Кино между адом и раем - Митта Александр Наумович (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Барбара Стрейзанд, исполняя главную роль в фильме «У зеркала две стороны», который она же и срежиссировала, 7/8 фильма провела в халатах, мешковатых балахонах, беспощадно подчеркивающих непривлекательность героини, махнувшей рукой на свою внешность. А в финале она изменила прическу, появилась затянутая так, что страшно: то ли лифчик лопнет, то ли юбка на заду. Конечно, сразу изменилось и поведение. Костюм – это деталь характера, он участвует в конфликте. Потому что все, что мы делаем, подчинено одной цели – развить конфликты.
У хорошего актера нет предела, до которого он может дойти, чтобы создать характер. В фильме «Затерянный в Сибири» Гарик Сукачев надел на зубы стальные коронки. А игравший рядом с ним вора Володя сорвал с зубов все коронки и остался с беззубым ртом, где вместо зубов торчали обломанные корешки. И при этом построил роль на том, что все время смеялся, показывая гнилые зубы. Это стало ключевой деталью характера.
Хичкок рассказывал, что Чарльз Лаутон отложил съемку, пока не нашел для своего персонажа особую пританцовывающую походку. Что, кстати, не привело Хичкока в восторг. Но для Лаутона это была ключевая деталь.
В фильме «Леон» прекрасный актер Гэри Олдман играет полицейского-психопата. В его ушах все время торчат маленькие наушники. Он ходит пританцовывая, поводя в воздухе рукой в такт слышной только ему музыке. Когда и мы слышим музыку, оказывается, что это симфония Бетховена. Это классная деталь характера.
Роберт де Ниро превратил в аттракционную деталь свое тело. В фильме «Разъяренный бык» он, после того как половина фильма была снята, поправился на 40 кг, превратившись из боксера-профессионала в опустившегося жирного владельца ночного клуба. Это потрясающее превращение – триумф правды тела.
В фильме «Звонят, откройте дверь» Ролан Быков играл трубача, малопочтенного оркестранта оперетки. И вдруг в минуту кризиса героини
в пустой оркестровой яме он играет ей на трубе забытые сигналы своего детства. Сцена волновала не словами, а трубными звуками: труба придавала актеру необычный рисунок, изящество и мощь. Это деталь характера, которая стала центром ключевого зрительного образа сцены.
Но в том же фильме у другого персонажа, знаменитого скрипача-виртуоза, который играет на скрипке Страдивари, мы ничего не придумали для этой скрипки. И она осталась бесцветным предметом в руках актера. Мы еще обсудим, как выстроить для детали роль, чтобы она стала заметной частью фильма.
Тогда я, одумавшись после фильма, жалел об упущенной возможности. И следующий фильм буквально с того момента, как первоначальный замысел возник в воображении, начал с подбора деталей, помогающих визуально выразить характеры. Я знал, что денег получу мало, а фильм возникал как яркий, многокрасочный. Я и подумал: надо бы каждую деталь заставить играть, поворачиваться разными сторонами. К тому же главной фигурой фильма «Гори, гори, моя звезда» задумывался театральный режиссер – сложная, противоречивая фигура, типа Мейерхольда. Пожалуй, слишком сложная для фильма, по крайней мере для меня. Я подумал: что, если эту фигуру расщепить на три части? Все части объединены общей проблемой и являются как бы гранями одного собирательного образа художника. Одна часть – живописец, цельный, уравновешенный, это гений, который живет в мире своего искусства, – деревенский художник Федор. Другая часть – не слишком талантливый, но честный, ищущий новые пути, энергичный театральный режиссер Искремас. Он выделился в главного героя. Третья часть – торговец от искусства. Человек рынка, как бы мы сейчас назвали. Он одержим идеей выживания – это Пашка иллюзионист. Все трое враги-друзья. Они враждуют и мирятся, любят друг друга и гибнут по одному.
К идее разделить один характер на три части я пришел интуитивно. И не знал, что одно из правил профессии говорит:«Ищите различия внутри общности. Ищите контрасты внутри
целого. Чем ярче эти различия, тем артистичнее ваш фильм, тем менее схематичным он будет. В драме ищите юмор, в комедии – философию жизни».
