Волосы Вероники - Козлов Вильям Федорович (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Выйду… и мы еще с тобой побегаем трусцой!..
Движение, действие — вот что ему было нужно как воздух. Мне даже показалось, что его тяготит мое присутствие в палате, но он разгадал мое состояние и успокоил, сказав, что скоро с ним все будет в порядке, а пока не стоит обращать внимания на его мрачную физиономию — она ему самому противна. Интересовался дочерьми, не надоели ли они мне, я сказал, что, наоборот, теперь без них стало скучно.
— Пусть привыкают хозяйничать, — заметил он.
— Полина за ними присматривает, — сказал я.
Он надолго замолчал, потом, как он это умел, посмотрел своими пронзительными острыми глазами, казалось, в самую душу и медленно произнес:
— Полина Викторовна очень хорошая женщина. Если бы не она… — и замолчал, не пожелал развивать эту тему, а я тем более.
Однако про себя подумал, что, пожалуй, было бы естественно, если бы Анатолий и Полина сошлись. Как бы он ни любил Риту, но нужно было думать и о будущем. Что бы с кем-либо из нас ни случалось, а жизнь не стоит на месте. Я вдруг подумал, что Анатолий либо женится на Полине, либо не женится никогда. В том, что она привязалась к Острякову и девочкам, я не сомневался, а вот привязался ли к ней Анатолий, я не знал. А спросить его об этом не решился, да он и вряд ли мне ответил бы. Остряков все важные жизненные решения принимал самостоятельно, советчиков не терпел и сам старался не давать советов. Хотя мы с ним и были самые близкие друзья, в душу к себе он не пускал, да и сам в мою не лез. А я иногда нуждал ся в его совете, участии, но он приучил меня самого справляться со своими мелкими бедами-неприятно стями.
Задумавшись об Острякове, я не заметил, как Варя встала из-за стола и стала мыть в раковине посуду. Вечером я любил погонять чаи, под настроение мог выпить две-три большие кружки. Варя знала, что я люблю крепкий чай с лимоном. Сахар в кружку я не клал, предпочитал пить с конфетами и печеньем. Иногда Варя приносила из бакалеи пирожные. По рассеянности я мог съесть три-четыре штуки, а она не больше одного, говорила, что от пирожных полнеют. Я на эту тему никогда не задумывался: вес у меня держался сам по себе в норме, что бы я ни ел. Правда, в последние годы я стал есть меньше. Помню, совсем молодым, в командировках заказывал в столовых сразу по два обеда, а теперь запросто могу обойтись одним первым или вторым. Утром же выпиваю стакан кефиру, съедаю бутерброд с колбасой или сыром и запиваю стаканом кофе с молоком.
— Почему у тебя так мало книг современных поэтов? — спросила из кухни Варя.
— Есенин, Тютчев, Маяковский, Ахматова, Пушкин… — стал перечислять я стоявшие на полках тома.
— Какие же это современные? — прервала она. — Это классики.
Что я мог ответить дочери? Не привлекала меня современная поэзия. Раскроешь журнал, там десятки новых имен, а станешь читать — будто все стихи написал один человек. Да и стихи ли это? Иногда набор пустых рифмованных фраз, а другой раз и рифмы нет. Я не говорю об известных поэтах, как Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, но и они мне не интересны. Что я могу поделать с собой, если мне нравятся Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет, Есенин? Читаю их стихи и вижу картины русской природы, сильные человеческие страсти, глубокую философию жизни, а современные поэты больше трубят в фанфары, грохают в медные тарелки, стараются быть оригинальными, а в общем-то все одинаково невыразительны. Это я так чувствовал, но Варе не стал ничего говорить.
Я сказал, мол, в моем возрасте больше тянет на классику. Взял с полки томик, полистал и нашел, что мне было нужно. У меня из головы не шел разговор с Остряковым…
Я громко, чтобы Варя услышала, прочел:
Варя долго молчала, я слышал лишь шорох щетки о раковину. Я не видел ее, но знал, что темноволосая голова дочери опущена, острые локти двигаются, лоб нахмурен.
— Я не знаю, чьи это стихи, — наконец проговорила она.
— Лермонтова, «И скучно и грустно…» На эти слова даже романс написан… Вот только не помню кем.
— Философские стихи, — помолчав, сказала Варя.
Зазвонил телефон, я думал, Варя возьмет трубку, но она тщательно протирала полотенцем чашки, блюдца. Обычно она стремглав бежала к аппарату. Неужели так на нее стихи подействовали?..
Мужской голос попросил Варю. Она подошла, взяла трубку и, глядя прямо перед собой, негромко произнесла:
— Ты больше мне не звони, это бесполезно. До свиданья. — И положила трубку.
— Поссорились? — полюбопытствовал я.
По безмолвному уговору мы с дочерью больше не вмешивались в личную жизнь друг друга.
— Ты был прав, — сказала она. — Он…
— Подонок, — прервал я.
— Я бы не решилась это утверждать, — нахмурившись, сказала она.
— Что он тебе сделал?
— Ровным счетом ничего.
— Тогда я ничего не понимаю, — признался я.
— Не утруждай себя, — оборвала она.
— И все-таки…
— Не надо, па. Лучше почитай еще стихи!
Но мне уже было не до поэзии. Мне, болвану, следовало бы заметить, что Варя вот уже неделю вечерами сидит дома, смотрит телевизор, а когда кончаются передачи, ложится на свой диван и читает, пока я не усну. Мог бы почувствовать, что у девчонки какие-то неприятности, но я был слишком занят своими личными делами. Конечно, хорошо, что она раскусила этого типа, я никогда не верил, что он может измениться. Да и зачем ему изменяться? Он доволен собой, своей жизнью. Зная Варю, я не сомневался, что она с ним рано или поздно порвет. Только хватит ли у нее сил быть твердой?..
Варя включила телевизор, поудобнее устроилась на диване и уставилась на мерцающий экран. По-моему, она не видела и не слышала передачу, иначе переключила бы программу, потому что передавали урок алгебры. По доске, испещренной буквами и цифрами, ползла длинная указка, унылый голос монотонно произносил математические термины. Обладателя унылого голоса почему-то не показывали.
Снова зазвонил телефон, на этот раз Варя взяла трубку и с каменным выражением на лице спокойно произнесла:
— Чего ты добиваешься? Чтобы я отключила телефон?
Он что-то бубнил в трубку, наверное объяснял, чего он добивается.
— Я же тебе по-русски объяснила, что мы больше не будем встречаться, — говорила Варя. Лицо у нее побледнело. — Могу и по-английски, только вряд ли ты знаешь этот язык… Не звони больше, пожалуйста.
Повесив трубку, сказала:
— Он никак не может понять, что все кончено… Па, почему мужчины такие тупые?
— Я должен отвечать на этот вопрос? — усмехнулся я и переключил программу.
Шел какой-то многосерийный телевизионный фильм про чекистов.
— Ты можешь мне не рассказывать, что произошло, — начал было я, но она перебила:
— Я и не собираюсь.
— Если он будет звонить, я могу сам с ним поговорить, — сказал я.
— Он не будет больше звонить, — глядя на экран, проговорила она.
— Не принимай все это близко к сердцу…
— Не надо, па, — сказала она. — Утешитель из тебя никудышный, ты и сам это знаешь.
Это верно, утешать я не умел. Даже самого себя. Но видеть, как молча страдает дочь, тоже было тяжело. Сейчас лучше не трогать ее, потом сама все расскажет. Помнится, Варя говорила, что она не будет дожидаться, когда ее бросят, — сама первой уйдет. Так, наверное, она и поступила, иначе он не звонил бы.
