История городов будущего - Брук Дэниэл (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Как и в начале ХХ века, местные англоговорящие профессионалы предпочитают дома в западном стиле; соответственно, на бывших сельскохозяйственных угодьях вокруг города вырос пояс псевдоевропейских жилых районов, которые теперь связаны с финансовым районом Пудуна разветвленной системой метро. Шанхайские власти сознательно взращивали этот класс китайских специалистов, занятых в глобализованной экономике города. Сегодняшний Шанхай, по существу, функционирует как высшее учебное заведение со вступительными экзаменами: право на проживание в городе получают те, у кого есть диплом престижного университета и сертификаты о владении компьютером и английским языком. Кроме того, система позволяет обеспеченным китайцам получать шанхайскую прописку в один присест: в 1996 году муниципальные власти Шанхая решили давать ее любому, кто приобрел в Пудуне квартиру стоимостью более 60 тысяч долларов. Вывод строительной отрасли на свободный рынок при подстегиваемом государственными мерами спросе на жилье западного типа привел к лавинообразному нарастанию количества новых проектов, отвечающих вкусам этой ширящейся прослойки.
На выставке-ярмарке недвижимости Holiday Real Estate Market 2009, проходившей в бывшем Дворце советско-китайской дружбы (теперь коммерческом выставочном центре), недавно прибывшим в город профессионалам предлагалось жилье, созданное в духе каждой из прежних колониальных держав. Среди американских проектов была роскошная высотка Park Avenue; предпочитающим все французское покупателям предлагались La Vill (sic!) de Fontainebleau и 16?me Arrondissement; у англофилов был выбор между коттеджами в тюдоровском стиле в Cambridge Village или British Manor. Многие из представленных на выставке проектов находились еще в стадии строительства, однако заселенный в 2006 году Thames Town уже доказал успешность этой модели. Район, притворяющийся английским провинциальным городком, организован вокруг типичной Хай-стрит с краснокирпичными домами и статуей Уинстона Черчилля. На главной площади расположен макет англиканской церкви в натуральную величину, который пользуется популярностью среди нового поколения «шанхайских девушек». Они приезжают сюда делать свадебные фотографии в белых платьях, снова вошедших в моду в пореформенном Китае.
При всей столичной мощи Пудуна новому Шанхаю еще далеко до выполнения своей исторической миссии – гармоничного совмещения понятий «китайское» и «современное». Характерные для 1930-х годов попытки объединения традиционных китайских форм с современными институтами и передовыми технологиями во вновь открытом миру Шанхае явно не приживаются. В Цзянване построенная Дун Даю библиотека стоит посреди поросшего бурьяном пустыря, ее окна разбиты и заколочены, а фасад испещрен оставленными еще хунвэйбинами граффити. Культурная революция уничтожила такой объем знаний о традиционной китайской культуре, что механически перенесенные с Запада формы почти не встречают сопротивления сложившихся в стране практик. Это, возможно, и является ключом к быстрому экономическому росту Китая: традиционный образ жизни уничтожен и не может помешать новому, главное в котором – лихорадочная работа и такое же потребление. Вопросы культурной аутентичности, с которыми сталкиваются другие развивающиеся страны и которые когда-то были актуальными для Шанхая, сегодня практически не поднимаются. Какой-никакой интерес к интеграции традиционных китайских форм в современную архитектуру Шанхая проявляют исключительно иностранцы; иногда это западные синофилы, идущие по стопам Генри Киллама Мерфи, но чаще – китайцы из Гонконга или с Тайваня, где местная культура избежала разрушительного воздействия маоизма.
