Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Отчет делегаціи коснулся лишь ближайшаго к столиц? фронта. Путем сравненія можно дать, пожалуй, и лучшій отв?т на вопрос, как отнеслась фронтовая армія к перевороту, и как этот переворот повліял на армію. Возьмем два м?ста, гд? было хуже всего: гвардейскій корпус и Балтійскій флот. Относительно гвардіи это особо подчеркнул Алекс?ев в разговор? с Гучковым 11 марта: "зд?сь событія нарушили равнов?сіе, и зам?чается н?которое броженіе и недов?ріе к офицерскому составу". Для характеристики этих отношеній у нас им?ется интересный "дневник" неизв?стнаго офицера-интеллигента, написанный в вид? писем к родным из Луцка [323]. "Дневник" им?ет н?сколько резонерскій отт?нок — наблюденія см?няются разсужденіями. Автор отм?чает сложность и трудность положенія гвардіи в силу той двойственности, которая получилась от того, что революцію совершили запасные батальоны стоящих на фронт? полков, и что из т?х же полков направлялись в Петербург части для подавленія революціи. Впечатл?нія наблюдателя до полученія изв?стія об отреченіи формулировано им 4 марта так: "сознательное меньшинство (солдат) довольно, но хочет отомстить вождям павшаго режима, большинство же относится ко всему происшедшему с полным безразличіем и хочет только одного — мира... Офицеры, понурые, убитые страхом за будущее, ходили один к другому, нервничали, строили планы и тут же сами их опровергали. Я не знаю такого тяжелаго дня. Полумертвый я заснул"... 4-го получено было сообщеніе о назначеніи Вел. Князя главнокомандующим. "Я сообщил это солдатам. Они опять молчали". Вечером пришла телеграмма о новом министерств? — "среди офицеров общее ликованіе... Вс? ув?рены, что Николай II отрекся от престола". Любопытным сообщеніем кончает наш своеобразный мемуарист свое письмо: "У н?мцев — ликованіе. Выставляют плакаты, салютуют, играют оркестры [324]. Попытались наступать на VII корпус..., но были отбиты. Наше высшее командованіе растеряно... не знают, что им д?лать. Надо было устроить парад, самим салютировать, выставлять поб?дные плакаты, заставить играть оркестры, воспользоваться моментом для подъема духа солдат... Но... жизнь вот течет так, будто ничего не случилось. Это ужасно, но я над?юсь, что посл? манифеста у нас что-нибудь сд?лают"...
11 марта письмо начинается бол?е или мен?е оптимистической оц?нкой: Слава Богу, теперь стало проясняться, все же возможность кровавых событій не совс?м исключена. Надо помнить, что положеніе гвардіи особенно тяжело... ея старое офицерство и генералитет им?ют опред?ленную репутацію... Вот каким представляется мн? положеніе. Во-первых, ни одну воинскую часть так не волновали петроградскія новости, как гвардейцев... А св?д?нія из Петрограда приходили запоздалыя, преувеличенныя, часто нел?пыя. В?рили всему, и ничего нельзя было опровергать. Во-вторых, когда пришло изв?стіе об установленіи новаго порядка, то офицеры стали подозр?вать солдат, а солдаты офицеров. Мы не знали, как отнесутся нижніе чины к событіям, поймут ли они происходящее, а главное — не заразятся ли они петроградским прим?ром, не вздумают ли у нас см?нять начальников и заводить собственные порядки; не знали мы также, не захотят ли они прекратить войну, не предпримут ли они какого-либо насилія для ея прекращенія; наконец, мы не знали, одинаково ли воспримут новыя в?сти вс? части, или полк пойдет на полк и батальон на батальон, а в?дь у нас до н?мцев — н?сколько верст, случись что-нибудь, и фронт будет прорван, может быть прорван в н?скольких м?стах, и что тогда? И мы томились и не знали, как лучше исполнить свой долг. А солдаты в то же время не дов?ряли офицерам. Они не знали, на сторон? какого строя мы стоим и одинаковаго ли мы направленія; они боялись, что с нашей стороны будут попытки сдать позиціи н?мцам ; они были ув?рены, что от них скрываются какіе-то новые приказы; они также боялись, перейдут ли вс? части на сторону новаго порядка: они мучились т?м, что свободу отнимут, что отечеству изм?нят; они в?рили каждому нел?пому слуху самаго темнаго происхожденія; они постоянно хватались за винтовки, и н?сколько раз могло случиться побоище"... "Старшіе начальники не сд?лали ничего для вселенія к ним дов?рія, а безд?йствіе было истолковано, как приверженность их к павшему порядку. Атмосфера получилась ужасная"... "Между нами и ими пропасть, которую нельзя перешагнуть..." "Сколько бы мы с ними ни говорили... сколько бы ни старались предотвратить столкновенія, они не в?рят нам. Н?которым офицерам они прямо говорили, что в гвардіи вс? офицеры — дворяне, и что поэтому офицеры не могут быть сторонниками новой власти" [325].
