета, – княгиня Ольга Андреевна Бартенева сплела короткие пухлые пальцы и сжала их так, что побелели костяшки.
В просторном будуаре, богато декорированном различными произведениями искусства, царил полумрак. Толстые восточные ковры заглушали звуки. Розоватый дымок и плывущий по комнате слабый цветочный запах указывали на то, что где-то спрятана курильница с благовониями. По вазе с фруктами медленно ползала оса, за движением которой как будто бы и наблюдала гостья – темноволосая, строго одетая дама средних лет.
– Я думаю, Дюймовочка, что Сережу надо срочно женить, – медленно сказала она. – Сам по себе он добрый и неглупый мальчик, а ответственность за семью поможет ему наконец повзрослеть. Моего Альберта – ты же помнишь, каким легкомысленным он был, – женитьба просто преобразила.
Когда-то очень давно подруги вместе учились в пансионе и с тех пор называли друг друга школьными кличками. Впрочем, Мария Габриэловна Осоргина (в девичестве Гвиечелли) действительно была итальянкой по рождению, а Ольга Андреевна Бартенева оставалась весьма невелика ростом (с годами она, конечно, не выросла, но очень раздалась в ширину). Все эти годы дамы были в курсе всех проблем друг друга, но оставались столь хорошо воспитанными, что никогда вслух не называли вещи своими именами. Правда же заключалась в том, что единственный сын Ольги Андреевны, княжич Сережа Бартенев, был избалованным шалопаем с весьма дурными наклонностями. К тому же с самого детства и посейчас он был не способен сосредоточиться ни на каком деле больше пяти минут, и, подрастая, то и дело попадал в различные предосудительные переделки, компрометирующие знатную семью в глазах царского двора и всего их круга.
Мария Габриэловна была благополучной матерью четверых взрослых и пяти подрастающих детей (еще двое умерли в младенчестве), и уже только из одного этого обстоятельства Ольга Андреевна готова была прислушиваться к любым ее рекомендациям.
– Но как я это сделаю? Ты же наверняка слышала… знаешь Сережину репутацию… Поверь, Итальяночка, там далеко не все правда, многое к мальчику просто прилипло заодно, потому что он всегда был готов взять на себя чужую вину, лишь бы не выдать приятелей, а они, конечно, вовсю пользовались его благородством… Но, боюсь, что ни одна семья нашего круга…
Мария Габриэловна только покачала головой, взяла из вазы ароматный дюшес и начала аккуратно чистить его позолоченным ножиком. Она прекрасно знала, что «благородство» Сережи Бартенева объяснялось исключительно тем, что ему (в отличие от подельников-лоботрясов) все и всегда сходило с рук – его долги платили, скандалы улаживали, обиженных и оскорбленных умиротворяли родители и нанятые ими лица. Но знала она и другое: если не хочешь испортить отношения с женщиной, никогда, ни при каких обстоятельствах не говори ей дурного о ее ребенке. Это право любая женщина признает только за собой. И, если нужно, она все скажет сама.
– Наверняка можно поискать среди тех семей, которые польстятся на знатность и богатство Бартеневых, – возразила Мария Габриэловна. Короткость их с княгиней отношений позволяла говорить об этом напрямую.
– Да, Итальяночка, ты, конечно, права, – кивнула Ольга Андреевна. – Я сама готова была бы уговорить мужа и женить Сережу на порядочной девушке хотя бы и из мещан, но… но… Но его не привлекают порядочные девушки! Он о них и слышать не хочет!..
Мария Габриэловна молчала, выжидая, смакуя каждый кусочек груши. Оса покинула вазу и жадно, подрагивая полосатым брюшком, пила сладкий сок с поверхности почти прозрачной фарфоровой тарелочки.
– Его обычный круг… Актрисы, балерины, певички… Ты скажешь: среди них наверняка найдутся уставшие и разочаровавшиеся, те, которые с удовольствием и благодарностью променяют неверную сценическую жизнь на титул и достаток. Уверена, что это так. Но и они не интересуют моего сына!..
– На что же он согласится?
