Меч и корона - О’Брайен Анна (книги онлайн полностью TXT) 📗
Печали совсем сокрушили меня.
Куда подевалась гордая, уверенная в себе герцогиня Аквитанская? Здесь, в Потенце, ее уж точно не было. Женщина, сидевшая в отведенных ей чужих покоях, согнулась под тяжким грузом вины, утрат и горестей. В душе — одна пустота, и ничего больше. Я была не в силах, кажется, ни есть, ни спать, ни даже мыслить. До тех пор, пока Агнесса не села на корточки подле меня, не взяла в свои руки мои пальцы, безвольно лежавшие на коленях, и не сжала их крепко.
— Госпожа. Взгляните на меня. Послушайте, что я скажу.
Я взглянула в ее встревоженное лицо, удивилась повелительным ноткам в ее голосе, но в целом осталась довольно безучастной. А Агнесса, милая Агнесса, обняла меня и стала баюкать, будто мять, которой я никогда не знала.
— Хорошо бы вам поплакать, — ласково проговорила она.
— Не могу.
И мы просто сидели молча; потом я попыталась высвободиться, и Агнесса заставила меня повернуться и посмотреть ей в глаза.
— Нехорошо это все, госпожа. Вам надо быть сильной. Если вы не… вы так и собираетесь вечно жить в подчинении у Людовика? Вы позволите Галерану торжествовать?
— Людовик не даст мне свободу.
— Да, он не даст. — Я даже заморгала от такой прямоты. — Он слаб характером и упрям, того и другого в нем поровну, а узду крепко держит в своих руках Галеран. И когда вы возвратитесь в Париж, ничего не изменится — власть вернется к аббату Сюжеру. Да, король не отпустит вас со всеми вашими землями. — Она еще крепче сжала мои руки. — Если только вы сами ничего с этим не поделаете.
— А что я могу сделать?
Агнесса отпустила меня и отступила на шаг с тихим смешком, не подобающим простой камеристке.
— Да вы стали слабее мышки! Где та женщина, которая явилась в Париж и перевернула дворец вверх дном? Где та женщина, которая льстила, уговаривала и запугивала мужа, пока не добилась своего — отправилась с ним вместе в крестовый поход? Которая в военном совете потребовала расторжения брака? Она что, умерла и не воскреснет?
— Наверное, так и есть, — печально ответила я.
— Значит, пусть перешептываются, сплетничают, рвут в клочья вашу репутацию? И вы это допустите? Позволите пучине страданий поглотить вас? Я думала о вас лучше, госпожа. У королевы Аделаиды и то духу было побольше! Мало того, если вы будете и дальше так киснуть, то потеряете всю свою красоту.
Что ж, это проняло меня своей банальностью. Я вскинула голову:
— И что?
Агнесса опустилась на колени у моего кресла.
— Послушайте, госпожа. Людовик снова поступает по указке Галерана.
— А что, он когда-нибудь делал иначе?
— Тот уговаривает короля быть с вами построже, сделать вам выговор и понудить двинуться дальше в путь. Говорит, что ваша болезнь — просто притворство, а Его величество должен приказать вам продолжать путь в Париж.
— Вот как?
Я ощутила, как во мне стало зарождаться легкое недовольство. Впервые за многие дни во мне хоть что-то зарождалось.
— Мы ведь на Сицилии, госпожа.
— Что с того?
Я сообразила, что разглядываю свое платье, туфли даже с некоторым удивлением. Это я выбрала себе такое платье? Мне не нравились ни его тяжесть, ни мрачный траурный оттенок. И как я допустила, чтобы кончики волос поблекли от долгих тягот пути и моего небрежения? Я потерла их пальцами и скорчила недовольную мину. Как поблекли некогда блестящие волосы! Руки нельзя было назвать нежными, а за ногтями я вообще давно не ухаживала.
— Мы на Сицилии! Отправимся ли мы дальше в Италию, в Рим? — настойчиво спросила Агнесса. — Что посоветовал бы вам сделать князь Раймунд?
Ах… Мои думы отвлеклись от забот о гардеробе и прискорбном внешнем виде. Каким трудным делом казалось побудить мысли шевелиться в голове! Теперь уже, впрочем, не казалось.
Будто бы отворился ставень и через окно проглянул первый луч зари. Я снова начинала работать головой.
— В Рим? Не уверена.
— А вы попросите Его величество. Или просто скажите ему! Скажите, что вам необходимо побывать в Риме. Ради спасения своей души. Он вам не откажет.
