Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня! - Штерн Борис Гедальевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
«Не боись, не убьет,- насмешливо успокоил меня механик Кудла.- Если не по голове, то не убьет. А искалечить — искалечит».
Я огляделся. Ремонтные работы здесь шли полным ходом — неподалеку бригада проходчиков выравнивала силовой бугор поверхностного искривленного слоя — многих трудов стоит накрывать такие бугры рифленым псевдо-пространственным фильтром и укатывать их силовым катком.
«Эй, работнички! — крикнул я.- Концы обрежьте! Торчат!» — «А пошел ты к бесам!» — был ответ.
Я забрался в «осу» и вернулся в Планетарий. Там я внимательно вчитался в приказ об эвакуации Гончих Псов, ознакомился с санкцией прокурора и с ордером на арест ассенизатора Васьвася и отправился на чердак в Заоблачный кабинет на прием к бригадному дженералю с полной властью, заранее зная, что меня не примут,- «а ты кто такой?» — спросит старая прокуренная миссис Браунинг и даже не сочтет нужным докладывать дженералю Гу-Сину о каком-то сантехнике Бел Аморе. Поэтому следовало действовать нагло. Лифт вынес меня на последний этаж. Выше торчал только громоотвод в облаках.
«Я к дженералю»,- небрежно бросил я и, не глядя на миссис Браунинг, уверенно направился к двери Заоблачного кабинета. Дернул. Заперто. Я мельком взглянул на секретаршу и забыл, зачем я сюда явился. Миссис Браунинг куда-то подевалась, а в предбаннике у дженераля Гу-Сина сидело существо страшной, как смерть, отталкивающей красоты из-за выбритого до зеркального блеска черепа. Лысые женщины все же напоминают о «memento mori». «Помни о смерти (лат.)» Парик лежал перед ней на столе, она проветривала голову; а моя голова стала пуста, как скворечник в декабре, все мысли разлетелись. Я топтался у закрытых дверей высокого кабинета и смотрел, как эта memento mori вяжет из тончайшей стальной проволоки какой-то свитер, наподобие кольчуги. Memento mori подняла глаза, отложила вязанье, надела парик — смертельные ассоциации без лысой женской головы приглушились, теперь можно было вспомнить и о «memento vivere» «Помпи о жизни (лат.)» Наконец я выдавил из себя: «А где миссис Браунинг?» «Вот что…- ответила Memento mori.- Уходи отсюда от греха подальше. Скоро вернется дженераль, а у тебя галстук не в тон рубашке».
Я повернулся «кру-угом!», спустился с облаков в свой сантехнический подвал и решил взять новую секретаршу измором. Надо сказать, что по молодости и зелености я перегибал палку и лез в самое пекло.
Но я храбро взялся за дело. Звали ее Афина. Каждый день недели она надевала новый парик — черный, каштановый, рыжий, седой, зеленый, голубой, красный и фиолетовый. Она печатала на пишущей машинке секретные приказы (дженераль не разрешал набирать их на компьютере), а в перерывах вязала знаменитые шестимерные самовязы из пуховой ноль-миллимикронной стали с колдовским заговором, которые не только пуленепробиваемы, но и лазеронепрожигаемы. Она отвергала шоколадное ассорти, махровые розы и даже брют.
На этих минах уже подорвались лучшие ловеласы Охраны Среды.
Прошла неделя. Сменились парики. Отношения с Афиной успешно развивались — она уже тихо ненавидела меня всеми фибрами души (что такое «фибры», я до сих пор не понимаю — наверно, они для души то же самое, что жабры для рыбы). Но, как известно, «от любви до ненависти один шаг» значит, от ненависти до любви путь такой же. Каждый день я упрямо шел на контакт и однажды получил то, чего так упорно добивался — по морде.
Удар был такой силы (оказалось, что нежная ручка Афины способна перешибать кирпичи), что Планетарий содрогнулся, облака разошлись, а высокая дверь дженеральского кабинета приотворилась сама собой. Мое лицо распухло и превратилось в набитую морду, из носа текла кровь. В глазах Афины даже промелькнуло сострадание. Эту маленькую промежуточную победу на переходе между ненавистью и любовью следовало отметить и закрепить. Я подождал, пока сойдет под глазом лиловый фонарь, отрастил и закрутил усы, как у бубнового валета (и стал бы на него похож, если бы не чуть-чуть лошадиная физиономия), купил дорогую бутылку шампанского «Мадам Помпадур» и опять отправился на последний этаж.
