Путь в Версаль (др. перевод) - Голон Анн (книги TXT) 📗
Лицо дворянина хранило безразличие, а глаза не мигали. Может быть, он мечтал? Или задумался?.. Его синие зрачки казались незрячими, как у слепого. В их неподвижной беспредметной пристальности чудилась змеиная холодность.
Незнакомец, кажется, не осознавал, какой интерес он пробудил.
– Ну вот! Анжелика, – колко заметила мадемуазель де Паражон, – честное слово, теперь вы совсем потеряли голову! Верх буржуазности – так смотреть на мужчину!
– Как… как его зовут?
– Да это маркиз дю Плесси-Бельер! Что здесь удивительного? Он, вероятно, поджидает своего дружка. Вы ведь не выносите щеголей, и я просто не понимаю, что вас заставило застыть как соляной столб.
– Простите, – пробормотала Анжелика, собираясь с мыслями.
В долю секунды она превратилась в восхищенную и испуганную маленькую девочку. Филипп! Гордый старший кузен. О! Монтелу и зал, пропахший супом. Неразрывное сплетение страдания и радости!
Они прошли мимо него. Он, казалось, их заметил, слегка шевельнулся и, сняв шляпу, поклонился с самым скучающим видом.
– Это ведь дворянин из окружения короля, верно? – спросила Анжелика, когда они немного отошли.
– Да. Он воевал вместе с принцем во время войны с испанцами. Теперь ему прочат назначение главным ловчим Франции. Он так красив и так любит войну, что король прозвал его Марсом. Но о нем рассказывают ужасные вещи.
– Ужасные вещи?.. Что же именно?..
Мадемуазель де Паражон снисходительно усмехнулась:
– Вот вас уже и задело, что чернят этого красавца. Впрочем, все женщины одинаковы. Они за ним бегают и млеют от его золотистых кудрей, цветущего вида и прекрасных манер. И не успокаиваются, пока не попадут к нему в постель. И тогда они поют совсем другие песни. Да-да, со мной делились Арманда де Сирсе и мадемуазель де Жакари… Красавец Филипп кажется учтивым и воспитанным. Он рассеян, как старый ученый. Это умиляет двор. Но говорят, что в любви он до крайности груб: простой мужлан проявляет больше уважения к своей жене, чем он к своим любовницам. Все, кто прошел через его постель, возненавидели этого человека…
Анжелика слушала вполуха. Ее преследовал образ Филиппа, опирающегося на мраморную статую, почти столь же нереальный, как видение. Когда-то он вывел ее за руку на танец. Это случилось в Плесси, в белом замке, окруженном бесконечным ньёльским лесом.
– У него, похоже, изощренное представление, как мучить своих любовниц, – продолжала Филонида. – За какой-то пустяк он так жестоко избил мадам де Сирсе, что она целую неделю не могла шелохнуться, что крайне огорчило ее мужа. А на войне, после победы, он ведет себя просто возмутительно. Его отрядов боятся больше, чем отрядов знаменитого Хуана де Верта. За женщинами гоняются даже в церквах и без разбору причиняют им зло. В Норжане он приказал привести дочерей почетных жителей, оглушил их, поскольку они сопротивлялись, и после целой ночи оргий с офицерами передал их солдатам. Многие из девушек умерли или сошли с ума. Если бы не заступничество принца, Филипп дю Плесси впал бы, конечно, в немилость.
– Вы старая завистница, Филонида! – воскликнула Анжелика, охваченная внезапным раздражением. – Этот юноша не бесноватый, он просто не может быть таким бесноватым, как вы его описываете. Вы пересказываете сплетни ради собственного удовольствия.
Мадемуазель де Паражон остановилась, задыхаясь от возмущения:
– Я?! Сплетни?! Однако вам отлично известно, как я это ненавижу – всякие пересуды и досужие домыслы. Я и сплетни!.. Да я так далека от всего вульгарного! И если я вам об этом говорю, то только потому, что это ПРАВДА!
– Ну ладно, если это правда, то это не совсем его вина, – сделала вывод Анжелика. – Он таков, потому что женщины делают ему больно из-за его красоты.
– Как… Откуда вы это знаете? Вы с ним знакомы?
– Н-нет.
