История городов будущего - Брук Дэниэл (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Меж банковских башен и роскошных торговых центров Пудуна расположен «Международный звездный синеплекс». Это довольно нелепое название для кинотеатра, тем более что ни один кинотеатр в Китае нельзя назвать «международным». К показу в стране допускается всего двадцать иностранных фильмов в год, да и те подвергаются цензуре21. В последние годы правительство Китая приватизировало местное кинопроизводство, но это означает лишь, что техническое качество шаблонной пропаганды теперь выше, чем при Мао; неуклюжий соцреализм уступил место дорогущим историческим триллерам, в которых лихие и неуловимые коммунистические агенты обводят вокруг пальца жестоких японских оккупантов и кровожадных националистов.
На улицах, конечно, можно купить любые пиратские диски. Таков принятый де-факто общественный договор пореформенного Китая: у себя дома вы можете делать, что вам заблагорассудится, но вот поведение в общественном месте, тем более при большом скоплении публики, – это совсем другая история. Эта философия не подразумевает широких дискуссий в прессе, на конференциях, в театрах или художественных галереях, которые являются отличительной чертой великих городов мира. В Шанхае, где бывшие иностранные концессии усеяны напоминающими бомбейские кинотеатрами довоенного периода в стиле ар-деко, ограничение на показ иностранных фильмов создает особенный диссонанс. Между 1931 и 1941 годами в Шанхае было построено четырнадцать кинотеатров, в том числе Grand Ласло Худьеца и Majestic Фань Вэньчжао, еще одного из когорты китайских архитекторов, учившихся в Университете Пенсильвании в начале 1920-х. Как и в случае Бомбея, голливудские студии дорожили своим присутствием в довоенном Шанхае: и Metro-Goldwyn-Mayer, и United Artists, и Warner Bros. арендовали офисы на первом этаже Эмбанкмент-билдинг сэра Виктора Сассуна. Старые кинотеатры работают и сегодня, но в них крутят только сентиментальную чепуху и партийную пропаганду. Драматический театр Шанхая находится в аналогичном положении. Организаторы недавно созданного шанхайского театрального фестиваля Fringe в 2009 году сетовали в Интернете, что были вынуждены перенести выступления иностранных трупп в небольшие провинциальные города, потому что «отдел культуры шанхайской мэрии в этом году как-то особенно глупо взъелся на одного западного участника»22.
По негласной договоренности с центральным правительством экономическая открытость Шанхая напрямую зависит от эффективности, с которой местные власти контролируют культурную и интеллектуальную жизнь города. Даже в переполненном аппаратчиками Пекине дозволяется больше культурного разнообразия. Если в Пекине художника-диссидента Ай Вэйвэя посадили под домашний арест в его тамошней мастерской, то в Шанхае его мастерскую просто снесли, не оставив от нее и камня на камне. Музыка в Пекине переживает расцвет, в то время как в Шанхае в этой сфере царит полный застой. «В Шанхае порядки строже, чем в Пекине», – говорит Чжан Шоуван, солист пекинской рок-группы Carsick Cars, которого музыкальный критик журнала The New Yorker Алекс Росс назвал «вундеркиндом от инди-рока»23. «Во время одного нашего концерта кто-то просто вызвал полицию. В Шанхае вечно случается нечто подобное». В сентябре 2006 года несколько ведущих рок-площадок города были одновременно закрыты отделом культуры с одной и той же формулировкой – «отсутствие разрешения на проведение публичных мероприятий»24. Чжан говорит, что такие ограничения сдерживают развитие музыкальной сцены Шанхая. «В Шанхае группам просто негде выступать, поэтому там и нет хороших местных групп». Ведущие симфонические оркестры мира регулярно играют в похожем на стеклянный цветок здании Шанхайского центра восточного искусства архитектора Поля Андре, построенном на одной из площадей Пудуна. Но зарубежным поп-музыкантам крайне неохотно выдают визы, особенно после того как в 2008 году исландская суперзвезда Бьорк закончила свой шанхайский концерт песней «Declare Independencе» («Провозгласи независимость») и выкриками «Тибет! Тибет!»25.