Молчание. Чуть слышный хруст пальцев. Приглушенное жужжание объевшейся осы, которая, ленясь взлететь, переползает по ободку к следующей капле дюшесового сока.
– Итальяночка! Но я же не могу женить его на оперном теноре или его собственном камердинере! Это против церкви!!
– М-да-а… – Мария Габриэловна деликатно отвела от подруги взгляд продолговатых, приподнятых к вискам глаз и осторожно, ножичком согнала осу с оставшегося кусочка дюшеса.
– Ну же, Итальяночка, ты скажи что-нибудь теперь! – требовательно воскликнула Ольга Андреевна. – Не молчи!
– Я знаю… слышала, что среди современной молодежи… Может быть, это тлетворное веяние, извращенная мода, стремление казаться…
– Нет, – решительно возразила Ольга Андреевна. – Мы с Сережей весьма близки, и он не раз прямо говорил мне, что я – единственная женщина в его жизни. Кроме меня, он как-то с уважением и пожалуй даже с восхищением отозвался об этой вашей экзотической родственнице – Любовь Николаевне. Но она, как я помню, уже замужем.
– Да, у Любочки чудесная малютка, они именно недавно гостили у нас, и я просто не могла от нее оторваться. Маленькие бамбини такие сладкие!.. Понимаешь, Дюймовочка, – Мария Габриэловна доверчиво и слегка печально улыбнулась подруге. – За свою жизнь я так привыкла, что где-то рядом со мной всегда есть колыбель с младенцем, что теперь, когда для меня все закономерным порядком закончилось, я все время чувствую эту пустоту возле себя…
Ольга Александровна отвернулась, кусая губы. Ее круглое полное лицо покривилось, как неумело перевернутый на сковороде блин. Мария Габриэловна, погрузившись в себя, как будто ничего не заметила и продолжала.
– Мои дочери пошли в меня – настоящие наседки. Они сами прекрасно обихаживают своих деток, и мне там нет места. Любочка же – другое дело. Она ни в каком разе не мать-наседка, и, устраивая в Москве свои дела, охотно уступала мне Капочку…С виду она держится безукоризненно, но я чувствую, что внутри в ней так и осталось… какая-то дикая непримиримость…Возможно, именно это и привлекает Сережу?
– Не знаю. Я видела вашу Любочку всего один раз, два года назад, мне показалось, что она похожа на озорного мальчишку, цыганенка…
– Да, да, в нашей Любочке действительно есть цыганская кровь, но об этом т-с-с… – Мария Габриэловна, улыбнувшись, приложила палец к губам.
– Ты же знаешь, я не болтлива, – вздохнула Ольга Андреевна. – Но я несчастна…
– Прости меня, Дюймовочка! Ты страдаешь, а я все о своем и о себе! – покаянно воскликнула Мария Габриэловна. – Но скажи: может быть, удастся как-нибудь по-хорошему договориться? С Сережей и… Вспоминая Любочку: мне до сих пор кажется, что ее брак с Александром Кантакузиным был всего лишь имущественным расчетом с обеих сторон, так как там изначально имелось весьма странное завещание от Любиного отца. После ее муж довольно быстро уехал за границу, якобы для завершения образования. Но ведь уже была Капочка, а как я понимаю, ты мечтаешь именно о наследниках…Все-таки Сережа – молодой князь, и в будущем будет очень богат…
– Но как же…
– Дюймовочка, вспомни: нет ли знакомых девиц, которым он, пусть чисто по дружбе и воспитанию, оказывал знаки внимания? Может быть, подруги Сережиного детства…
– Хм-м… Пожалуй, есть одна – Юлия фон Райхерт.
– Какова собой?
– Длинная и холодная, похожа на вазу, которую по случаю долго держали в леднике. Красавица в классическом стиле. Умна. По виду – всех презирает. Скорее произведение искусства, чем девица. По возрасту – почти старая дева. Сережа уж давно время от времени с ней светски сообщается, и охотно ссылается на это приличное знакомство во время наших семейных скандалов. Подозреваю, что из-за своей откровенной замороженности Юлия кажется ему безопасной.
