Тэсс из рода д'Эрбервиллей - Гарди Томас (читать книги .TXT, .FB2) 📗
Все эти юные создания были пассажирами на дарбейфилдском корабле, и от решений двух старших Дарбейфилдов всецело зависели их развлечения, удовлетворение их потребностей, их здоровье и даже жизнь. Если бы эти двое, возглавлявшие дарбейфилдский дом, вздумали вести судно навстречу бедам, катастрофе, голоду, унижению, смерти, – туда вынуждены были бы плыть вместе с ними и шесть маленьких пленников, заключенных в трюме, шесть беспомощных созданий, которых никто не спросил о том, хотят ли они вообще жить, и тем более жить в таких тяжких условиях, какие были неизбежны в безалаберном доме Дарбейфилдов. Хотелось бы знать, откуда почерпнул право говорить о «священном плане Природы» поэт, чья философия почитается в наши дни глубокой, а стихи – легкими и прозрачными.
Время шло, но ни отец, ни мать не возвращались. Тэсс выглянула за дверь и мысленно совершила прогулку по Марлоту. Деревня засыпала. Всюду тушили свечи и лампы; Тэсс представила себе протянутую руку и колпачок, которым гасят свет.
Когда мать отправлялась за отцом, это означало, что кто-то должен сходить за ними обоими. Тэсс понимала, что человеку со слабым здоровьем, собирающемуся отправиться в путь после полуночи, не следует засиживаться до позднего часа в трактире и пировать в честь древнего своего происхождения.
– Абрэхэм, – сказала она братишке, – надень-ка шапку и ступай к Ролливеру. Ты не боишься? Узнай, что случилось с отцом и матерью.
Мальчик быстро вскочил, открыл дверь, и ночь поглотила его. Прошло еще полчаса; мужчина, женщина и ребенок не возвращались. Казалось, Абрэхэм, как и его родители, оказался жертвой губительного трактира.
– Придется пойти мне самой, – сказала Тэсс.
Лиза Лу легла спать, а Тэсс, заперев их всех в доме, побрела по темной извилистой улице, не приспособленной для быстрого хождения, – улице, проложенной в те времена, когда еще не ценился каждый дюйм земли и часов с одной стрелкой было достаточно для деления дня.
IV
Трактир Ролливера, единственное питейное заведение в этом конце деревни, длинной, с беспорядочно разбросанными домами, мог похвастаться всего лишь разрешением продавать спиртные напитки навынос; и так как пить в доме – значило нарушить закон, то для удобства клиентов к садовой ограде была прикреплена служившая полкой доска шириной дюймов в шесть и длиной в два ярда – этим ограничивались все приспособления. Жаждущие путники ставили на эту доску свои кружки, опивки выплескивали на пыльную землю, покрывая ее полинезийскими узорами, и жалели, что не могут посидеть и отдохнуть в доме.
Так обстояло дело с прохожими. Но ту же потребность испытывали и местные клиенты, а воля, как известно, рушит препятствия.
На верхнем этаже в просторной спальне, окно которой было занавешено большой плотной шерстяной шалью, еще не так давно служившей миссис Ролливер, хозяйке трактира, собралось в тот вечер человек двенадцать, жаждущих радости, – все местные старожилы и завсегдатаи этого уютного уголка.
«Чистая капля» – трактир, имевший разрешение обслуживать клиентов внутри помещения, был расположен в дальнем конце широко раскинувшейся деревни, что делало его, в сущности, недоступным для жителей этой окраины; вдобавок имелась и более серьезная причина – качество напитков: мнение большинства было таково, что лучше пить с Ролливером в углу на чердаке, чем в просторном зале с хозяином другого трактира.
Старомодная кровать без матраца, стоявшая в комнате, служила сиденьем для нескольких человек, расположившихся по трем ее сторонам; двое взобрались на комод, еще один восседал на резном дубовом сундуке и еще один на табурете, – таким образом, все разместились более или менее удобно. К этому часу они достигли той стадии духовной удовлетворенности, когда души их расцвели и, уже не вмещаясь в телесную оболочку, освещали комнату. Благодаря этому процессу и комната, и мебель облагораживались, становились все более и более роскошными; шаль, которой было занавешено окно, превратилась в гобелен; медные ручки комода стали благородным золотом, а резные столбики кровати, казалось, состояли в родстве с великолепными колоннами Соломонова храма.