Однако несмотря на все ограничения, есть множество признаков того, что искушенные и образованные люди, которых манит или создает этот оживший город, уже требуют права голоса. Организаторы театрального фестиваля Fringe не смогли противостоять давлению городских властей, но имели смелость назвать их действия «глупыми» в обращении (пусть позже и отредактированном) на своем сайте. Сегодня жители Шанхая сопротивляются насильственному выселению, используя методы, которые были бы немыслимы всего два десятилетия назад. Раз за разом сталкиваясь с громкими скандалами из-за отказывающихся переезжать владельцев домов – «ржавых гвоздей», в 2005 году мэрия Шанхая запретила строительным организациям отключать таким упрямцам водоснабжение и электричество. Общественное недовольство массовыми переселениями замедлило развитие Шанхая, так как теперь жители согласны продавать свои участки только по рыночной стоимости. «За какую-нибудь халупу приходится платить сумму, которой хватило бы на хорошую трехкомнатную квартиру в Нью-Йорке», – жалуется американский архитектор, уже почти 10 лет работающий в Шанхае26. Его удивление тем, что за свои дома и участки, которые действительно стоят миллионы, люди стали получать суммы, несколько больше похожие на их реальную цену, красноречивее любых фраз рассказывает о том, к каким методам отчуждения собственности тут привыкли. В 2009 году жители старинных домов в районе Нанкинской улицы выступили против высотного проекта американской фирмы только потому, что это здание лишало их солнечного света и нарушало установленный самими городскими властями высотный регламент для этого района. Хотя речь и не шла об угрозе выселения, жители Шанхая захотели возвысить голос в защиту законности и качества жизни.
Как и в Петербурге XIX века, любой, кто смог добиться положения искушенного жителя самого интернационального города своей страны, прекрасно осведомлен, что по прихоти истории развитие его общества ограничивается устаревшей политической системой, являющейся нелепым пережитком прошлого. Сегодняшняя Нанкинская улица, где в атмосфере глубокого политического наркоза товары со всего мира предлагаются покупателям из любого государства планеты, – наверняка лучшая возможность для современного человека почувствовать себя на гоголевском Невском проспекте.
В толпе иностранных бизнесменов и богатых китайских покупателей попадаются сельские рабочие-мигранты. Эти живые свидетельства основного противоречия нового Шанхая легко опознать по грубой обветренной коже и поношенным тренировочным костюмам не по росту. Оказавшись в эпицентре современности, мигранты находятся в городе, но не являются его частью. Они тут граждане второго сорта, поскольку на многие предоставляемые мегаполисом услуги и удобства у них просто нет денег. В колониальном Шанхае в парки иностранных концессий не пускали китайцев и собак. Надпись на воротах недавно открывшегося Парка Cтолетия в Пудуне гласит «Добро пожаловать всем!», однако платы за вход в десять юаней (примерно полтора доллара) достаточно, чтобы рабочий-мигрант дважды подумал, прежде чем воспользоваться таким приглашением. Вечно ли миллионы рабочих-мигрантов Шанхая станут терпеть такое положение? Или город снова ждут социальные волнения, похожие на забастовки рабочих-кули во время предыдущего экономического бума 1920–1930-х годов?
Китайские власти сделали ставку на то, что Шанхай действеннее как символ, нежели как реальный город. Примерно так же британцы думали о Бомбее – и впоследствии им пришлось горько об этом пожалеть. В тщательно спланированном Пудуне каждый из стилистически не согласующихся между собой небоскребов стоит на постаменте посреди огромной пустой площади. Проложенные по краю этих площадей широкие проспекты почти полностью лишены светофоров, так что мчащиеся лимузины и такси делают их непреодолимыми препятствиями для пешеходов. Этот район задуман, чтобы впечатлять, а не чтобы быть удобным для жизни. Он предназначен для осмотра с другого берега реки – или для рассматривания на фотографиях, снятых откуда-нибудь с Бунда. Гулять по его улицам – занятие неблагодарное, ведь Пудун – это скорее не город, а реклама города.