Кембрийская глина - Родионов Станислав Васильевич (книги онлайн txt) 📗
Юрков молчал, теребя злополучный акт. Рябинин вздохнул ещё и твёрдо добавил:
— Сегодня же.
— А не спешишь? — уже с досадой спросил Юрков. — Ни в чём толком не разобрался, кражи продолжаются, а ты, как добрый дядя…
Рябинин догадался, что сейчас добавит Юрков. И тот добавил:
— Добрый дядя за чужой счёт.
В случае освобождения кладовщика в отчёте Юркова появлялась ещё одна единичка — в графе освобождённых из-под стражи. Она будет означать, что следователь Юрков незаконно арестовал человека и без всяких оснований продержал его в тюрьме два месяца. За это уже наказывали сурово.
— Толя, пойми, не могу я держать без доказательств человека в камере, — мягко сказал Рябинин, понимая состояние коллеги.
— Ты убеждён в его невиновности?
— Убеждён, Толя.
— Это каким же образом?
— Я его видел.
— Спрашиваю, — Юрков еле сдерживал гнев, — каким образом ты убедился в его честности?
— Я его видел.
Юрков замолчал, не понимая: отвечают ли ему, разыгрывают ли.
— Как ты узнал про его честность? — уже автоматически спросил Юрков.
— Я его видел, — третий раз безнадёжно повторил Рябинин.
— И я его видел! Изворачивается, на вопросы не отвечает…
— И ещё я видел его жену. Конечно, сомнения есть. Но ведь ты знаешь: все сомнения толкуются в пользу обвиняемого.
— Ну ладно, — заключил разговор Юрков, но в этом «ладно» была уже злоба. — Психологией балуешься, а мне неприятности… Прокурору хоть сообщи. Думаю, по головке тебя не погладит.
Он ушёл, оставив Рябинина с неприятным ощущением.
Рябинин сел за стол и отпечатал постановление о немедленном освобождении из-под стражи Топтунова Александра Семёновича. Поставив печать, он решил сам отвезти бумагу в следственный изолятор. У Топтунова предстояло взять подписку о невыезде. И попросить, чтобы тот уже в спокойной обстановке поразмышлял о судьбе масла. Рябинин смотрел в окно на мелькавшие мимо дома, и его мысль тоже бежала всё в одном направлении… Теперь дело становилось «глухим», хоть всё начинай сначала.
Большую шайку он отверг. Во-первых, все семь работников базы не смогли бы длительное время хранить тайну, какие-то сведения обязательно просочились бы; во-вторых, он психологически не допускал, чтобы несколько человек решились совершить преступление во время следствия. Но масло убыло. Или оно где-то утекает в грунт, или его потихоньку похищает опытный и смелый вор, обуреваемый жадностью и уверенный в безнаказанности. Одинокий вор, которого даже некому выдать и у которого есть возможность брать порциями. Например, вывозить на своей машине…
Рябинин подошёл к кирпичным воротам, нажал кнопку и улыбнулся. Он представил картину: Топтунова вызывают в канцелярию и зачитывают бумагу, от которой у того буреет шея, и перед ним загорится табличка: «Проходите. Дверь от себя».
Высокий парень в резиновых сапогах подходил к воротам маслобазы. На алюминиевые баки нельзя было смотреть — казалось, что от солнца они засветились самостоятельным серебряным светом. В тополях безоглядно галдели воробьи. Пахло тёплой крапивой и мятой.
— Здравствуй, папаша, — сказал он деду, стоящему у ворот, — племянничек пришёл.
— Господи, погодка-то! Мать честная, бабка лесная, — ответил сторож и принёс гостю тот же ящик с яркой наклейкой.
Они сели. Парень наслаждался тишиной, солнцем, травяным запахом и с разговорами не спешил.
— Ещё не работаешь? — спросил сторож.
— При такой погоде, дедуля, работать грех. Да ведь ты обещал устроить! Вот и жду.
Старик неопределённо гмыкнул и хрипло сообщил:
— Живёшь ты, конечно, близко, но трудиться у нас не советую.
— Сам же звал! — удивился парень.
— А теперь не советую, — отрезал дед. — Поскольку наш директор для трудящегося человека есть элемент зловредный.
