Кино между адом и раем - Митта Александр Наумович (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗

Что же играть во время визита Фетисова главному действующему лицу – молчаливой Анюте? Непосредственно перед этим Анюта была счастлива. Она помогла любимому. И вдруг Степан толкает Анюту к человеку, который ей неприятен, который обругал ее жилье. Она должна делать противную работу натурщицы: стоять голой на одной ноге с вытянутой рукой в холодной мастерской художника. Бр-р-р! Была счастлива – стала несчастлива. Не хочет она идти в натурщицы к Фетисову.

Но любимый приказал. И для Анюты это как подвиг во имя любви. Хотела взбунтоваться, но покорилась. Все это, конечно, развивается, почти не выплескиваясь наружу, как внутренний конфликт. Но скрытность – суть характера Анюты, у нее все внутри. Важно, что над перипетией события изгибается дуга эмоциональной жизни от бунта к по-

корности. Актрисе есть что играть. Перед ней все время возникают барьеры, которые надо преодолевать.

А для Клочкова визит Фетисова – удар ниже пояса. Только все наладилось, в голове возник порядок с костями, и вдруг оказывается, что вся жизнь его не соответствует нормам эстетического человека. Он и не замечал, что живет так мерзко. Был счастлив – огляделся – стал несчастлив.

Заметьте, что Чехов ни на один миг не оставляет рассказ без структурного развития драматического действия. Сразу после ухода Фетисова и Анюты Степан в одиночестве мечтает, как в будущем у него будет богатая просторная квартира, красивая, образованная жена.

И только мечта достигла пика, из будущего Степан брошен в реальность.

Перед его носом стоит грязный таз с помоями и окурками. Степан будто впервые увидел и оценил эту мерзость. Мечта – это движение к

счастью, реальность – падение в несчастье. Событие сцены – падение из мечты в реальность. Что родилось в итоге события? Степан нашел выход и принял решение: вот он выгонит Анюту, и все само наладится. Перипетия Степана: от самодовольства к отчаянию. От отчаяния к надежде.

Поворотный пункт – решение Клочкова выгнать Анюту – гонит драму в третий акт.

Анюта пришла от Фетисова, надеясь на то, что Степан похвалит, может, приласкает. Внутри она, как собачка, которая готова радоваться любому знаку внимания. И вдруг на нее обрушивается удар.

«Когда она, вернувшись от художника, снимала шубу, он поднялся и сказал ей серьезно:

– Вот что, моя милая… Садись и выслушай. Нам нужно расстаться! Одним словом, жить с тобою я больше не желаю.

Анюта вернулась от художника такая утомленная, изнеможенная. Лицо у нее от долгого стояния на натуре осунулось, похудело, и подбородок стал острей. В ответ на слова медика она ничего не сказала, и только губы у нее задрожали.

– Согласись, что рано или поздно нам все равно пришлось бы расстаться, – сказал медик. – Ты хорошая, добрая, и ты не глупая, ты поймешь…

Анюта опять надела шубу, молча завернула свое вышиванье в бумагу, собрала нитки, иголки; сверток с четырьмя кусочками сахару нашла на окне и положила на столе возле книг.

– Это ваше… сахар… – тихо сказала она и отвернулась, чтобы скрыть слезы».

Может, Анюта и зарыдала, но где-то глубоко внутри. А снаружи простые физические действия: медленно собирает вещи. Вдруг Степан пе-

редумает? Нет, на этот раз она уходит навсегда и в никуда… И вот уже она подходит со своими узелками к двери… Надо бы обнять Степана, но боится зарыдать. Пытается сохранить остатки самоуважения. Уход из дома – это событие.

А Степан начал третий акт жестоко и решительно, как хирург. Наверное, вспомнил образцы поведения и копирует их. Но на самом деле он слабый добрый парень. Он не может видеть женских слез и быстро теряется.

" – Ну, что же ты плачешь? – спросил Клочков. Он прошелся по комнате в смущении и сказал:

– Странная ты, право… Сама ведь знаешь, что нам необходимо расстаться. Не век же нам быть вместе.

Она уже забрала все свои узелки и уже повернулась к нему, чтобы проститься, и ему стало жаль ее.