Как всетаки характерно, что вс? инциденты, о которых разсказывает автор писем, вращаются около имен ген. Гольгоера, гр. Ротермунда, Клод-фон-Юренсбурга, бар. Штемпель и т. д. В?дь это они готовы "открыть фронт" [326], это они составляют "н?мецкую партію", козни которой пытается раскрыть Чр. Сл. Комиссія Врем. Правительства, и о кознях которой так много говорили до революціи. Эти легенды и сплетни из среды придворной, бюрократической, военной и общественной перешли в народ. По всему фронту прокатилась волна недов?рія — на позиціях около Риги в 80 сиб. стр?лк. полку солдаты, как и в Особой арміи, высказывали опасенія, что офицеры сдадут позиціи н?мцам; повсюду требуют удаленія "баронов, фонов и прочих шпіонов". Это отм?чает поздн?йшій доклад (апр?льскій) члена Гос. Думы Масленникова, пос?тившаго фронт... Нач. 3 п?х. дивизіи ген. Шолп, устраивает манифестаціи, чтобы доказать, что он не н?мец и вполн? сочувствует перевороту (Селивачев)... По истин?, что пос?ешь, то и пожнешь [327].
"В основ? вс?х этих нел?постей, обнаружить которыя перед ними иногда все-таки удается — пишет наш офицер родителям с просьбой довести до св?д?нія Гучкова о положеніи на фронт? — лежит одно соображеніе, которое нельзя опровергнуть. Переворот совершился в тылу, а у нас все остается по старому; высшая власть вв?рялась при павшем правительств? его приверженцам, а они вс? на м?стах. Надо немедленно см?стить вс?х генералов с н?мецкими фамиліями и других, которые навлекут на себя подозр?ніе. Надо сд?лать это скор?е, иначе начнется солдатская самоуправа... [328]. Нужны немедленныя и р?шительныя м?ры — иначе власть ускользнет из наших рук, иниціатива преобразованій перейдет от нас к ним, армія начнет разлагаться, и пораженіе будет неизб?жно". Сл?дующее письмо, написанное на другой день — 12 марта — когда в ротах "уже начали см?щать офицеров и выбирать себ? новых", полно пессимизма: "Конечно, надо над?яться до самой посл?дней минуты, но я считаю солдатскій бунт вполн? возможным. Еще вчера они качали Тимохина, говоря, что в?рят ему, что ничего без его согласія не предпримут. А сегодня, когда оп пришел в роту, они кричали ему "вон" и объявили зат?м, что выбрали себ? новаго ротнаго командира. Изм?неній и колебаній их настроенія ни предугадать, ни направить нельзя. Вчера вечером положеніе казалось прояснившимся. Сегодня оно ухудшилось. Мы все время переходим из одной полосы в другую. У н?которых начинают опускаться руки, до того эти волненія утомляют. Н?которые говорят, хоть бы скор?е на позиціи, там все будет лучше, поневол? люди сдержат себя". "Вообще положеніе безвыходно" — заключает автор, — "руководить событіями уже нельзя, им просто надо подчиниться". "Армія погибла" — это становится лейтмотивом вс?х посл?дующих писем.
Итог индивидуальных переживаній сгущал картину, как можно усмотр?ть хотя бы из поздн?йшаго доклада депутата Масленникова, пос?тившаго по полномочію Врем. Комитета территорію Особой Арміи в апр?л?. В этом доклад? уже не будет н?сколько сантиментальнаго мартовскаго флера, но он все же будет очень далек от пессимизма "умнаго... классоваго врага" пролетарской революціи. Реалистическій итог для марта, пожалуй, можно охарактеризовать записью ген. Селивачева 26-го: "Вчера в газет? "Кіевская Мысль" было сообщено, что от Особой арміи вы?хали в Петроград делегаты в Сов?т Р. и С. Д. и в запасные гвардейскіе батальоны, чтобы заявить, что Особая армія с оружіем в руках будет защищать Временное Правительство и не потерпит ничьего вм?шательства в д?ла правленія до созыва Учредительнаго Собранія".
