Воспитан рыцарем - О'Санчес (Александр Чесноков) (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Из-за ширмы проворно выскочила женщина средних лет и тотчас бухнулась в ноги. Движения ее скоры, мольбы и оправдания звонки, но глаза… глаза ее выдают: да, прикорнула в тишине за ширмой…
Прекрасное лицо княгини исказилось гневом, и Лин поспешил вмешаться.
— Матушка, госпожа моя, она нечаянно. В такой прекрасный вечер не стоит огорчать себя и меня волнением и недовольством чем бы то ни было. Пойдем, полюбуемся ночным небом и тем, что осталось от заката. Позволь мне накинуть на твои плечи шаль и предложить тебе руку?
— И сердце?
— А сердце мое — с самого рождения принадлежит тебе! Ты знаешь… ведь я ровно ничего не помню из моего раннего детства…
— Увы, ты был очень мал…
— …Кроме ауры, твоей ауры, матушка! Едва лишь я увидел тебя, стоило тебе только прижать меня к своей груди — и словно звезда вспыхнула в моем мозгу: это моя матушка, я ее узнал!
Княгиня ахнула и схватилась за щеки. Тотчас была забыта провинившаяся служанка, гнев, какие-то посторонние мысли о хозяйстве…
— Но ведь и у меня случилось точно то же самое! Стоило лишь мне прикоснуться к тебе, погладить твои золотые кудри… Да, ты, прав, пойдем, сын мой…
В тишине сада, нарушаемой лишь пением сверчков и шелестом листвы… да еще фырканьем, урчаньем, шуршанием, почесыванием, проламыванием сквозь кусты неугомонного Гвоздика, неспешно прогуливались мать и сын. Зато, с таким сопровождением, оба они могли быть совершенно уверены, что никто их не подслушает…
— …И он по-прежнему в силе, по-прежнему строен?
— Не знаю, как по-прежнему, матушка, ибо я знал его только последние пять лет, но подтверждаю точно: благополучного жира, свидетельствующего о почтенном возрасте и безмятежном быте, он так и не накопил. Я бы сказал, что он не толще моего, но гораздо крепче меня и шире в кости.
— Да… Боги! Как же он опростился… Кто бы мог подумать.. Вот оно, беспощадное время! Голубая кровь, самый лихой меч Империи, умница… и погряз в этой толстомясой бабище. Немытой, неграмотной… Она жирна?
— Она в теле… Но…
— Но — это слово, бегущее впереди возражения. Ты намерен возразить мне, сын мой?
Лин упрямо сдвинул брови и остановился посреди песчаной дорожки.
— Матушка. Я никогда не посмею думать и говорить дурно о той, кто многие годы была ко мне бесконечно и неизменно добра, не считая усилий и не надеясь на выгоду. Тебя ведь не было со мною, а она согревала, когда мне было холодно, и утешала, когда мне было горько… Ничего не зная обо мне, ничего не требуя и не прося взамен. Да, она неграмотна, но она никогда не притязала быть более важною, нежели простая приходящая служанка, а все-таки значила гораздо больше и для меня, и для Снега.
Княгиня взглянула на Лина и увидела, что он — точно такой же сын своего отца, как и Дамори: любящий, внимательный, почтительный, но твердый, как жало меча, когда речь идет о важном, или о том, что он считает важным. И княгиня отступила, как всегда вынуждены отступать женщины в этом суровом мире, всецело принадлежащем суровым мужчинам.
— О да, ты прав, Кари, защищая честь пусть даже такой… Защищая честь и доброе имя женщины… никак не запомнить имя… которая бескорыстно заботилась о моем дорогом сыне. И все же не так я представляла себе одиночество и сердечные терзания одного из лучших дворян государства… А что он еще обо мне говорил… кроме того, что я была не такая, как все…
— Он говорил, матушка, что любовь к тебе, как стилет, вонзилась в его сердце по самую рукоять. И что не было защиты от этого удара, и что он не помышлял о защите и никогда больше не искал иной любви.
— Тем не менее, сумел утешиться… Все, мой сын, довольно об этих пустяках…Надеюсь, он дал тебе образование не только в том, как больнее рубиться мечом и секирой, да как правильнее вспарывать брюхо несчастным оленям? Имеешь ли ты представление о музыке, о поэзии?
— Не сказать, чтобы я хорошо в этом разбирался, матушка, особенно в музыке я слаб. Но он рассказывал мне множество баллад и историй, а также позволял читать книги.
— Книги? Ты любишь читать книги? Изумительно!
— Да, матушка, у Снега громаднейшая библиотека, насчитывающая более четырехсот отдельных произведений. А некоторые из них так велики, что целиком размещаются на трех обычных свитках, заполненных письменами до отказа!
— Это… это… да, великолепно. И что же, среди этих свитков были не только ученые трактаты, но и произведения, принадлежащие поэзии и сказаниям?
— О, да, матушка! И я все их читал!
— Назови некоторые, на свой выбор?
— «Пресветлый Галори и три девы из озера», «Смерть оказалась бессильна против двух любящих сердец», «Славные подвиги паладина храма Земли рыцаря Омоти», «О том, как Судьба повенчала достойных»…
— Про паладина Омоти я не читала, а остальные знаю хорошо.
— Ты, матушка???
— А что же ты думал, что твоя мать сидит в самом дальнем углу Империи, как последняя крестьянка, и ничего не знает, ничего не видела, слепая, глухая, неграмотная… нагуливая жир в теле?..
— О, нет! Я уверен, что вернись ты ко двору — немедленно затмишь, словно их не было, всех придворных красавиц!
— Нет, увы, нет. Когда-то государыня дарила меня своею дружбой и называла меня милая Ореми, и поверяла мне все свои тайны… Но я вышла замуж, удалилась в поместье, а сердца властителей переменчивы, как, впрочем, и у нас, грешных… И годы идут. Я ведь почему позволила себе подвергнуть тебя этому бесцеремонному допросу, мой дорогой сын…
— Матушка…
— Помолчи, мой милый, дай мне собраться с мыслями… И тем временем спаси от своего безобразника хотя бы эту мою любимую цветочную клумбу, она вовсе не желает превращаться в нору… Благодарю. Итак, весть о твоем чудесном возвращении уже дошла до Дворца, а князья Та-Микол — вовсе не такой род, чтобы даже при императорском дворе остаться незамеченными среди сонма остальных придворных. Ты будешь представлен Их Величествам, и, вполне возможно, останешься при дворе.
— Матушка, но я вовсе не…
— Терпение, сын мой, позволь мне сказать несколько слов, не перебивая меня, хорошо?
— Да, матушка.
— Твое положение обязывает продолжить образование и воспитание. Хотим мы того или нет, но ты должен будешь освоиться с современным дворцовым этикетом, это неизбежно. Я глубоко уверена, что дворцовые нравы не испортят тебя, не вовлекут в пучины… ненадобных страстей… Я буду рядом некоторое время, вместе с тобою поеду в столицу, у нас там порядочный дом для жилья и представительства.
