Спящее золото. Книга 1: Сокровища Севера - Дворецкая Елизавета Алексеевна (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Вигмар замолчал, продолжая смотреть на пламя очага. Что-то сдвинулось в его душе, даже дышать стало легче. В нем самом обновилось что-то важное. Не зря говорят, что искусно сплетенные стихи обладают волшебной силой. Но чтобы жить, стихи должны быть произнесены вслух. Им мало быть просто сложенными в тайных мыслях. Какой плод принесет росток, еще не проклюнувшийся из-под земли? Стихи должны расцвести в устах, их должны слышать если не люди, то хотя бы земля, море, небо. И это уже очень много.
Шумный пир в гриднице Лейрингов был в разгаре. Племя квиттов веселилось на обручении молодого Вильмунда конунга и йомфру Ингвильды, дочери Фрейвида хевдинга. Напрасно надеялись Лейринги выдать свою Мальфрид за наследника Стюрмира конунга, а богатую наследницу Ингвильду сосватать для Аслака. Арнхильд и Кольбьерн злорадствовали в душе, радуясь посрамлению Лейрингов, которых успели невзлюбить. А Рагна-Гейда то и дело поглядывала на невесту. Конечно, высокородной девице не пристало выставлять свои чувства напоказ и хохотать, как рабыня, которой хозяйка подарила свою старую рубаху, но уж слишком невеселой выглядела Ингвильда дочь Фрейвида. Красивая, стройная девушка с мягкими светлыми волосами, богатством наряда уступающая разве что кюне Далле, сидела молча и почти неподвижно, а на ее миловидном лице застыло строгое выражение, в котором Рагне-Гейде мерещилась тайная решимость.
– Видишь, какая она гордячка? – шептала Рагне-Гейде на ухо обиженная Мальфрид. – Я ее терпеть не могу: никогда даже слова не скажет! Фрейвид еще четыре года назад хотел выдать ее за конунга, когда тот овдовел, а ведь ей всего-то было тогда четырнадцать зим! Этот Фрейвид – такой пройдоха! Но она-то своего добилась! Женихов меняет, как ремешки с башмаков! У нее был какой-то фьялль, но переболел «гнилой смертью» и стал страшнее тролля! А такие люди своего не упустят! Не успел конунг решиться на войну с фьяллями – она уже прежнее забыла и поймала Вильмунда!
Рагна-Гейда усмехнулась: до чего нелепо! Целыми днями думая только о себе и Вигмаре, она почти пропустила объявление войны. Со скалы Престол Закона было объявлено, что фьялли приплывали разорять западное побережье и наверняка пойдут снова, а Стюрмир конунг прямо с тинга отправляется к слэттам, чтобы просить помощи и поддержки у Хильмира конунга. Обо всем этом очень много говорилось на тинге, но Рагне-Гейде даже захватывающие разговоры о набеге фьяллей на западное побережье напомнили только рассказы о том, как Вигмар и Гейр потеряли «Оленя». Для нее не существовало ничего, кроме Вигмара.
Не слушая Мальфрид, Рагна-Гейда смотрела в огонь, пылающий в ближайшем к женскому столу очаге, и пляска пламени увлекала ее, заставляла позабыть о шумной гриднице, о толпе незнакомого народа, в первые дни так утомлявшей, даже о близкой войне, которая начнется не где-нибудь, а в ее родных местах на Квиттингском Севере. Огонь смывал с души тоску и горечь; в биении пламенных языков она видела рыжие косы Вигмара, блеск его желтых глаз. Живящее тепло сильным потоком стремилось к Рагне-Гейде, овевало ее лицо, проникало в каждую частичку тела, и вот девушка уже ощущала себя такой же легкой, свободной, вездесущей, как само пламя. Горячие ветры веяли сквозь нее, и она летела с ними над миром; сотни голосов шептали ей что-то таинственное, важное, утешающее; голос Вигмара, живой и теплый, приблизился откуда-то издалека и шептал что-то ласковое, убеждая, что вражда и горе сгорят, что все еще будет хорошо… Рагна-Гейда разбирала лишь отдельные слова, но они были так прекрасны, правдивы и близки, что она не могла счесть их пустым обманом мечты.