«Разве пусть еще одну неделю поживет здесь? – подумал он. – В самом деле, пусть еще поживет, а через неделю я велю ей уйти».

И, досадуя на свою бесхарактерность, он крикнул ей сурово:

– Ну, что же стоишь? Уходить так уходить, а не хочешь, так снимай шубу и оставайся! Оставайся!» На Анюту обрушилась новая драматическая перипетия от несчастья к счастью. Мы о нем можем только догадаться. Счастье это может вспыхнуть очень глубоко. Но Анюту оно переполняет. Да, это жалкое, короткое собачье счастье! Но у Анюты другого и быть не может.

Представьте себе в этой роли юную Джульетту Мазину. Если вы не

бесчувственный человек, в вашем горле застрянет комок, а глаза увлажнятся сочувствием к Анюте.

«Анюта сняла шубу молча, потихоньку, потом высморкалась, тоже потихоньку, вздохнула и бесшумно направилась к своей постоянной позиции – к табурету у окна.

Студент потянул к себе учебник и опять заходил из угла в угол.

– Правое легкое состоит из трех долей… – зубрил он. – Верхняя доля на передней стенке груди достигает до 4-5 ребер… А в коридоре кто-то кричал во все горло:

– Грригорий,самовар!»

Посмотрите, как выгнулись эмоциональные дуги событий в ролях актеров в трех актах.

Степан

Анюта

1. От зубрежки к творчеству.

1. От обиды к примирению.

2. От самодовольства к отчаянию.

2. От бунта к покорности.

3. От решительности к растерянности.

3. От отчаяния к надежде.

Каждый миг их жизни насыщен эмоциональным действием.

Обратите внимание. Все события рассказа выстроены как драматические перипетии. Всюду действует одна простейшая схема: к счастью – оценка – к несчастью. К несчастью – оценка – к счастью.

Эта простейшая универсальная структура действует в драме всюду и всегда, в малых и больших формах. Она простейшая клеточка драмы.

Каждый раз, когда появляется какой-то раздражитель, с которым можно разыграть конфликт, в событии выявляется перипетия. Например, у Анюты:

Степан зубрит. Анюта вышивает. Она ему не нужна – несчастна.

Он ее позвал. Она нужна – счастлива.

Заставил задрать рубашку. Ей холодно – несчастлива.

Что-то понял с ее помощью – счастлива.

Взял уголь, чертит линии на теле. Больно и неприятно. Несчастна.

Он обрадовался. Теперь ему все понятно с ее помощью – счастлива.

Перипетии всегда выражают столкновения в маленьком конфликте. Это рассказ через вопрос-ответ. Это рассказ через крошечные события.

Запомним: первое, что мы должны сделать, драматизируя текст, – это определить: какое событие произошло в сцене.

Для этого мы сперва выясняем драматическую ситуацию, в которой оказался персонаж.

Затем развиваем ее схематически в драматической перипетии.

Над ней выстраиваем конкретное событие и находим эмоциональную дугу события – живую, лишенную схематизма, подробную жизнь персонажа.

Когда это сделано, курс определен. Мы знаем, что нам следует предложить актерам и что мы можем принять от них, когда они фантазируют на тему роли.

Мы усвоили связь конструктивных элементов конфликта:

– драматическая ситуация

– перипетия и как из них вырастаетсобытие.

В простых структурах они связаны ясно. Но наша жизнь не всегда проста, и ее отражение в драме не всегда элементарно.

Когда персонажи охотятся друг на друга, убивают и убегают – эта связь на поверхности.

Однако мы хотим выразить жизнь по возможности сложнее и тоньше. При этом, естественно, структурная основа может уйти глубоко под воду. Важно не потерять ее, потому что от нее зависит эмоциональная игра актеров и контакт со зрителями.

Большие писатели, работавшие в драме и до появления «метода», понимали ключевую роль события в драме. Вот что пишет один из крупнейших писателей XIX века Салтыков-Щедрин: «Настоящая драма, хотя и выражается в форме известного события, но это последнее служит для нее только поводом, дающим ей возможность разом покончить с теми противоречиями, которые питали ее задолго до события и которые таятся в самой жизни, издалека и исподволь готовившей само событие. Рассматриваемая с точки события драма есть последнее слово или, по малой мере, решительная поворотная точка всякого человеческого существования».