Другой путь - Акунин Борис (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
– Правда? – с любопытством спросила она. – А что именно ты вспоминаешь? Воображаешь меня вот такой вот? – Приподняла руками бюст, закусила губу, затуманила взгляд. – Вот сидишь ты с Логиновым и другими светилами, обсуждаешь что-нибудь научное, и вдруг вспомнил про меня. Что с тобой происходит? Сразу водрузил над землею красное знамя труда? Прямо на консилиуме?
– Да ну тебя. Опять ты со своим солдатским юмором. Я серьезно. – Он стоял со сковородкой в руке, сосредоточенно щурился через очки. – Франциск Ассизский называл свое тело «мой братец ослик», то есть относился к нему, как к животному, на котором едет душа. Иногда «ослика» приходится вразумить палкой, иногда можно угостить его морковкой. Ну, то есть, бывает, что телесное тебя раздражает и его надо подавлять, но бывает, что ты благодарен своей физиологии – как-то так это следует понимать. Осел упрямится, но все-таки везет тебя, это честная рабочая скотинка. Комичная, нескладная, со своими капризами. Не всем им нужно потакать, но и пренебрегать потребностями тоже нельзя. Иначе осел заболеет, а то и околеет. Кто тогда доставит душу к цели путешествия?
– Глупости, – дернула плечом Мирра. – Отрыжка идеалистической философии. Нельзя отрывать физическое тело от сознания. Так можно скатиться в вульгарный материализм. Я тут где-то на эту тему заметку видела… Щас… – Она перелистнула газетный лист. – А, вот. «Английский врач Нейль подсчитал, что в теле среднего человека содержится железа на 1 небольшой гвоздь, сахара – на 2 чайных ложки, жира на 7 кусков мыла, фосфора на 2200 спичек. Общая стоимость материалов – около 60 коп». Я стою не 60 копеек. Потому что кроме физики с химией во мне есть еще мысли и чувства. Я – всё вместе. И это, и это, и это. – Мирра хлопнула себя по лбу, по груди, по животу. – Что-нибудь одно отними – и нет меня.
– Да, конечно. Но у меня такое ощущение, что во мне стало как-то… слишком много тела. И, согласно закону сохранения массы, если в одном месте прибыло… – Клобуков с несвойственной ему простотой тоже хлопнул себя, по ширинке. – …То в другом месте, вот здесь, в мозгу, убыло. «Братец ослик» оседлал меня. Это я его везу, а не он меня… Ты не замечаешь, что я поглупел?
– Есть такое дело. Давно хотела с тобой об этом поговорить, – с озабоченным видом согласилась Мирра и захохотала, видя, как вытянулась у Клобукова физиономия. – Слушай, не относись ты ко всему на свете со звериной серьезностью. Уж к этому-то точно не надо. Это радость, угощение. Это весело.
– А если родится ребенок? Ты говорила, у тебя задержка. Проверилась?
– Успеется. Ну, ребенок и ребенок. Это тоже радость. Нас с тобой станет больше. Чего тут плохого?
Он задумался, наморщив лоб. Что-то его мучило. Клобуков был ужасно смешной. Мирра хорошо изучила – видела насквозь безо всякого рентгена.
– Давай, говори. Не пыхти. О чем ты хочешь меня спросить?
– …Помнишь, как я во вторник приехал из Астрахани. Ну, вечером… Ты меня ждала только в пятницу, а у нас операцию отменили, и я приехал раньше, а телеграмма не дошла…
В глаза не смотрит. Это еще что за новости?
– Конечно, помню. Выхожу из ванной, а ты вот он. Накинулся на меня, как на Зимний дворец, и дал такой залп «Авроры»…
Антон покраснел, а Мирра со смехом продолжила:
– А потом я говорю: «Которые тут временные – слазь!» И ты, дурак, обиделся, потому что не ходил со мной в Политехнический слушать новые стихи Маяковского.
Это, правда, было ужасно смешно – как Клобуков тогда надулся. Она с выражением продекламировала: «Которые тут временные, слазь! Кончилось ваше время!»
Он и сейчас набычился.
– По-моему это совершенно не смешно. Скорее вульгарно.
– Да, Клобуков, по части юмора ты у меня инвалид. Но даже это мне в тебе нравится. Давай, не мямли, выкладывай, что тебя терзает.
Антон именно что замямлил. Глядел по-прежнему в пол. И щеки опять покраснели.
– Я вошел, ты не услышала… Зову – не откликаешься… Вода лилась, ты душ принимала… Я тихонько подошел, дверь не заперта… Заглянул, а ты…
Тут он окончательно стушевался, не договорил.
– Что я? – подогнала его Мирра.