– Ты чего? – голос Мальфрид вдруг вырвал Рагну-Гейду из упоительного пламенного облака, и она очнулась, сильно вздрогнув. Шум, краски и суета пира обрушились на нее, и девушка глубоко вздохнула, с трудом приходя в себя. – Ты на что там засмотрелась? – продолжала любопытная Мальфрид. – На обручье? Да, второго такого на свете нет. Должно быть, его ковали темные альвы. Или ты смотришь на самого Вильмунда? Правда ведь, он очень хорош?
Мальфрид без особого стеснения заглянула в лицо Рагне-Гейде, но та лишь попыталась улыбнуться, не находя слов. Ни молодой Вильмунд конунг, ни золотое обручье чудной работы, которое ему от имени дочери преподнес Фрейвид хевдинг, не привлекли ее внимания.
Взгляд упал на лицо Ингвильды дочери Фрейвида, сидевшей все так же спокойно и безучастно, словно и не ее обручение так шумно и радостно, с обилием кубков богам и пенящимся бахвальством, с каким-то лихорадочным весельем, как в предчувствии конца, праздновало сейчас племя квиттов. Ее жених был молод, красив, знатен, доблестен, но Ингвильда тоже смотрела в огонь. И ее замкнутое лицо вдруг показалось Рагне-Гейде близким. В нем она увидела отражение своих собственных чувств и догадалась: невеста конунгова сына не больше радуется сговору, чем сама Рагна-Гейда радовалась обручению с Атли. Ингвильда дочь Фрейвида предпочитала того фьялля, который после «гнилой смерти» стал уродливее тролля. И от этой догадки Рагне-Гейде стало легче. Все-таки не она одна такая… такая нелепая, неразумная, бессовестная, способная хотя бы в сердце своем идти наперекор роду и целому племени, любить того, кого любить нельзя.
И разве эти две девушки были виноваты в том, что человеческое сердце переросло тесную одежду родовых законов и человеческая душа набралась достаточно сил для того, чтобы встать с огромным и сложным миром лицом к лицу, не прячась за спинами родичей и предков? Встать – да. Но выстоять ли?
Ночью, когда все в женском покое уже спали, Катла, служанка, осторожно разбудила Ингирид.
– Проснись, йомфру! – шептала она в самое ухо своей грозной повелительницы. – Я должна тебе кое-что рассказать.
– Чего ты хочешь? – гулким со сна голосом пробурчала недовольная Ингирид. – Дурища, не можешь до утра подождать?
– Послушай… Только тише! – взмолилась Катла. – А не то кто-нибудь услышит!
– Да что такое? Ты что-то видела? Ты выходила? – опомнившись, прошептала Ингирид. Сквозь бревенчатую стену до женского покоя долетал шум пира, который продолжался в гриднице, и любопытство одолело сонливость. – Ну, рассказывай!
– Я слышала, о чем Окольничий говорил с квиттом, когда ты от них ушла!
– Ну! О чем? Говори скорее, не тяни! – Ингирид тряхнула служанку за плечо. Любая мелочь, касавшаяся рыжего квитта, стоила того, чтобы проснуться среди ночи.
– Они говорили… Квитт рассказал стихи, которые он сложил о тебе!
– Не может быть! – восторженно ахнула Ингирид и помолчала, прижав кулак к забившемуся сердцу.
По телу побежала дрожь, ей стало страшно и весело, как будто она увидела дух. Стихами не столько воспевают, сколько привораживают. Ах, как хотела бы она сама научиться складывать стихи, чтобы приворожить его, этого наглеца! Тогда-то он не посмел бы смотреть, как на старую надоедливую троллиху! Но если он все-таки это сделал, значит, не так уж к ней равнодушен, как хочет показать! Ингирид очень хотелось, чтобы кто-нибудь полюбил ее сильно-сильно, совершал ради нее подвиги, убивал десятки и сотни врагов, захватывал много добычи и присылал ей в подарок целые сундуки серебра, связки мехов, толпы рабов и еще много-много всякого. Она села бы, как Брюнхильд, в середину огненного кольца, если бы ждать там великого героя не было слишком скучно. Никто не превзойдет жадным тщеславием юную деву знатного рода, которая одарена приятной внешностью и живым нравом. Осознав себя женщиной, она хочет видеть у своих ног целый свет. И особенно тех, кто по глупости и упрямству не хочет признать ее несравненных достоинств.