Расставшись с Тэсс, миссис Дарбейфилд быстро дошла до трактира, открыла парадную дверь, пересекла комнату нижнего этажа, погруженную в глубокий мрак, а затем привычной рукой, хорошо знакомой со здешними щеколдами, отперла дверь, ведущую на лестницу. По ветхим ступеням она поднималась медленнее, и когда ее лицо показалось над освещенной верхней площадкой лестницы, к ней обратились взгляды всей компании, собравшейся в спальне.
– …близкие друзья, которых я угощаю за свой счет по случаю клубного праздника, – заслышав шаги, проговорила хозяйка бойко, как ребенок, отвечающий катехизис, и с этими словами выглянула на лестницу. – Ах, это вы, миссис Дарбейфилд! Господи, ну и перепугали же вы меня! А я уж подумала, что это кто-нибудь, присланный властями.
Остальные члены конклава приветствовали миссис Дарбейфилд взглядами и кивками, после чего она повернулась к тому месту, где сидел ее супруг. Он рассеянно мурлыкал себе под нос:
– Я не хуже, чем кое-кто из здешних мест! У меня есть большой семейный склеп в Кингсбир-суб-Грин-хилле, и во всем Уэссексе ни у кого нет покойничков лучше, чем у меня!
– Я должна тебе сказать, что мне пришла по этому случаю в голову замечательная мысль! – прошептала его веселая жена. – Послушай, Джон, ты что, не видишь меня?
Она подтолкнула его локтем, но он, глядя сквозь нее, словно сквозь оконное стекло, продолжал свой речитатив.
– Ш-ш! Не пойте так громко, дружище, – сказала хозяйка. – Чего доброго, услышит кто-нибудь из властей и отберет у меня патент.
– Он, небось, вам рассказал уже, что у нас случилось? – спросила миссис Дарбейфилд.
– Вроде как рассказал. А деньги-то вы от этого какие-нибудь получите?
– Кто его знает! – благоразумно ответила Джоан Дарбейфилд. – Все же неплохо быть в родстве с каретой, даже если в ней и не ездишь.
Это она произнесла во всеуслышание, но затем понизила голос и снова обратилась к своему супругу:
– Как ты ушел, я припомнила, что в Трэнтридже, на опушке Заповедника, живет одна знатная и богатая дама по фамилии д’Эрбервилль.
– А? Что? – сказал сэр Джон.
Она повторила:
– Должно быть, эта дама – наша родственница. Вот я и надумала послать к ней Тэсс и объявить о родстве.
– А ведь вправду дама с такой фамилией имеется, раз уж ты об этом заговорила, – сказал Дарбейфилд. – Священник Трингхэм про нее забыл. Но она – ничто по сравнению с нами, – должно быть, младшая ветвь, из тех, что появились гораздо позже короля-норманна.
Занятая обсуждением этого вопроса, пара не заметила, как маленький Абрэхэм пробрался в комнату и встал рядом, ожидая случая заговорить с родителями и увести их домой.
– Она богата и, конечно, позаботится о нашей дочке, – продолжала миссис Дарбейфилд, – а это будет очень кстати. И конечно, членам одного рода следует познакомиться друг с другом поближе.
– Да, и мы поедем объявить о родстве! – раздался из-под кровати веселый голос Абрэхэма. – И мы все будем ездить к ней в гости, когда Тэсс туда переедет; будем кататься в ее карете и одеваться в черную одежду.
– Откуда ты взялся, малыш? И что за глупости ты болтаешь! Ступай поиграй на лестнице, пока отец и мать не освободятся!.. Да, Тэсс следует пойти к этому члену нашего рода. И уж Тэсс наверняка ей понравится; а потом на ней может жениться какой-нибудь благородный джентльмен. Да что говорить! Это так и будет, я уж знаю!
– Откуда?
– Я гадала по «Предсказателю судьбы», и так оно все и выходит… Ты бы поглядел, какая она была сегодня хорошенькая; кожа у нее нежная, как у герцогини.
– А что говорит она сама? Пойдет она туда?
– Я ее не спрашивала. Она еще не знает, что у нас есть такая родственница. Но, конечно, это поможет ей найти благородного мужа, и она не откажется пойти.
– Тэсс не поймешь!
