Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - первый аккорд (СИ) - Голинченко Екатерина Андреевна "Маргарита Андреева"
— Анри! — дама в сером кинулась ему на шею, — Сын мой!
— Матушка! — с сыновьей почтительностью он поцеловал её руку, — Благодарю, дитя, за этот бесценный дар, — потом он подошел к Маргарите и поцеловал её руку.
— Вы очень добры, сир — она поклонилась и улыбнулась.
— Тебе не стоит нас бояться, твой род благословляет тебя и твое дитя. Эта вещь передавалась много поколений в семье Медичи, — дама в черном сняла со своей руки перстень с вензельной буквой «М» и надела его на палец ошеломленной девушке, — Это не только первая буква фамильного имени Медичи, но, и первая буква твоего имени. Пусть это кольцо будет твоим талисманом и хранит тебя.
— Но, Ваше величество… — девушка поначалу засмотрелась на прекрасное украшение, но потом попыталась снять его, — я не могу…
— Не волнуйся, — Дама в черном остановила её, — Можешь не бояться подарка от Екатерины Медичи, дитя. Не обижай меня своим отказом, — Маргарита снова одела кольцо.
Екатерина Мария Ромола ди Лоренцо де Медичи…
Как её только не называли — «купчиха», «итальянская волчица», «черная королева», «Мадам Гадюка», чья мрачная слава дожила и до наших дней. Женщина с тяжелой судьбой, которая хотела быть слабой и любимой своим мужем, но ставшая сильной и одинокой. Слишком много испытаний выпало на долю одной этой женщины, но кто-то из великих сказал, что что судьба более всего испытывает тех, кого находит наиболее достойным.
Как ни трагично, но никто не помнит неутомимых попыток королевы добиться мира между католиками и протестантами, зато прочно хранится память о кровавой августовской резне.
По прошествии веков, легко осуждать тех, кто уже не может замолвить слово в свое оправдание, но Маргарита предпочитала следовать принципу, процитированному Далай-ламой: «Прежде чем осуждать кого-то, возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы, почувствуй его боли. Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся. И только после этого говори, что ты знаешь, как правильно жить», и наглядным тому примером было её отношение к Марку или Рафаэлю, что и их заставило измениться, и о чем ей не пришлось пожалеть до сегодняшнего времени.
Для восстановления исторической справедливости, за Екатерину скажут сохранившиеся и дошедшие до наших дней документы: письма, записи, мемуары. И з них предстает перед нами совсем другая Екатерина Медичи, совсем не такая, какой её показывают в учебниках истории. И Маргарите показалось, что она понимает это, как ни кто другой из живущих на земле, а в усталых глазах на морщинистом лице женщины, некогда вершившей судьбу всей Европы, читалась настоящая её история.
И вот она снова переносится во времени и пространстве, когда в старинных стенах бурлила жизнь, а по коридорам был слышен топот тысячи ног, людские голоса и резкий запах плохо вымытых тел, заглушаемый ещё более резкими ароматами парфюмов — эпоха интриг и заговоров, нищеты одних и роскоши других, становления монархии и государства, предъявлявшая невероятно высокие требования для выживания. Эпоха Екатерины Медичи.
— По твоему лицу вижу, дитя, что у тебя много вопросов, — дама в черном провела рукой в черной атласной перчатке по плечу девушки, взяв ее ладонь в свою руку, — Ты хочешь знать, что из того, что обо мне говорили, правда, — и это был ответ на все вопросы, что не укрылись от проницательной женщины, но которые так и не осмелилась высказать Маргарита, — Тогда послушай, верно, самую правдивую историю Екатерины Медичи, из её собственных уст. Почти сразу после рождения оставшись круглой сиротой, я провела беспокойные годы своей юности в заточении в мрачных монастырских стенах, я научилась помнить добро, и на протяжении всей своей жизни поддерживала общение с монастырскими сестрами, регулярно писала им и делилась доходами с принадлежащей мне собственности. В детстве и юности я посвящала много времени занятиям, сносно знала греческий, латынь и французский, проявляла способности к математике, что впоследствии отразилось на моей любви к астрологии и потребности окружить себя в дальнейшем людьми, обладающими пророческими талантами. Впрочем, я сама она была немного мистиком и могла предсказывать судьбы тех или иных людей, видя их грядущее во сне. Всё это помогло мне расположить к себе короля Франциска, отца моего будущего мужа, и его ближайшее окружение, а мое приданое, привезенное из Италии, привнесло ко французскому двору такие новшества, как женское боковое седло и панталоны, активно внедрялись духи. Я слушала и внимала, обучалась, наблюдала, разделяя любовь нации и монарха к охоте, искусству, и, помимо прочего — коллекционированию, собирая шахматы, миниатюрные бильярдные столики и другие игрушки, помогавшие скоротать время в непогоду. Фарфор, венецианское стекло и эмали, памятки прошедших дней, соседствовали с дорогими моему сердцу вещами, куклами в разнообразных одеяниях и