Это были общие соображения, пока каждому я не придумал систему деталей, резко отличающую одного от другого. Эти детали обрисовывали характеры с визуальной ясностью. Искремас появлялся как художник, делающий искусство из мусора, из ничего. Он въезжал в городок на телеге с плетеным верхом. Ставит этот плетеный верх на попа – он ока
зывается крошечным театром. Лоскутное одеяло – занавес превращается в плащ актера. В нем Искремас играет на рынке Шекспира.
Его антагонист Пашка-иллюзионист имеет свой микромир деталей характера. Кинопроектор, составленный из киноаппарата и велосипеда.
И один немой кинофильм, который Пашка злободневными комментариями озвучивает как три разных фильма соответственно пожеланиям разных властей.
Третий герой – художник Федя – окружен миром радуг надежды. Он разрисовывает радугами яблоки в саду, рисует их на стенах своего дома.
Когда это уложилось, я пришел к друзьям-сценаристам, и мы продолжили работу. Но из-за того, что никто из нас не знал тогда формообразующего принципа трехактного развития конфликта, я потерял самую главную деталь, которая практически была придумана и полностью готова к съемкам. Казалось, что и без того с идеями перебор.
Видите ли, обилие идей для фильма – это ничто. Чрезмерное количество идей – это даже плохо. Важны только те идеи, которые грамотно развиты в конфликте и помогают цельности фильма. Что бы вы не думали, что я один так считаю, послушаем Хичкока, мастера деталей и маньяка цельности. Он оценивает свой фильм «Саботажник»: «Он изобиловал идеями, но они не составились в единый порядок; не был произведен надлежащий отбор. Все должно было быть рассортировано и отредактировано еще до съемок. Фильм доказал, что избыток идей, как бы хороши они ни были сами по себе, еще не гарантирует удачи. Каждую из них следует тщательно подать, всегда имея в виду целое».
Для главного героя Искремаса был придуман и изготовлен огромный театральный занавес. Он вез его в тележке, чтобы водрузить на сцене, когда он создаст свой театр. Я представил себе этакого муравья от искусства, который повсюду волочит за собой символ высоких идей и больших задач. Все было продумано. Перед кульминацией занавес водружался посреди разрушенной церкви, где Искремас создал наконец свой театр. И хотя спектакль был сорван врагами, занавес спас жизнь Искремаса: он накрыл всех врагов и помог победе героя. Этот эпизод третьего акта был снят. Но первые два акта были провалены. Как-то незаметно для меня в каждом эпизоде, где планировался занавес, на него не хватало времени. Он был огромный, возни с ним всегда было много. Снимать его надо было монтажно, то есть с нескольких точек. А конкретной пользы для эпизода по ходу дела от него не было. Так мы перетаскивали этот занавес из эпизода в эпизод, а толком нигде не сняли, и метафора не получила эмоционального развития. Ее и не понял никто. Так, какой-то занавес упал и одним махом накрыл бандитов. Ничего, кроме приключенческого трюка, в этом не было. Я даже не понял, что проиграл важнейшую деталь-метафору.
Вывод простой: если деталь играет роль в конфликте, ее надо разрабатывать как персонаж в три акта – ясная экспозиция, интересное усложнение во втором акте, неожиданная кульминация в третьем акте.
В первом акте деталь может дать только характеризацию персонажа. Это и есть задача первого акта. Более глубокому проникновению в характер деталь может помочь во втором и в третьем актах.
Классные детали первого акта начинают шедевр Хичкока «Окно во двор». Мы видим сонный двор и сразу после этого потное лицо героя (Джеймс Стюарт). Его нога в гипсе, рядом разбитый фотоаппарат на столе и фотографии автогонок и автокатастроф на стене. Сразу все понятно: герой – крутой фотожурналист, любитель лезть в пекло, на репортаже сломал ногу. При этом не сказано ни одного слова.
Хорошие детали совсем не обязательно бросаются в глаза. Они растворяются в характере, зритель видит их в комплексе. Они как соль в еде. Недосолено, и еда невкусная. В самый раз – все стало вкуснее, а соли мы не чувствуем.
