Обитель любви - Брискин Жаклин (книги txt) 📗

— Привет, Тесса.

Глазки ее открылись, голубые глазки с черными ресничками, такие же, как те, что он ежедневно видел, стоя перед зеркалом. Они блестели от жара.

— Это я, — сказал он тихо. — Бад. Я пришел.

Он откинул у нее со лба прядь мягких влажных волос. Такие черные волосы были у его испаноязычных предков. У служанки из племени Йанг На, которая давным-давно умерла.

«Тесса, — подумал он. — Тесса. Почему я был уверен, что это не мой ребенок? Почему мои мысли крутились вокруг того, что она не от меня? Что со мной было? Что?» Его сознание боролось с враждебной абстракцией. Может, ему необходимо было иметь перед глазами живой символ измены, для того чтобы дать выход своему горю? И он выбрал этого ребенка как символ осквернения и утраты любви. Ему требовался объект для ненависти, и он избрал эту малышку. «Она так похожа на маму. А почему бы и нет? Она моя дочь! Моя!»

Девочка продолжала смотреть на него. Он осторожно коснулся пальцем ее нежной горячей щечки. Она схватила его палец и зевнула. Он заметил сероватый бледный налет у нее в горле и понял, что пленка уже затягивает зев.

— Она почти заснула, — прошептала Амелия. — Доктор Марш прочистил ей горло. Она заплакала и стала давиться. Совсем извелась.

Амелия говорила, бесшумно двигаясь по комнате и собирая разбросанную одежду и белье.

Она ушла, а Бад остался у детской кроватки. Носик у Тессы заострился, щечки побагровели, словно тлеющие угольки. Она продолжала стягивать с шеи компресс.

— Хочешь сесть ко мне на колени? — предложил Бад.

Она кивнула.

Он завернул ее в одеяло, прижал к себе и опустился в кресло-качалку.

— Так лучше? — спросил он.

В ответ она крепче прижалась к нему. Жар ее тела передался и ему. Он чувствовал ее прерывистое дыхание.

Баду было только семь лет, но он отчетливо помнил ту сцену. Он стоял внизу у лестницы и прислушивался к ужасным, сдавленным хрипам. Отец и доктор пробежали мимо него и устремились вверх по лестнице в комнату сестры. «Пленка! Скорее! Она задыхается». Через несколько минут там стало тихо. Доктор вскрыл сестре дыхательное горло, чтобы она могла дышать... А потом Бад услышал еще один ужасный, низкий вскрик... Это кричала от горя его мать.

Он прижался щекой к мягким и влажным кудряшкам Тессы. Амелия вернулась в комнату за эмалированной кружкой с водой. Она остановилась, взглянув на мужа и дочь. У Бада во рту пересохло от тревоги за Тессу, и он не обратил внимания на Амелию. Когда надсадное дыхание девочки стало ровнее и она заснула, он осторожно положил ее в кроватку, а рядом — тряпичную куклу. Затем вышел из комнаты, оставив дверь открытой.

В кухне на печке кипела большая кастрюля, распространяя вокруг сильный антисептический запах карболки. Амелия окунала в кастрюлю грязное белье. Она услыхала его шаги, но не повернула головы. Деревянной лопаткой она помешивала белье. Он подошел к ней сзади и стал массировать ее напряженные плечи.

— Она уснула, — сказал он.

— Да.

— Жаль, что она не в Лос-Анджелесе.

— Почему?

— Не знаю. Болеть всегда легче дома. — «А вот моя сестра умерла», — тут же подумал он, но вслух добавил: — Дома и стены помогают.

— Если бы там произошло чудо, то я бы душу дьяволу продала, чтобы только скорее очутиться в Лос-Анджелесе. Так ужасно видеть ее страдания и быть не в силах помочь. Бад, я боюсь, боюсь!

Она повернулась к нему и обняла крепко-крепко, словно утопающий, хватающийся за своего спасителя. Она обняла его за талию и потянулась к нему губами. Это был поцелуй отчаяния. Он сунул колено меж ее ног, закрытых юбкой, а ее руки переместились на его ягодицы. Она еще сильнее прижала его к себе. Он поднял ее на руки, эту хрупкую, гордую, любимую им женщину и понес в ее спальню.

Он упал с ней поперек узкой кровати. Железные пружины скрипнули. Они торопливо стали срывать с себя одежду, а потом она вся выгнулась дугой, словно приближаясь к нему на гребне огромной волны.