сентиментальными безделушками, а на книжных полках выстраивались любимые литературные произведения, тексты, фолианты по истории и строительству, генеалогические древа родственников, книги с описанием игр и прочее, среди которых были и древние папирусы. Я одной из первых при французском дворе начала пользоваться украшенным складным веером, свисавшим с ленты, прикрепленной к поясу, открыла двору носовые платки, собрав огромную коллекцию декоративных платочков — и это новшество весьма полюбилось придворным, а платки стали неотъемлемым аксессуаром ренессансного костюма, их полагалось держать за серединку, демонстрируя расшитые края. Но даже королевы не всесильны — и власть становится в тягость, и огромные дворцовые стены давят непосильным грузом, и еда с позолоченных приборов горше полыни, и под роскошный полог балдахина приходят печальные и пугающие сны, когда ты нелюбима. Дай Бог, тебе никогда не познать равнодушия и холодности того, которого горячо и преданно любишь и которого постоянно страшишься потерять. Брак с прекрасным принцем принес мне, юной и наивной итальянке, исполненной надежд, лишь многие годы страданий с горечью унижения, ибо царственный супруг мой предпочитал обворожительную Диану де Пуатье, ставшую его официальной фавориткой не только на ложе, но сохранив первенство и в королевской детской, где его любовница хозяйничала наравне с нами. Моя же внешность была более чем заурядной, ни ростом, ни красотой я не выделялась, если что и отмечали в моей внешности, так это — цепкий и зоркий взгляд, а с возрастом к этому добавилась и полнота. После десяти лет бесплодия и фактического безбрачия, я наконец-то произвела на свет десятерых детей, но и тут я не обрела долгожданного счастья, словно продолжая нести свою кару за неведомые мне грехи — все они выросли, страдая, как от физических недугов, так и от душевных расстройств, и это ещё больше разрывало мне сердце. А после внезапной кончины супруга, лишь в последние годы перед самой своей смертью ставшего открыто полагаться на мою доказанную преданность и мои трезвые суждения, став новой значимой фигурой на международной арене власти, я вынуждена была превратиться защитницу своей династии и своей новой родины — искусную, отважную, порой жестокую. Но, не стоит считать меня несчастной жертвой сложившихся обстоятельств, — улыбнулась Екатерина, — Сражаясь за жизнь интересы — свои и своих отпрысков, я со всей решительностью использовала все те средства, что предоставляла моя эпоха, я и была волчицей, коей меня именовали — которая до последнего боролась за своих детей и их права, за благополучие всей Франции. Ещё накануне того страшного дня, когда должен был состояться рыцарский турнир по случаю свадьбы их дочери, принцессы Елизаветы, на котором и погибнет мой безумно любимый и дорогой муж и повелитель, мне приснился кошмарный сон, в котором я видела мужа мертвым, распростертым на земле с залитым кровью лицом. Даже самый известный пророк нашей эпохи, Мишель Нострадамус, не осмелился поделиться со мной содержанием одного из своих пророческих катренов, но у меня и у самой была сильно развита интуиция. Раненому королю не помог даже врачебный гений придворного медика Амбруаза Паре. По горькой иронии, лишь на смертном одре он всецело принадлежал мне, и ни какие фаворитки не имели права посягнуть в тот час на то, что принадлежит только мне — мой вдовий наряд, который станет моим спутником до самой смерти и продлит в моих глазах столь краткое царствие моего супруга. Оставшись в такое неспокойное время оставившего меня фактической правительницей Франции, раздираемой внутренними (между правящими группировками и религиозными конфессиями) и внешними конфликтами (с Англией, Испанией, Нидерландами), финансовым и политическим кризисом — иностранку в чужой державе с тремя малолетними детьми на руках, королевой этой самой державы… Я правила от имени трех своих венценосных сыновей, пытаясь каждого вразумить на мудрое и справедливое правление, советуя им лично наблюдать за всеми важными делами вверенного им Господом королевства, не позволяя секретарям брать на себя больше положенного и решать что-либо без ведома государя, и ни один официальный документ не мог считаться действительным без личной подписи монарха, и было велено лично показывать всю корреспонденцию. Главным из моих советов, что усвоили мои сыновья, были важность ведения регулярного расписания и воздержание от возвеличивания близких, не выказывая своего отношения, основываясь только на личной приязни, не учитывая прочих качеств претендента — с одной исключительной целью во имя блага для государства. Как могла, я пыталась играть роль женщины-миротворицы на начальном этапе религиозных распрей, отчаянно желая объединения страны и сохранения равновесия между двумя враждующими группировками, маневрируя между католическими и протестантскими лидерами, не позволяя ни той, ни другой группировке отнять у меня влияние на коронованных отпрысков.