Поражает степень, до которой знания о прошлом стерты из сознания даже образованных китайцев материковой части страны. Стар Чэнь, менеджер строительной фирмы, рассказывает про типичные для американских пригородов каркасные дома: «Мы в Green Villas строим из древесины. Это соответствует запросам иностранцев. Китайцы живут в бетонных домах, а американцы – в деревянных». На самом деле исторически все было ровно наоборот. Когда американцы, англичане и французы впервые прибыли в Шанхай в 1840 году, китайцы жили в деревянных домах, и именно из-за каменных несущих конструкций дома белых воспринимались китайцами как иностранные. Только в 1950-х, когда началось строительство многоквартирных зданий в советской стилистике, которая сама по себе была откликом на западноевропейский модернизм, шанхайцы стали жить в бетонных домах. Но чудовищная эффективность культурной революции в деле искоренения исторической памяти и традиционной китайской архитектуры привела к тому, что сегодня даже образованные китайцы воспринимают бетонную архитектуру как нечто исконно китайское, а деревянные дома кажутся им чем-то привнесенным.
Это странное сочетание гордости за недавно обретенное богатство Китая и незнания азов китайской традиционной цивилизации составляет главное противоречие местного экономического бума. Когда накануне празднования Дня основания КНР американский репортер попросил обычного жителя Пекина – уличного торговца фруктами – сформулировать основные ценности Китая, тот ответил: «Умение приспосабливаться и учиться у Запада»19. По его мнению, суть нового Китая в том, что он научился не быть таким китайским. Удивительно, но в Пудуне, который застроен жилыми комплексами, торговыми центрами и офисными зданиями в западном стиле и переполнен иностранцами и зарубежными компаниями, никогда не поднимается очевидный вопрос: не является ли все это тревожным симптомом возрождения иностранных концессий – и не помогает ли, в некотором смысле, Китай Западу в собственной реколонизации? При этом дело не в том, что на подобные разговоры наложено политическое табу, и даже не в том, что в современном Китае невыгодно иметь свое мнение (зато весьма выгодно его не иметь). Скорее, сама китайскость оказалась тщательно выхолощена и обессмысленна. Tabula rasa, которую философы XVIII века мечтали найти в Санкт-Петербурге, стала реальностью в Шанхае третьего тысячелетия.
В этих условиях даже возвращение некоторых форм экстерриториальных привилегий остается практически незамеченным. В отличие от китайцев, новые шанхайландцы пользуются свободой вероисповедания и некоторой свободой создания независимых неправительственных организаций. Спутниковое телевидение разрешено в гостиницах, обслуживающих иностранных туристов, но запрещено в частных домах. Чем новый Даличский колледж отличается от школы при англиканском соборе, построенной в 1929 году в квартале от Бунда, или от Шанхайской американской школы, открывшейся во французской концессии в 1923-м? Когда китайские специалисты устраиваются на работу в Англии или Америке, они отправляют своих детей в местные школы – чего никогда не делали иностранные жители Шанхая.
Из-за такого полного отрыва от собственных традиций самая быстрорастущая страна в мире поразительным образом не задействована в общемировом обсуждении новой глобальной культуры, которая могла бы стать чем-то большим, нежели простое расползание западной цивилизации по всей планете. Хотя пассажиропоток открывшегося в 1999 году международного аэропорта в Пудуне уже сопоставим с JFK в Нью-Йорке, город странным образом остается исключенным из глобального контекста. Вот показательный пример: у китайских чиновников отвисла челюсть, когда индийские архитекторы решили перекрыть павильон своей страны на шанхайской выставке World Expo 2010 самой большой в мире бамбуковой крышей. Индийцы надеялись, что их экокупол будет воспринят в соседней азиатской державе как послание доброй воли: выбирая традиционный китайский бамбук, они выказывали уважение принимающей стороне и одновременно предлагали свое видение мира, в котором забота об окружающей среде не противоречит экономическому развитию Китая и Индии. Но когда архитекторы попросили ознакомить их с принятыми в Шанхае строительными нормами по работе с бамбуком, им сказали, что таких просто не существует. Пока во всем мире в заботе об экологии учатся строить по традиционным технологиям и из местных материалов, китайцы, желающие строить по-западному, используют традиционные материалы вроде бамбука разве только для строительных лесов. Таково отчуждение страны, чьи лидеры, интегрировав ее в мировую экономику, купируют международные культурные связи и используют словосочетание «глобальные ценности» в значении «не наши»20. Когда гостю Китая задают неизменный вопрос о том, сколько детей разрешено иметь у него в стране, китайская реальность открывается его взору с довольно удивительной стороны.