Любовь Амелии ни разу не давала осечки. Она была сейчас в ужасном состоянии, разрываемая ужасом и страхом за дочь. Но даже в этом состоянии она не позволила бы ему остаться в комнате Тессы, не легла бы с ним в постель, если бы не заметила произошедшей в нем перемены в отношении к дочери. Но стоило ей обнаружить эту перемену, как она раскрылась ему навстречу, и не понадобились никакие слова примирения. Понимая его отношение к измене, она никогда не упрекала его за ту горечь, которую он ей доставил.

Но его новое чувство к Тессе перечеркнуло все прошлые невзгоды. Ее ногти впились в его мускулистую спину. Рядом был Бад, скала, защита, утешение... В нем она черпала свои силы. Рядом был ее красавец, смуглый и упрямый полуголландец-полуиндеец, нежный и одновременно безжалостный Бад... В нем крылась причина того, что она не нашла в себе сил, чтобы уехать рожать в Париж. Он был ее любовью. И когда он вошел в нее, она растворилась в бурном море страсти. Вся дрожа, она снова и снова звала его по имени.

Потом он прижался своим рыдающим ртом к ее щеке.

Через несколько минут она сделала попытку встать. Он удержал ее за плечи.

— С ней все в порядке, — сказал он. — Послушай.

Они прислушались. Из соседней комнаты до них доносилось затрудненное, но глубокое дыхание спящей девочки. Амелия облегченно вздохнула.

Бад оперся о локоть.

— Мне нужно кое-что объяснить, — сказал он.

— Зачем, Бад? Я видела тебя с Тессой.

— Я должен сказать. До сих пор я был с ней жесток. Это все из-за Три-Вэ. Она ни при чем, но я сваливал всю вину на нее, как будто это она уничтожила то, что было между нами. Каждый раз, когда я смотрел на нее, я видел Три-Вэ. А потом, ремонтируя локомотив, я вспоминал то время, что провел с ней. И Три-Вэ будто исчез. Только я и она. И то, как мы с ней проводили время. Прогулки, игры... Самые обычные вещи и тем не менее невероятно милые. Такое впечатление, что она знает: мы с ней родные.

— Она с самого начала потянулась к тебе.

— Помнишь? Она протягивала мне свою куклу.

— Да, Додо.

— Ты сказала, что она отдала мне свое сердце.

— Да, верно.

— А знаешь, ведь в обмен она взяла мое.

— Милый, я видела вас сегодня вместе и сама это поняла.

— Правда?

Амелия улыбнулась.

— Я тебя хорошо знаю. — Она коснулась кончиком пальца его носа.

— Тесса моя, — проговорил Бад. — Моя дочь. На всю жизнь. Она всегда будет для меня дочерью. — Он говорил смущенно и искренне, точно так же, как произносил свои супружеские клятвы.

— Бад, тебе вовсе не обязательно...

— Нет, обязательно, Амелия! Мне так стыдно... Мне отвратительно даже думать о моем прошлом поведении... Я бы попросил прощения, но такое не прощается. — Он помолчал. — Теперь я лучше умру, чем откажусь от того, что я ее отец!

Во тьме за окном застучали лошадиные копыта. Оба оглянулись.

Бад сказал:

— Мы будем ее выхаживать вместе. Я распоряжусь, чтобы мои вещи перевезли сюда из отеля.

Амелия согласно кивнула.

— Спасибо, — сказал он.

— За что?

— За то, что ты не сказала: «Спасибо».

— Бад! Милый Бад! — Она поцеловала его руку и тут увидела красные, незалеченные ожоги. — Что это?

— Я только что из Сан-Бернардино. Строю масштабную модель локомотива.

Снова поцеловав его руку, она сказала:

— Это руки нефтяного магната! — Она улыбнулась.

— Ты говорила, что у тебя нет поклонников, прячущихся перед домом в засаде, — проговорил он. — А что доктор Марш?

— Поклонник.

— Он хотел, чтобы я убедил тебя выйти за него замуж.

— Но ты, надеюсь, сообщил ему, что у меня есть муж?

— Сообщил. Тогда он сказал, что ты звала меня, когда рожала Тессу.

Они лежали, обнявшись, и ласкали друг друга с прежней нежностью, пока вдруг в комнату не ворвались, будто холодный сквозняк, носовые жалобные всхлипы. Амелия тут же подняла голову.

Бад покачал головой.

— На этот раз моя очередь, — проговорил он и поднялся, поправляя на себе одежду.