Афина печатала какой-то очередной приказ по Планетарию. Увидев «Мадам Помпадур», она вздрогнула и сделала сразу три ошибки в слове «трансцендентальный» («трансцидинтальный»). Я поставил бутылку на стол и удалился, не говоря ни слова. На следующий день я пришел в приёмную с белой болотной лилией, и Афина сделала три ошибки в слове «еще» («исче»).
Судя по всему, приближалась развязка. Афина уже брала шоколадки прямо из рук, но пока отказывалась куда-нибудь пойти, где-нибудь посидеть и перейти на менее официальные отношения в связи с загруженностью на работе. (Все-таки, женщины всех цивилизаций и во все времена крутят динамо и делают из половых отношений проблему, и тот, кто думает, что в ямбическом триметре с этими делами обстояло как-то иначе,ошибается.) Тут требуется терпение, терпение и еще раз терпение.
От бригадного дженераля ничего не укрылось. Ему надоели ошибки в служебных документах.
«Кто этот малый?» — спросил он у Афины.
«Стажер-ассенизатор,- ответила Афина и опустила реснички.- Он мог бы быть нам полезен».
Вскоре я получил официальное предписание не шляться по коридорам без дела. В ответ я демонстративно стал шляться по коридорам с картонной папкой со словом «Дело». Дженералю Гу-Сину доложили о моей демонстрации, он оценил юмор: игра слов, понятно. И вызвал меня к себе. Я взлетел под облака, Афина подмигнула мне, открыла дверь, и я наконец-то вошел в этот вожделенный и недосягаемый Заоблачный кабинет.
На полированном столе дженераля стояла включенная электроплитка, над столом на стене висел портрет худющего лысоватого человека с козлиной бородкой.
Поговаривали, что портрет над столом — это ЗНАК, что перед каждой крупной операцией дженераль Гу-Син меняет на стене портрет, изучает лицо будущего врага или соперника. Лысоватый человек смотрел на меня в упор. Я еще не знал, кто это (это был портрет Дзержинского), но от его пронзительного взгляда у меня зачесалось под правой лопаткой.
Я не сразу заметил бригадного дженераля Гу-Сина — он стоял у окна спиной ко мне, держал в носовом платке эмалированную кружку и аккуратно поливал из нее невзрачный цветочек в горшке. Из кружки валил пар.
Цветочек, насколько я разбирался в ботанике, нескромно назывался бессмертник. Прозвище дженераля в Охране Среды было Гусь, он был из Тех легионеров, сорвиголов, если не сказать «головорезов», из тех диких гусей, которые спасли Рим.
«Вы кто по званию — сержант?» — спросил дженераль. Он даже не обернулся.
«Младший».
«Доложите о проделанной работе за истекший период, младший»,- все так же спиной потребовал дженераль.
Я раскрыл папку. В ней лежал один-единственный лист с копией приказа об эвакуации Гончих Псов, а в левом верхнем углу шла косая стихотворная резолюция с моей подписью:
На свете нет преступней акции,
Чем приказ об эвакуации
До засорения канализации.
Бригадный джеиераль отхлебнул из поливной кружки глоток — оказывается, это был чай — зачем он мучает этот бессловесный цветочек, садист? зачем поливает его горячим чаем? упивается полной властью? — повернулся, даже не взглянул на меня, взял левой рукой листок, прочитал стишки на секретном приказе, подумал и наконец поднял глаза. Взгляд был колюч, как шприц доктора Вольфа. У меня зачесалась правая ягодица.
«Не пойму…- сказал дженераль.- Вы что, валяете дурака?» «Так… так точно».
«Объясните: зачем?» «Вы… вы знаете это лучше ме… меня,- заикаясь и повторяясь, начал объяснять я. От двух колючих перекрестных взглядов Дзержинского и дженераля ГуСина — у меня уже тряслись поджилки.- При… Приказ об эвакуации Гончих Псов был подготовлен за несколько дней до засорения канализации. ДО засорения. ДО ТОГО, как… как она засорилась. Значит, о катастрофе вы знали заранее. Вы могли предотвратить катастрофу, но не сделали этого. Вы ее сами и подстроили — не знаю… не знаю, зачем. По… получается, что главный ассенизатор Васьвась арестован вами незаконно, а мое расследование понадобилось вам для отвода глаз. Отсюда следует, что вы держите меня за… за болвана. Вот я и пытаюсь соответствовать».
