Слава, любовь и скандалы - Крэнц Джудит (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Фов, посмотрев в путеводитель, выяснила, что они стояли перед дверями, за которыми хранились свитки Торы, когда синагога была еще действующей. Фов пыталась представить, что бы она увидела, если бы ей разрешили войти в эти двери и проникнуть в святилище, но так и не смогла.
Эрик услышал, как она завистливо вздохнула, и потихоньку увел ее туда, где позади похожего на драгоценную гемму внутреннего храма располагались полукруглые лестницы, ведущие на резной балкон.
Фов осторожно перегнулась через перила, резные, напоминающие кружево, и посмотрела вниз. Прошлое — вот оно, совсем близко. Атмосфера пустующей синагоги оказалась настолько насыщенной, что так же трудно было представить ее пустой, как и нелегко вообразить ее паству. Как и все оставленные людьми святые места, где когда-то очищались человеческие души, здесь гудела скрытая энергия, заставляющая праздного посетителя замолчать.
Когда в зал вошла толпа туристов, Фов и Эрик торопливо спустились вниз и отправились в музей, расположенный в подвале на месте бывшей еврейской пекарни.
Там они снова оказались в одиночестве. Две стеклянные витрины, заполненные фотографиями и документами, располагались в центре зала, а вдоль стен шли узкие освещенные стеллажи.
Фов рассматривала фотографии. Снимки, даже очень старые, принадлежали к более современной эпохе. Фов медленно бродила по залу, все с меньшим интересом разглядывая документы, старые письма и афиши. Но вдруг она резко остановилась у фотографии, датированной 1913 годом. На нее смотрел исполненный достоинства пожилой мужчина с тонкими белоснежными усиками, в черном сюртуке и черной шляпе с полями, загнутыми на типично провансальский манер. Рядом с ним стояла темноглазая величественная женщина в длинном черном платье, туго стянутом в талии. Небольшая вуалетка прикрывала ее седеющие волосы.
— Эрик! — воскликнула Фов. — Подойди сюда, посмотри! Здесь сказано, что эти люди были последними представителями еврейской общины Кавальона.
— Да, они производят впечатление, — отозвался он, удивленный ее эмоциями.
— Обрати внимание на их фамилию! Это же месье и мадам Ашиль Астрюк! Такую же фамилию носил мой прадедушка. Так что эти люди могут быть моими родственниками, пусть и дальними. — У Фов брызнули слезы. Эрик молча стоял рядом, нежно обнимая ее за плечи.
Спустя несколько минут в музее появились первые туристы.
— Думаю, что нам пора уходить, — прошептал Эрик. Фов согласно кивнула головой и, бросив последний взгляд на пожелтевший снимок, пошла за ним вверх по лестнице на улицу.
— Я бы с удовольствием выпил кока-колы, — сказал Эрик, — а ты?
— Мне бы тоже хотелось чего-нибудь холодного и сладкого, — призналась Фов, и они вернулись в кафе и почти рухнули на стулья. Ими овладело чувство, которое охватывает всех экскурсантов, которым разрешили путешествовать во времени.
Эрик взял путеводитель и с любопытством перелистал страницы.
— Интересно, сколько евреев жило в Кавальоне? Сейчас посмотрим. Здесь говорится, что совсем немного, не больше трехсот человек. Но уже после 1793 года еврейской общины в Кавальоне не существовало. Есть еще список последних членов общины. Его сделали по архивам Кавальона и распределили фамилии так, чтобы проследить их происхождение.
Фов взяла у него книгу.
— Здесь больше всего французских фамилий. Многие просто брали название города в качестве фамилии. Есть Каркассоны, Кавальоны, Монте, Диньи и даже… Люнель.
— Люнель? — переспросил Эрик.
— Да, Люнель! Значит, где-то есть местечко с таким названием. О Эрик, может быть, мы сумеем найти его на карте? Вдруг он еще существует! — Позабывшая об усталости, Фов выглядела так, словно была готова сию же секунду отправиться на поиски неизвестного Люнеля. Эрик залюбовался ею, улыбаясь ее горячности.
— Города так просто не исчезают, Фов. Я найду его для тебя. Но не сегодня. — Он отобрал у нее путеводитель и посмотрел ту страницу, которую она читала.
