Быстьтворь: бытие и творение русов и ариев. Книга 1 - Демин (Светозаръ) Валерий Михайлович
Нынешний ренессанс религиозных верований в России вызван выявившейся идейно-теоретической несостоятельностью марксизма-ленинизма, который не смог в силу этого вооружить людей настоящим научным знанием, в том числе и в области прошлого. Этот ренессанс имеет, без сомнения, временный характер, его можно сравнить с умирающим человеком, которому перед смертью на некоторое время стало лучше. И когда этот временный ренессанс пройдёт, религия, в том числе и христианство, станет всего лишь историко-культурным памятником, служащим людям, с одной стороны, как источник, который нужно оценивать критически, а с другой — как объект для научного исследования.
Прагматическая (западническая) интерпретация прошлого
Иногда можно встретить иное название данной интерпретации, а именно: рационалистическая (всемирно-историческая) интерпретация. Но это неверно, так как весь рационализм заключается в защите интересов европейского человека. Поэтому правильно называть её прагматической. Всемирно-исторической данная интерпретация не является тоже, потому что в основном отражает прошлое европейской цивилизации. Поэтому мы будем рассматривать эту интерпретацию как прагматическую (западническую).
Насаждение христианства привело к замедлению развития тех народов, где оно прочно утвердилось. Однако по мере развития общества, науки, техники и промышленности знания человека об окружающем мире значительно расширились, возросло также и воздействие человека на Природу. Пантеистическое отождествление иудейского бога Яхве и Природы обернулось миропонятийным шоком для европейского человека, ощутившего себя песчинкой в бесконечном и безграничном Мироздании.
Несоответствие христианской интерпретации прошлого и шок, созданный новым научным знанием, способствовали появлению идей революции как прыжка из царства принуждения и неразумия в царство разума и свободы. Однако резкий контраст результатов революций XVII–XVIII веков с их идеализированными проектами будущего разделил этот общий взгляд на два направления в интерпретации прошлого. Первое стало рассматривать прошлое как царство случайностей, отчуждения, несвободы и заблуждений человека, а также произвола и насилия Великих Личностей.
Это нашло отражение в творчестве Шиллера, Фихте, Шлегеля, В. Скотта и других. На практике это воплотилось в деятельности Кромвеля, Фридриха И, Наполеона, Гитлера и т. д. Второе направление стало рассматривать прошлое как закономерно развивающуюся систему на базе совершенствования производительных сил и смены способов производства в ходе революций. Этот подход был отражён в философии Шпенглера, Гегеля и историческом материализме Маркса. На практике это воплотилось в деятельности Ленина, Сталина, Мао-Цзэдуна и т. д.
Эти два направления европейской исторической школы не только были положены в основу интерпретации прошлого, но и стали путеводными в преобразовании человечества. То есть мы видим, что взгляды на прошлое так или иначе воздействуют на развитие человечества. Здесь совсем неважна суть идеи (её положительное содержание), главное, чтобы эта идея была привлекательна и отражала интересы определённой части того или иного общества, народа, этноса. Реализация этих двух направлений европейской исторической школы дало европейцам и связанным с ними народам два закономерно присущих им явления: революции и мировые войны XX столетия.
Нам нет необходимости рассматривать подробно первое направление европейской исторической школы, а достаточно проанализировать второе, как более наукообразное и к тому же оказавшее неизмеримо большее влияние на развитие Русского Народа и нашего Отечества. Объединяет Гегеля и Маркса идея о том, что прошлое всех народов универсально и что в нём действуют общие и объективные по характеру законы. У обоих прошлое человечества имеет, по существу, три ступени развития. У Гегеля — восточный (азиатский), греко-римский (античный) и германский (европейский) миры. Натянутость и неполнота такого подхода очевидны. К тому же ярко выражена локальность взгляда, ограниченного, по существу, Европой.
Маркс увидел ограниченность Гегеля и придал взгляду всемирный характер, поделив прошлое человечества в подготовительных материалах к «Капиталу», на докапиталистическую, капиталистическую и посткапиталистическую формации. Однако схематичность этого подхода тоже очевидна, и он вынужден был в предисловии к «Критике политической экономии» расширить своё толкование докапиталистической формации, поделив её на:
• азиатскую;
• античную;
• феодальную.
Однако противоречий избежать не удалось, так как последовательности смены формаций не получалось. Античная уже исчезла, а азиатская продолжала существовать. Более или менее была понятна только смена феодализма капитализмом. Смена капитализма посткапитализмом была намечена только в теории самим Марксом и требовала ещё подтверждения на практике, зачатков этой смены даже не существовало. Дальнейшая работа марксистов над развитием человечества привела к тому, что его поделили на следующие формации:
• первобытно-общинную;
• рабовладельческую;
• феодальную;
• капиталистическую;
• коммунистическую.
Эта трактовка также не устранила ошибки Маркса. Сменяемости формаций не получалось, но при этом ещё и смешали социальную организацию людей (общину) со способом производства. Кроме того, рабовладельческий способ производства ограничили античным периодом, в то время как рабовладение довольно широко используется до настоящего времени. Рабство как способ и метод эксплуатации людей возникло вместе с государством и будет существовать в более или менее широких масштабах до тех пор, пока будет существовать государство.
Неверный подход в определении периодизации прошлого человеческого общества и навязывание всем без исключения единого всемирно-исторического взгляда не позволили марксистам уйти от явных противоречий. Таким образом, попытки Гегеля и Маркса надеть на историю человечества европейский намордник не удались, хотя они, рассматривая этот вопрос, действовали в одном направлении. В остальном они расходятся. Особенно хорошо это видно на примере их взглядов на государство.
Гегель трактует государство как наличное бытие нравственной идеи. В этом просматривается идеализм Гегеля, его непонимание зависимости смены социальной организации людей от объективных и субъективных факторов. Маркс увидел этот идеализм, но в основу замены одной социальной организации людей другой положил лишь экономический базис, что и не позволило ему правильно предсказать будущее государства. У него получилось, что:
• во-первых, государство должно исчезнуть, так как его не было якобы до рабовладельческой формации;
• во-вторых, государство — это якобы орудие эксплуатации, существующее для угнетения трудящихся масс, а поэтому его нужно сломать.
Отсюда революции и мировые войны. Однако государство никуда не делось, как бы марксисты этого не желали. Потерпев неудачу в сломе государства, они вынуждены были его строить на свой лад, отложив его исчезновение на далёкое будущее. В этом как раз впервые обнаружилась несостоятельность марксизма. Отмирание государства у Маркса, теории постройки будущего общества, — одно из наиболее слабых мест во всей его идеологии.
Не менее слабым местом является установка на развитие средств производства, якобы предопределяющих смену социально-экономических формаций. Здесь мы видим повторение мышления христиан. Как мы уже видели выше, появление христианства — лишь отражение сложившегося status-quo-перехода государства в имперский период своего развития. Так и теория Маркса является лишь отражением интенсивного развития индустрии XVII–XIX веков.
Поэтому Маркс страдает той же болезнью, что и христианство — близорукостью и ограниченностью взгляда на происходящие процессы. Их различает то, что у христиан все беды сваливались и сваливаются на несовершенство человека, а у Маркса все надежды возлагались на развитие производительных сил. Из рассмотрения вообще или почти выпадали другие, не менее важные, чаще более значимые факторы общественного развития.