Темнота в солнечный день - Бушков Александр Александрович (онлайн книга без TXT) 📗
– Сходи подрочи!
И преспокойно застучала каблучками дальше; судя по поведению, местная и знавшая расклады. Кто бы всерьез по-хамски к ней приставал в это время и на этой улице?
– Но ты борзая… – бросил ей вслед Батуала.
– А ты думал! – задорно откликнулась она, не оборачиваясь и не меняя аллюра.
– Наш человек… – сказал Доцент.
– Догнать и задружить? – предложил Сенька. – Путняя ведь чувишка.
– Ша, поца! Карпуха канает!
Все живенько развернулись в ту сторону. И точно, степенно шагал товарищ участковый, капитан Карпухин, как всегда, с видом человека, которого тут все знают, а кто не знает, тот узнает (что истине вполне соответствовало).
Трое церемонно раскланялись, сдернув воображаемые кепочки. Удостоив их короткого кивка, участковый проследовал мимо. И компания, и он прекрасно понимали, что доскрестись тут не к чему – вино они в общественном месте не распивали, а несли закупоренным, чего самые гуманные в мире советские законы не запрещают. И никто не появлялся в общественном месте в виде, унижающем человеческое достоинство и задевающем окружающих. Пока что. Еще не вечер.
Задумчиво проводив взглядом неспешно удалявшегося Карпухина, Батуала протянул:
– Чего-то тут неправильно, ребята…
– Это как? – осведомился Митя.
– А вот думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь… – пропел он на манер героя популярнейшей новогодней кинокомедии. – Неправильно что-то, ребята. Позавчера Фантомас с пацанами в двух шагах отсюда, у кафешки, начистили чавки каким-то фраерам из центра. Чтобы не по кафе в галстучках ходили, а пили, как все культурные люди, на полянке или уж в подъезде. Сами знаете. И сами знаете, что Карпуха в таких вот случаях докапывается до всех подряд. А до нас вот не докопался. Это неправильно.
– Ну, предположим, он и до Фантомаса не докопался… – задумчиво протянул Доцент.
– Потому что Фантомас ему эти дни не попадался. А до Карася и до Бармалея докапывался, не слышали ли чего. И только-то. Не выспрашивал, где они сами тогда были. Что получается? Что Карпуха не знает пока, кто накидал центровым фраерам, но точно знает, что ни нас там не было, ни Карася с Бармалеем…
– Что-то в этом есть…. – протянул Доцент. – Ты у нас, Батуала, Шерлок Холмс и доктор Уотсон в одно лицо…
– А то. Детективчики и смотрим, и почитываем. Да и жизни учёны малёха. И Карпуху не первый год знаем, когда еще пионерами по мелочам проказили. Подозрительно мне что-то…
– Ага, – сказал Доцент. – Все же думаешь, что постукивает кто-то? Дятел завелся?
– А почему б и нет?
Сенька добавил:
– Что-то в последнее время Карпуха знает много, чего бы ему знать и не положено… А кандидатурки-то есть…
– Это ты про Морковяна? – спросил Доцент.
– Про него, соколика. Таскали его мусора месяц назад за бухого мужика, у которого часы сняли и кошелек попятили? Таскали. Ну, предположим, мужик его не опознал, он бы родную маму не опознал, был тогда в сиську… Но все равно был слушок, что у мусоров были надежные свидетели, что мужика тряхнул как раз Морковян. То ли передовики производства, то ли отличники боевой и политической подготовки, то ли вроде того. И что-то очень уж легко мильтоны от Морковяна отлипли. Обычно от них так просто не отвяжешься, а тут гуманизма – хоть жопой ешь…
– Ежели в этом направлении двигаться… – сказал Доцент. – То получается, что позавчера, когда Фантомас месил фраеров, мы все трое плюс Карась с Бармалеем, плюс Морковян, плюс девки ездили в ДК автоколонны на последний сеанс, возле кафе быть никак не могли и из кина вернулись за полночь, так где-то в полпервого, мы ж еще потом девок провожали… Действительно интересно… Наталкивает на мыслю…
– Да и насчет Свиристеля есть подозрения, – сказал Сенька. – Очень уж гнилой по жизни чувак.
– Если гнилой по жизни – еще не обязательно дятел…
– Сам знаю. Вот только статеек УК за ним ворох, хоть и мелких.
– Так за всеми ворох.
– Оно так… Вот только там, где твердые чуваки не расколются, гнилуха Свиристель может и расколоться… Карпуха и точно с месяц уже много что-то знает… А это, Батуала кругом прав, неправильно…
– А что делать?
