Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки - Острецов Виктор Митрофанович
Глава его, Новиков, был одной из тех великих личностей в истории. которые творят чудеса на сцене, по необходимости погруженной во тьму, одним из проводников тайных идей (...) Во всех этих предприятиях Новиков пользовался огромной поддержкой франкмасонов, будучи великим мастером масонской ложи».
Это было «великим делом» «во имя нравственного интереса». (Герцен, «О развитии революционных идей в России».)
Кроме авторов-просветителей с Запада, все большее количество литературы. издаваемой Компанией, приходится на мистико-каббалистическую литературу и собственно масонскую, издаваемую в тайной типографии у Меньшиковой башни. Лонгинов пишет по этому поводу:
«Новые книги, появившиеся в Москве с 1779 по 1784 г. ...составили весьма значительный процент в общем количестве русских книжных новостей и внесли почти совершенно новый элемент в текущую литературу, оригинальную и переводную. Это новое явление было исключительно результатом деятельности так называемого мартинистского круга, особенно же Новикова. Толчок, данный ею, отозвался и в Петербурге: нетрудно проследить и там появление за это время книг, сходных по своему духу с теми произведениями, которые распространялись московскими мартинистами» (Лонгинов, 226). «Дружеское общество», будучи объявлено как филантропическое, получало щедрые пожертвования со стороны состоятельных москвичей и, конечно, самих членов Общества. Уже в 1783 г. на счет «братьев» воспитывалось в семинарии переводческой и педагогической до пятидесяти человек юношей. «Щедрые пожертвования, — пишет Лонгинов, — давали обильные средства для содержания на счет «Общества», этого рассадника деятелей на поприще мартинизма, из которого вышли известные впоследствии мистики и масоны» (203). Добавим — но и историки, писатели, поэты, ученые и даже митрополиты [43].
Напрасно поэтому профессор Шварц доказывал, что его курсы лекций не были пропагандой масонства. Напрасно он приводил такой довод, что раз масонство есть тайна, то его и невозможно проповедовать. Увы, «лекции Шварца... служили истинной школой масонства». («Русский Вестник», 1864. № 8). Надо отдать должное — Шварц тратил на дела просветительские все свои средства.
Типографическая Компания издавала самые различные книги, и в том числе такие, которые подвергала критике на заседаниях своих лож в Высших градусах, как лишенные мистического начала, механически трактующие мироустройство. Так, Шварц критиковал учение, например, Гольбаха. Критические выпады делались на заседаниях «теоретического градуса соломоновых наук», к которому относились наши Розенкрейцеры, и в сторону Вольтера и Руссо. То, что было полезно для интересов Ордена в качестве начальных ступеней, на более высоких уже не могло принести пользы.
Наивно противопоставляя зачастую французскую философию, как рационалистическую немецкой иррационалистической философии, зачастую не понимают всей условности деления на рационалистическое содержание философии и иррационалистическое. Любая рациональная система мышления имеет иррациональные корни, а иррациональная система мышления на самом деле рациональная по принятому в ней стандарту.
Любое познание имеет и ту сторону, и другую. Немецкая же иррациональная философия вся целиком берет свое начало от средневековых каббалистических мистиков, как Раймонд, Луллий, Беме, которому особенно много обязаны Гегель и Шеллинг, Флюдд, Альберт Великий и другие. Все эти мистики составили идейное содержание масонства прошлого и настоящего. Здесь идейные корни социализма и либерализма. (См. «Краткая еврейская энциклопедия». Иерусалим, 1988, т.4, с. 5).
Тесная связь московских масонов-просветителей с Берлином выразилась и в том внимании, которое стали оказывать Новиков и Шварц публикациям немецко-еврейских писателей, как Мозес Мендельсон, Лессинг и другие. Видимо, из лож Германии пришла волна и сентиментализма в литературе. Чувствительные воздыхания стали с легкой руки масонов-литераторов признаком высокой добродетели (см. сб. «XVIII век», № 11).
В результате деятельности Типографической Компании «братьев Розового Креста» была создана громадная по числу и разнообразию литература — и художественная, и философская, и мистическая, сплошь переводная или скомпилированная самими братьями. В результате деятельности масонов-переводчиков русский язык стал менять и свою лексику, и сам синтаксис. Вводились новые слова и новые понятия, которых не было в русском языке. Столь же успешно из употребления исключались тысячи русских слов, которым не находилось места в этой мистической литературе иудаистского толка. Создавался жаргон интеллигентов Москвы конца XVIII столетия, который и лег в основу современного литературного русского языка.
