О проценте ссудном, подсудном, безрассудном. Хрестоматия современных проблем «денежной цивилизации» - Катасонов Валентин Юрьевич
Однако продаже подлежат не только способности человека создавать товары и услуги. Продаются также другие качества и способности человека, о некоторых из которых классик марксизма в 19 веке не имел представления.
Об этой стороне человека-товара очень точно пишет Валерий Подгузов: «На либеральном рынке доступ к средствам существования, даже к воде и лекарству, возможен только через продажу чего-либо. Но если у субъекта нет продукта, чтобы продать его, то ему приходится «выносить» на рынок и свободно продавать самого себя, а точнее, то, что он себе «произвёл»: трудовые мозоли, детей, жену, внутренние органы, гениталии, совесть, способности и отдельные мысли. Всё сугубо личное в рыночной экономике превращается в товар, если субъект не обладает иной частной собственностью. Практика показала: чем либеральнее рынок, тем больше развита детская проституция, поскольку детям нечего вынести на рынок кроме своих беззащитных тел»[226].
В-третьих, это предприятия государственного сектора экономики, которые в конце прошлого века начали «акционироваться» и «приватизироваться». Речь идёт, прежде всего, о бывших социалистических странах, в которых, как известно, доля государственных предприятий составляла 90 (а кое-где и 99) процентов. Вместе с тем волна приватизации прокатилась не только по этим странам, она захватила также развивающиеся и развитые страны. Читатель может сказать, что приватизация в нашей стране не могла существенно увеличить спрос на «продукцию» хозяев ФРС: ведь предприятия продавались буквально за копейки. Это действительно так, но вот через несколько лет их цены в результате использования новыми хозяевами различных «технологий» поднимались на порядки. По новым (реальным) ценам они перепродавались уже другим хозяевам. Спрос на деньги был уже далеко не символический.
Таким образом, поражение СССР и других стран в «холодной войне» позволило западной экономике получить мощный ресурсный «допинг», а хозяевам ФРС ускорить работу «печатного станка».
В-четвёртых, объектом купли-продажи становятся бюджетные средства государства, формируемые за счёт налогов с резидентов. Речь идёт о ценных бумагах, эмитируемых казначействами (министерствами финансов). Яркий пример такого рода инвестиций являются покупки нерезидентами ценных бумаг под названием ГКО, которые выпускались в нашей стране министерством финансов РФ. Как известно, под видом «инвестиционных доходов» иностранные инвесторы (за многими из них стояли крупные финансовые и банковские структуры Запада) вывезли из нашей страны десятки миллиардов долларов бюджетных средств. В августе 1998 г. всё закончилось дефолтом Российской Федерации по обязательствам, связанным с ГКО. Фактически в условиях либерализации международного движения капитала данниками иностранных инвесторов становится все налогоплательщики тех стран, которые открывают свои внутренние финансовые рынки.
В-пятых, объектами купли-продажи (инвестирования) становились различные виды «интеллектуальной собственности». Причём речь идёт не о традиционных объектах интеллектуальной собственности в виде патентов, «ноу-хау», лицензий на использование изобретений, а также произведениях творчества, защищённых авторскими правами. В конце прошлого столетия стало активно приватизироваться и торговаться то, что раньше было достоянием всего человечества, и никому в голову не приходило назвать «интеллектуальной собственностью». Речь идёт о попытке «приватизировать» некоторые «секреты» творения земного мира Богом! Например, фирмы стали заниматься селекцией семян тех или иных культур, и любую модификацию первоначального «природного материала» они уже рассматривали как свою «интеллектуальную собственность», имеющую рыночную цену. Фактически это попытка торговать тем, что в Евангелии от Луки (глава 16, притча о неверном управителе) называется «неправедным богатством» — т.е. богатством, которое создал Бог и передал в безвозмездное пользование человеку.