– Вычислять как-то надо. Если так и дальше пойдет, рано или поздно на чем-нибудь запоремся из-за дятла…
– А как вычислять? – почесав в затылке, спросил Батуала. – Поди вычисли. У нас тут не детектив, а советская действительность. И уж никак не гнилой Запад. Это там у них проще. Мить, как там в детективе про плохую погоду? Насчет микрофончика?
– Сейчас… – ненадолго задумался Доцент. – Ага! «Куда ты девала микрофончик?» – «Зашила его в подкладку твоего пиджака, милый».
– Вот и я об чем, – сказал Батуала. – Кайфово им там. Берет микрофончик, надо полагать, с таблетку размером, в липень зашивает – и готово. А нам такой микрофончик откуда взять? И как вычислить вообще дятла?
– С Катаем посоветоваться надо, – предложил Доцент.
– А вот это мысля. Катай что-нибудь толковое да посоветует, наблатыкался за пару пятилеток по зонам да по тюрьмам… Надо к нему заглянуть, не откладывая… Ну что, пошли? Самое время…
– Пойдем-то пойдем, куда ж мы денемся… – проворчал Сенька. – Только тебе одному сразу будет хорошо. Твоя Райка позавчера приехала. А нам с Доцентом еще искать по этажам…
– Найдете, не первый раз замужем, – усмехнулся Батуала. – Будто раньше не искали. Да и Райка кого-нибудь подыщет, не в первый раз… Так что харе [14] ворчать.
Миновав пару домов, они оказались у кирпичной пятиэтажки без балконов, постарше их годочками. Это и было знаменитое на всю округу Змеиное Звездохранилище, или сокращенно ЗЗ. Если культурно и официально – общежитие медицинского училища (в котором ни одного парня не имелось, парни если и шли в мед, то только в институт после армии). Располагавшееся в полукилометре отсюда общежитие кулинарного техникума именовалось Сладкое Звездохранилище, а это из-за медицинской эмблемы – Змеиное. Обитали тут вовсе не змеи, наоборот – отзывчивые лапочки, пользовавшиеся, как и кулинарочки, большой популярностью в районе и нескольких прилегавших. В обоих «малинниках», как их еще называли, обитали сплошь приезжие – девочки из райцентров, маленьких городков, деревень. Во всех трех категориях населенных пунктов, где народу по сравнению с Аюканом жило немного, личная жизнь молодежи была на виду, все всех знали. А это данную личную жизнь изрядно ограничивало. Попав на учебу в областной центр, девочки быстро обнаруживали, что тут они располагают восхитительной анонимностью, и радовались жизни на всю катушку, чтобы побеситься вдоволь, пока молодые и незамужние. У медичек имелось большое преимущество перед кулинарочками – они со второго курса регулярно проходили практику в больницах, откуда поголовно таскали медицинский спирт. Бороться с этим злом врачи и преподаватели и не пытались, давным-давно махнули рукой: ввиду непобедимости зла, у которого было гораздо больше голов, чем у Змея Горыныча, – замучаешься рубить поодиночке… Как рассказывали сами девочки-медички, вся борьба свелась к тому, что кто-то из преподавательниц порой блажил на занятиях:
– Прошмандовки! Если уж спирт таскаете, водой не доливайте! Врачи жалуются, инструменты ржавеют! Сами знаете, их в спирту держать положено! Лучше уж пусть будут сухими, чем в воде!
На том борьба и кончалась. Правда, сегодня на спирт рассчитывать не приходилось – еще не начались занятия, а значит, и практика. Приходилось нести с собой, что нисколечко не напрягало при множестве ларей и их зарплатах.
Звездохранилище считалось абсолютно нейтральной территорией, куда сходилась молодежь чуть ли не с половины города, а потому здесь давным-давно, еще со времен пионерского детства троицы (и даже, говорили, еще в те времена, когда их и на свете-то не было), установилась крепкая традиция: никаких махаловок.
Вот и сейчас картина была обычная, насквозь знакомая: в вестибюле нетерпеливо прохаживались только те счастливчики, что ждали конкретных девочек. Остальных туда не пускали, и они немаленькой толпой расположились на высоком широком крыльце и около него. Как всегда, в ожидании некоего чуда, позволившего бы попасть внутрь. Однако чудес в этом мире не бывает: проходная была укреплена не слабее, чем на каком-нибудь атомном заводе, а воспитательницы собачьим норовом и злобностью, как говорили люди знающие, не уступали вертухайкам с женских зон. Яростно блюли девичью невинность – хотя прекрасно знали, что беречь уже нечего, боролись за моральный кодекс строителя коммунизма (полное перечисление всех заповедей в качестве наглядной агитации висело чуть ли не на каждом углу).