В 1792 году Новиков был арестован за связь с наследником престола Павлом Петровичем. Известно, какие надежды возлагали русские масоны на цесаревича. Он был своим, полностью сформированным братьями. С конца 80-х годов ждали смерти Екатерины II, и не только в России, но и на Западе. Перед Розенкрейцерами в случае смерти Екатерины II открывался путь к власти над всей Россией (см.: Вернадский. Ук. соч., с. 230).
На допросе Новиков лгал, ссылался на забывчивость и в целом вел себя как опытный конспиратор: не знаю, не видел, забыл. Вовремя каялся, бил себя в грудь и требовал к себе строгой кары. Его ответы на вопрос об иллюминатах напоминают злое юродство над следователем. Но все-таки ответ на один вопрос можно считать правдивым, поскольку он подтверждается и другими данными.
Следователь задал вопрос об университетской ложе. На этот вопрос Новиков ответил так: «Прозвана же она (ложа) была университетской потому, что из университетских, сколько их там было, то почти все в ней были, но были и другие. Мастером же стула ложи был профессор Страхов», — пояснил Новиков.
Итак, сколько их там было — все каменщики и плюс еще студенты, вовлеченные в общество строителей храма Соломона. А ведь университет был главным поставщиком чиновничества.
В деятельности «братьев Розового Креста» в Москве все извивы масонского пифона видны, как в террариуме. Есть обширная тайная организация, руководимая из Берлина; она создает легальные просветительские организации, объединяет и воспитывает студентов, создает литературные объединения, организует семинары по философии, педагогике, литературе, формирует общественное мнение.
Как вспоминает известный русский историк Б.Н. Чичерин, «Московский университет сделался центром всего умственного движения в России. Это был яркий свет, распространявший свои лучи повсюду...». Герцен вторил ему: «... университет рос влиянием, в него, как в общий резервуар, вливались юные силы России со всех сторон, из всех слоев; в его залах они очищались от предрассудков, захваченных у домашнего очага... До 1848 г. устройство наших университетов было самое демократическое» («Былое и Думы», цит. по кн.: «Московский университет в воспоминаниях современников». М., 1989, с. 116). А ведь это были годы николаевского уже «деспотизма». Впрочем печать была при всех царях либеральной.
Результаты такого очищения испытал на себе и Лубяновский, который учился в университете в 90-х годах XVIII столетия: «Из семинарии я вышел с благоговением к Евангелию и учению Церкви, с покорностью начальству и не от страха, а по чувству необходимости в руководстве, с привычкою к нужде, с равною охотою к учению и к исполнению обязанностей, в чем бы они ни состояли. В университете семинарское семя не скажу чтобы совсем заглохло во мне; но по мере развития во мне круга понятий странные мечты вкрадывались в голову... забавная самонадеянность: не только я умел бы сам везде ходить без помочей, но и других водить» (Московский университет в воспоминаниях современников. М„ 1989, с. 46-47).
Известно, что эти странные мечты привели Федора Петровича Лубяновского в масонскую ложу, и через несколько лет его имя значится в ложе «К Мертвой голове», которая «работала» в Москве в начале XIX века. В этой ложе он «работал», кстати, вместе с Н.С. Мордвиновым, которого декабристы прочили в будущее временное правительство и который очень не любил Русь и очень любил Англию и любил сочинять конституции; здесь же мы видим и министра просвещения А.К. Разумовского (1748-1822), друга каббалиста Сен-Мартена, преподавателя Московского университета А.Х. Чеботарева, руководителей московского масонства и Ордена Розенкрейцеров, соратников Новикова — князей Трубецких, А.Ф. Лабзина, О.А. Поздеева, московского почт-директора Ф.П. Ключарева, замешанного в распространении французских прокламаций в Москве в 1812 г.
43
Михаил Десницкий, Серафим Глаголевский. Вероятно, как полагали историки прошлого, архиепископ, а потом митрополит Московский Платон Левшин, покровительствовал деятельности ордена не случайно. Членом ложи «Умирающего Сфинкса» был и Московский святитель Филарет Дроздов. В списке членов ложи его фамилия стоит под № 32. (ОР ОГБ, ф.439, карт. 24, ед. хр. 5, л. 13). Подробнее см. Сушков, «Записки о жизни Филарета», М., 1868; П.Бартенев. «Русский архив», 1906, т. 9, с.93. Масонство среди духовенства насаждал ревностно и Шварц, и особенно А.Н. Голицын и М.М. Сперанский, (см. ниже «Позднее масонство»).