Значительный класс «интеллектуальной собственности» стали также составлять объекты, созданные фантазией человеческого ума. Речь идёт о том, что называется: торговые знаки, фирменные знаки, «репутация фирмы», «деловые связи фирмы» и т.п. Часто они имеют трудно переводимые на русский язык названия: brand, goodwill, intangible asset и т.п. Некоторые из них видов «интеллектуальной собственности» широко использовались ещё в прошлом и даже позапрошлом веках. Мы все, например, хорошо помним фирменный знак швейных машинок дореволюционного времени — «Зингер». Или товарные знаки конфет советской эпохи «Трюфели», «Мишка», «Красная шапочка» и т.п. Это всё относится к разряду так называемых «нематериальных активов». Никому раньше в голову не приходило заниматься денежной оценкой «платья» «голого короля».
Конструирование нематериальных активов
Сегодня бизнес активно и целенаправленно занялся конструированием новых «нематериальных активов», а главное — формированием их «рыночной стоимости». Это уже относится в сфере «виртуальной экономики»: «стоимость» рождается не в сфере материального производства, а в больном сознании человека. Для этого активно используется реклама, разрабатываются специальные технологии управления сознанием людей, создаются сложнейшие методики оценки новых классов активов. Вот что пишет о процессе формирования спроса обывателя на нематериальные блага в виде торговых и фирменных знаков известный американский исследователь Джереми Рифкин: «...рекламные агентства концернов с помощью современных коммуникативных технологий переняли роль учредителя традиций и устоев нравственности! Такими учредителями были, например, школы, церкви, социальные сообщества и учреждения культуры. Приобретение товарного знака переносит покупателя в вымышленный мир; у него появляется впечатление, что он фактически разделяет с другими те смыслы и значения, которые придуманы дизайнерами»[227].
В активах многих «продвинутых» западных компаний на такую «виртуальную стоимость» приходится сегодня большая доля, чем на основные фонды. Так, в активах компании «Кока-Кола» эта доля в конце прошлого десятилетия (1999 г.) составила 96%! Указанная компания была рекордсменом по абсолютной величине стоимости своей торговой марки — 77.5 млрд. долл. Эта цифра превышала стоимостной объём ВВП таких стран, как Филиппины или Чили.
Следующие за компанией «Кока-Кола» места по стоимостной оценке торговых марок занимали следующие корпорации (в скобках — стоимостная оценка в млрд, долл.): «Майкрософт» (70,2), «Ай-Би-Эм» (53,2), «Интел» (39,0); «Нота» (38,5); «Дженерал электрик» (38,1); «Форд» (36,4); «Дисней» (33,6); «Макдональдз» (27,9). Кстати, прежде чем пойти перекусить в ресторан «Макдональдз», подумайте: готовы ли отдать своих денег не за сам бутерброд или кофе, а за рекламу, которая позволяет «надувать» активы этой международной корпорации?
Впрочем, брендовый бизнес сегодня вышел за пределы производства бытовых товаров, общественного питания и торговли. Он всё активнее захватывает также финансовый сектор, в том числе банковский бизнес.
По данным лондонского журнала «Banker», в 2009 г. (между прочим, время кризиса) бренд британского банка HSBC оценивался в 25,4 млрд. долл. (19% общей рыночной капитализации банка), американского Bank of America — 21,0 млрд. долл. (30%), американского Wells Fargo — 14.5 млрд. долл. (13%). У некоторых финансово-банковских учреждений доля бренда в рыночной капитализации приближалась к 2/5 {American Express, Barclays).
Так что сегодня в теорию кредита, изложенную в наших учебниках, надо вносить коррективы: банковский процент — это не только плата за «воздержание» или «риск», но ещё и плата за бренд. Ведь, получая кредит, например, в британском (ротшильдовском) HSBC, клиент не просто решает свои финансовые проблемы, но ещё и повышает свой рейтинг. То есть доллар кредита от HSBC, согласно теории рыночного либерализма, равен двум или трём долларам, полученным от какого-то коммерческого банка в Урюпинске. Особенно учитывая, что заботливые рейтинговые агентства постараются банку в Урюпинске дать низкую или даже отрицательную стоимость бренда.