Подобно тому, как туман тает без следа под лучами яркого солнца, с моих глаз спала пелена, и я вернулась к давнему замыслу. Посмотрела на Агнессу, улыбнулась ей — впервые улыбнулась за Бог знает сколько дней; у меня даже мышцы лица отвыкли улыбаться.
— Значит, мне следует просить об аудиенции у папы?
— И настаивать на ней!
А я уж и запамятовала. Как это могло случиться? Ведь именно таким было мое намерение, когда я все обдумывала и рассчитывала в долгий период сидения в Иерусалиме. Его святейшество поддержит меня против Людовика, а тому придется прислушаться к папе. Папа Евгений всегда стоял и будет стоять выше аббата Сюжера, и аргументы у него куда весомее. Как же я могла так долго не вспоминать о своих замыслах? Пора было (уже давно пора!) брать дело в свои руки, снова распоряжаться своей жизнью, уйти мыслями от безутешного горя и отчаяния, подобных краю пропасти.
— Да, госпожа… — Агнесса протягивала мне какой-то документ. — Вот это выпало у вас из рукава. Я отложила в сторону. Его еще не распечатывали. Мне думается, вам нужно прочитать.
Письмо. Король Рожер принес же мне письмо. Кто, интересно, мог отправить письмо мне сюда? Ничего, подождет. У меня есть неотложные дела. Людовик собирается читать мне нотации, так выходит? Выговор будет мне делать, да?
— На нем анжуйские львы, госпожа.
— Анжу… — Вот это было уже неожиданным. — Подай-ка его мне.
Я выхватила бумагу из рук Агнессы.
«Элеоноре, герцогине Аквитанской, графине Пуату».
Ну, это, по крайней мере, ясно и прямо. Я распечатала письмо с внезапно вспыхнувшим интересом, быстро пробежала глазами единственную страничку. Очень короткое письмо, если учесть, сколько сил и времени понадобилось, чтобы доставить его сюда.
«Отправляю это письмо в твердой надежде, что оно попадет к вам. Рожер Сицилийский — друг нашей семьи, и мы полностью ему доверяем.
В Анжу пришло известие о том, что вы желаете расторгнуть свой брак. Вам не требуются мои советы, чтобы понять: это сделает вас уязвимой. Если вы почувствуете необходимость того, чтобы вас защищала крепкая рука мужчины, который неизменно вами восхищался, то я — такой мужчина. Я могу служить вам глазами и ушами, чуткими и настороженными, как ваши великолепные кречеты.
Мое восхищение вами с годами отнюдь не стало меньше».
Вглядевшись в написанное (довольно небрежные каракули), я громко расхохоталась от наглости и нелепости предложения. От натуги голос мой прозвучал хрипло. Крепкая рука. Глаза и уши. В чем же соль этого предложения? Потом я задумалась об авторе. Не Жоффруа, как я подумала было исходя из доверительного характера письма. К тому же писал не привыкший к аккуратности образованный писец. Нет, написано поспешно, без любви к процессу; резкие вертикальные линии и никаких завитушек; хорошо обдуманные слова так и несутся вскачь по всей странице. И в конце — затейливая горделивая подпись: «Анри Плантагенет».
А ниже нацарапана приписка, еще более поспешная, будто он отбросил все принятые церемонии ради того, чтобы высказать заветную мысль:
«Если уж быть совсем точным: едва вы разведетесь, вокруг вас, как вороны, станут кружить все негодяи, жаждущие власти. Необходимо, чтобы рядом с вами стоял я. Если вы дадите свое согласие, то обещаю: вам не придется о нем сожалеть».
Несмотря на все свои несчастья, я засмеялась и стала вспоминать.
Другую жизнь, другие города. Сколько же лет минуло с тех пор, как я впервые повстречала его в Пуатье? Четыре? Мальчишку с темно-рыжими волосами и серыми глазами, не по годам самоуверенного, уже претендующего на звание воина… Юношу, на запястьях которого выступила кровь от когтей моего сокола, потому что отказался надевать рукавицу. И потом, когда мы совещались в Париже, можно ли дать ему в невесты принцессу королевской крови, а он внимательно за всем следил, взвешивал, прикидывал. Теперь он молодой мужчина, способный трезво рассчитывать. Я вспомнила, как сама признала в нем редкий ум. И ко всему этому — бьющая ключом неугомонность, как тогда, когда он обжег себе пальцы, изучая кадильницу с горящим в ней ладаном.