– Ты себя… рукой… И лицо было точь-в-точь такое же, как когда мы… И… я не хотел говорить, ты извини, но я все время об этом теперь думаю… Во-первых, стыдно и неприятно, что это меня так возбудило… Противно быть таким животным… Но не только в этом дело… Я вроде как тебе и не нужен. Ты можешь и без меня… В общем…
Он замолчал, сделался совсем красный. Надо было срочно спасать человека, не то сейчас самовозгорится от смущения.
Мирра встала, подошла, взяла Антона за подбородок. Он все равно отводил глаза.
– Э, Клобуков, ну что за бред ты несешь? Нет тут ничего плохого, стыдного, противного. Это как с едой. Ешь, когда голоден. Если мы вместе и я проголодалась, а ты еще нет – не беда, можно подождать. Вдвоем ужинать гораздо лучше. Но если я одна и вдруг голодный спазм… У тебя на консилиуме бывает, и у меня тоже. Особенно если ты уехал в командировку со своим Логиновым и я одна. Бывает, так подкатит – прямо горю вся. Ну и наешься всухомятку, чтоб отпустило. Что тут такого? Зато я тебе никогда не изменю. Я могу ужинать или с тобой, или ни с кем. Понял, идиот?
Он засмеялся.
– И правда идиот. Прости. Иногда я не понимаю, за что ты меня любишь?
– А любят за что-то? – поразилась Мирра. – Вот не знала!
Клобуков тоже удивился.
– Разве нет? Я точно знаю, за что тебя люблю. Во-первых, за то, что с тобой я чувствую себя вдвое, нет вдесятеро более живым. Во-вторых, за то, что ты как вода или огонь – я могу смотреть на тебя часами, никогда не надоедает. В-третьих, при всей своей грубоватости ты самая женственная из женщин. В-четвертых, я знаю, что ты никогда не будешь врать и никогда меня не предашь. В-пятых… – Антон вдруг нахмурился. – А ты меня? Нет, правда, за что? Скажи.
– За то, что ты дурак смешной. Живу, как в цирке с клоуном.
– Нет, серьезно?
– Как же ты мне надоел, Клобуков, с этой твоей привычкой вечно все анализировать, во всем выискивать глубокий смысл! – Мирра закартавила, передразнивая его: – «Почему ты такая грустная?» Да просто грустная и всё, отстань! «Почему ты меня любишь?» Да по всему. По ничему. Ну вот есть ты, есть я, а всё остальное – постольку поскольку. Ясно?
– То есть… – Антон потер висок. – Ты хочешь сказать, что мы с тобой образуем вдвоем некую обособленную сущность? Замкнутую систему?
– Я хочу сказать: иди к черту, зануда. Давай уже жрать. Яичница стынет!
(Из клетчатой тетради)
НЛ
Бывает Любовь счастливая – когда и он и она не обманываются в надежде утолить свой внутренний Голод. Это явление довольно распространенное.
Бывает Любовь вечная – когда эффект взаимоутоления не прекращается до конца жизни. Такое нечасто, но случается.
И бывает Настоящая Любовь – когда партнеры не просто счастливы друг с другом до самой смерти, но и, благодаря своей соединенности, выходят на более высокий личностный уровень, становятся лучше, чем были прежде, по отдельности. Я уже писал, что не согласен с концепцией Владимира Соловьева, который видит смысл Любви в том, чтобы достичь «такого сочетания двух данных ограниченных существ, которое создало бы из них одну абсолютную идеальную личность» и «создать истинного человека, как свободное единство мужского и женского начала, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевших свою существенную рознь и распадение». Зачем сливать две личности, каждая из которых уникальна, а стало быть бесценна, в одну? Нет, Любовь должна быть катализатором развития каждой из этих личностей – вот в чем я вижу ее истинное назначение. Такая Любовь, увы, – феномен раритетный.
В прежние времена, когда браки заключались главным образом по сговору и их прочность удерживалась не родством душ, а экономической необходимостью либо общественно-религиозными запретами, НЛ могла возникнуть лишь по очень большому везению, напоминающему выигрыш в лотерею. Однако и в наши времена, когда почти все союзы заключаются по сердечной привязанности, абсолютное большинство супружеских пар вынуждены довольствоваться более или менее удачными паллиативами подлинной Любви. Такое положение в казенных документах называется «неполное служебное соответствие». Если современный брак не распадается, а длится всю жизнь, это означает, что партнеры все-таки в какой-то степени насыщают Голод друг друга. Применяя другую, столь же сухую метафору, можно сказать, что у Любви есть хотя бы минимальный «контрольный пакет», вследствие чего она сохраняет управление в акционерном обществе, именуемом семьей.