– Ну так вы сумасшедшая! – воскликнула мадемуазель де Паражон, покраснев от гнева. – Я никогда не думала, что вы способны потерять голову из-за такого хлыща. Прощайте…
Быстрым шагом она направилась к выходу. Анжелике не оставалось ничего другого, как последовать за ней, потому что она по-настоящему любила мадемуазель де Паражон и не хотела с ней ссориться.
Если бы в этот день Анжелика и престарелая жеманница не поссорились из-за Филиппа дю Плесси-Бельер в саду Тюильри, они не ушли бы так рано. И если бы они не ушли так рано из сада, то не стали бы жертвой грубого пари, которое незадолго до этого заключили лакеи, собравшиеся перед входом. Не состоялась бы дуэль между господином де Лозеном и господином де Монтеспаном из-за прекрасных зеленых глаз мадам Моран. И долго еще пришлось бы Анжелике дожидаться доступа в высший свет. Но все это лишь служит доказательством, что и от острого языка и вспыльчивого характера бывает иногда польза.
При входе висело объявление, запрещающее «лакеям и всякому сброду» входить в сад. Поэтому перед воротами всегда собиралась шумная толпа. Слуги, лакеи и кучера, коротали часы ожидания за игрой в карты или в кегли, за перебранками и выпивкой в кабаке, расположенном на углу. В этот вечер лакеи герцога де Лозена заключили пари. Они поставят выпивку тому, кто посмеет задрать юбку первой же даме, выходящей из сада Тюильри.
И так случилось, что этой дамой оказалась Анжелика, которая только что догнала Филониду и пыталась ее успокоить.
Не успела она обернуться, как громадный детина, от которого разило вином, непристойно схватил ее и задрал юбки. Почти тотчас ее рука отвесила наглецу пощечину. Мадемуазель де Паражон закричала пронзительно, как попугай.
Дворянин, который садился в карету и видел всю сцену, сделал знак своим слугам, и те, довольные представившейся возможностью, бросились на слуг де Лозена.
И началась неистовая потасовка, тотчас собравшая толпу зевак. Победа осталась за ливреями дворянина. Он громко зааплодировал.
Потом подошел к Анжелике и поклонился.
– Спасибо, сударь, за ваше вмешательство, – отвечала она.
Анжелика пылала от гнева и унижения, но, главное, она испугалась, потому что была готова сама проучить пьяницу, словно находилась в харчевне «Красная Маска», сопроводив урок крепкими словечками из словаря Польки. И тогда все ее старания стать светской дамой пошли бы прахом. Уже на следующий день все дамы, жительницы Марэ, обсуждали бы это происшествие.
Побледнев от волнения при этой мысли, молодая женщина все же не преминула изобразить обморок, как того требовали неписаные правила.
– Ах, сударь… Какая наглость! Какой ужас! Подвергнуться оскорблению от таких негодяев!
– Успокойтесь, мадам, – отвечал он, поспешив поддержать ее за талию сильной рукой.
Он был красив, с живыми глазами, его произношение не могло обмануть. Несомненно, еще один гасконец!
– Луи-Анри де Пардайан де Гондрен, шевалье де Пардайан и прочих мест, маркиз де Монтеспан, – представился он.
Анжелика знала это имя. Он принадлежал к старинному роду из Гиени. Она улыбнулась своей самой соблазнительной улыбкой, и маркиз, явно очарованный этой встречей, стал настаивать, где и когда он сможет узнать о ее здоровье. Она не хотела себя называть, а потому ответила:
– Приходите в Тюильри завтра в это же время. Надеюсь, что обстоятельства будут более располагающими и мы сможем приятно побеседовать.
– Где мне вас ждать?
– Возле «Эха».
Это звучало многообещающе. «Эхо» служило местом галантных встреч. Маркиз в восхищении поцеловал протянутую ему ручку:
– У вас портшез? Или я могу вас проводить?
– Моя карета неподалеку, – заверила его Анжелика, потому что не хотела выставлять напоказ свой слишком скромный экипаж.
– Тогда до завтра, таинственная красавица.
Он быстро поцеловал ее в щеку и, подпрыгнув, повернулся и подошел к своей карете.
– Вы не проявили достаточно стыдливости… – начала мадемуазель де Паражон.
Но в этот момент у выхода появился герцог де Лозен. Увидев, в каком состоянии находятся его лакеи – один выплевывал зубы, у другого хлестала из носа кровь, разорванная одежда у всех в пыли, – он громко раскричался. Ему объяснили, что все это натворила прислуга того высокого вельможи.