— Есть еще фамилии, взятые из иврита, как Коэн или Иегуда, а есть латинского происхождения, как фамилия Астрюк. Аструм по-латыни означает звезда. И последнюю группу составляют фамилии тех, кто приехал в Кавальон из других стран. Есть Лиссабон, Любин, Поул и другие…
— Почему ты замолчал, Эрик?
— Это все время, Фов! Оно все уносит прочь, — пробормотал он.
Если бы он знал достаточно, если бы располагал документами, он бы наверняка смог проследить родословную Фов до тех времен, когда римляне строили мост Стражников. Почему столько знаний оказались утерянными? Почему об этих людях забыли?
— Не огорчайся. — Фов догадалась о его чувствах. — Мы ничего не знаем, это так досадно… Эрик, мы оба такие невежды. Мы просто позорище.
— Точно, позорище.
— Но представь, — глаза Фов расширились, — только представь, как Люнели и Астрюки, Любины и Каркассоны идут все вместе в синагогу… Они все знают друг друга, их семьи столетиями живут по соседству. Я вижу их, а ты?
Эрик молчал, глядя в ее раскрасневшееся, очаровательное лицо. Он ощутил, как прошлое отпустило его и ему невероятно хорошо и радостно в настоящем.
— Я не вижу никого, кроме тебя.
— Эрик, — укорила его Фов, — куда подевалось твое воображение!
— Я люблю тебя.
— Что?
— Я люблю тебя. А ты любишь меня? Скажи мне, дорогая!
— Не знаю. Я никогда раньше не влюблялась, — прошептала Фов.
— Посмотри на меня, — попросил Эрик.
Она медленно подняла на него глаза, и в них он безошибочно увидел то, что ему так хотелось в них увидеть. Эрик едва не вскрикнул от радости.
— Но я не собиралась влюбляться! — запротестовала Фов.
— Теперь уже поздно, — победоносно возвестил Эрик.
25
Огромная мастерская в «Турелло», где работал Жюльен Мистраль, была его единственным домом последние сорок лет.
И что теперь? Откуда это ощущение пустоты, нахлынувшее внезапно, пока он смотрел на незаконченное полотно? Откуда это раздражение, это беспокойство, это чувство незавершенности?
Месяц назад Мистраль понял, все дело в отсутствии Фов, и бесполезно убеждать себя в том, что дочь вернется и будет снова работать рядом с ним.
Но он нуждался в ней.
После смерти Тедди Жюльен Мистраль решил для себя, что никогда больше не будет ни в ком нуждаться. Он оставил Фов без колебаний и не видел ее восемь лет, ведь он боялся, что она напомнит ему о Тедди. Когда Мистраль не увидел в ее лице ни малейшего сходства с матерью, у него отлегло от сердца. Ни один мужчина не может дважды любить так, как он любил Тедди, и остаться в живых. Ему было не по силам снова стать заложником судьбы. Девять месяцев в году Фов проводила в Нью-Йорке, время текло медленно, но Мистраль не испытывал боли. Он знал, что в июне дочь снова вернется к нему и они вместе проведут все лето.
Если бы ему сказали, что Фов может оставить его, он бы никогда не поверил. Фов бросила его ради Эрика Авигдора. Она была дочерью Жюльена Мистраля лишь до того вечера, когда встретила этого мальчика.
Где Фов провела все эти дни? Она говорила, что они ездили в Арль, Кавальон, Ним. Как обычные туристы! Банально… О чем бишь она говорила в тот вечер, когда наконец удостоила их своим присутствием за ужином? О каких-то памятниках архитектуры, кажется. Мистраль считал, что куда приятнее и полезнее смотреть на цветущую вишню. И еще эти ее разговоры о жизни евреев в Провансе…
Против евреев Мистраль ничего не имеет, они его попросту не интересуют, впрочем, как магометане или индуисты. Почему Фов так очарована прошлым, которое не имеет к ней никакого отношения и так мало значит в современном мире?
Как раз накануне вечером, раздраженный до крайности, Мистраль спросил Фов, когда у нее наконец пройдет увлечение религией. И потом, почему бы ей не посещать католические соборы, раз ее родственники по отцу были католиками? «Соборы слишком доступны, — ответила его дочь, страшно довольная собой. — Они повсюду, в каждом городе их несколько. Это старинные здания, но в них нет тайны».