— Ты же его хвалил!
— А теперь не хвалю, — упрямо заявил старик и обидчиво заговорил: — Вызывает меня к себе и давай глупости говорить. Ты, говорит, Савельев, потерял совесть. Значит, якобы я, Савельев, потерял совесть. Николай Сидырыч, спрашиваю официально, в чём дело и в каком таком направлении. Отвечает: зачем, мол, выпиваешь напитки на посту. Мать честная! Говорю ему: Николай Сидырыч, грех в орех, а ядрышко в рот. Отвечает: уволю, а то масло разворуют. Тогда я ему знаешь что сказанул?
Парень отрицательно покачал головой.
— Я сказал так. Мол, Николай Сидырыч, ежели нужен стрелочник на предмет украденных полёта тонн масла нерафинированного, то так и скажите. Мол, айда, Савельев, в кутузку. Я согласный.
— Пугает, — заключил гость.
— Меня не испугаешь! — неожиданно тонким голосом крикнул старик и закашлялся.
Он кашлял долго, натужно. Отдышавшись, добавил спокойнее:
— Я сам могу его испугать.
— Чем же?
Сторож огляделся. Нигде никого не было. Тогда он наклонился и зашептал:
— Вчерась стою под раскрытым окном, в палисаднике. Жарко. И слышу, Николай Сидырыч в кабинете шёпотом всё, шёпотом. Мол, шесть тонн масла надо спрятать… А? Как это понимать? Так и сказал: шесть тонн надо спрятать?
— Кому говорил-то?
— Этого не знаю. Второй-то молчал. Да я его и не видел. А кладовщика чуть не засадили!
— Расскажи следователю, — без интереса предложил парень.
— Ни в жисть. Посиди-ка, принесу кое-что…
Кряхтя, старик скрылся в домике. Когда он вернулся с бутылкой, гостя на ящике не было. Сторож оглядел территорию мутными глазами, но, кроме бака, ничего не увидел.
— Господи, вот грех-то…
Сторож налил в стакан водки.
— Грех в орех, а ядрышко в рот, — сказал он и выпил.
А инспектор уголовного розыска Петельников был уже далеко.
На следующий день Рябинин спал после воскресного дежурства, поэтому инспектор решился позвонить ему только во второй половине дня. Сонным голосом следователь попросил немедленно доставить директора базы в прокуратуру. Но тот был или в тресте, или в банке, или в управлении железных дорог. Привезли его только вечером.
Прокуратура уже опустела. В кабинете стояла непривычная тишина, поэтому дверца сейфа взвизгнула оглушительно. Кривощапов вздрогнул и уставился на тёмный открывшийся прямоугольник, ожидая, что же вытащит следователь.
Рябинин взял нужную папку, бросил на стол. Захлопнул сейф, может быть, чуть сильнее, чем следовало, лязгнули дверцы о толстую железную боковину. Кривощапов дрогнул рукой — было хорошо видно, как шевельнулся платок, словно на него дунули.
Следователь достал из тумбы стола портативную пишущую машинку, поставил перед собой, нажал рычажок и откинул крышку набок. Лампа, стоявшая рядом, заныла со стеклянным дребезгом. Кривощапов смотрел на машинку, боясь шевельнуться. Скомканный платок лежал на коленях.
В кабинете сделалось тихо. Но тут в вечерней тишине резко зазвонил телефон, как они всегда звонят по вечерам. Кривощапов опять вздрогнул, испугавшись ещё больше.
Следователь снял трубку. Петельников интересовался, доставлен ли заведующий.
— Да, он здесь, — ответил Рябинин, взглянув на заведующего.
Кривощапов дёрнул подбородком и огляделся, будто захотел немедленно выйти из кабинета. Обвислые щёки заходили мелко-мелко, задрожали.
Рябинин ещё ни о чём не спрашивал, но допрос уже начался — он уже шёл.
— Вы уронили платок, — сказал Рябинин.
Кривощапов схватил его, окончательно скомкал и завозил по щекам, которые сделались плоскими.
— Ну, рассказывайте, — предложил следователь.
— Что рассказывать? — встрепенулся заведующий.
— Как украли у вас пятьдесят тонн масла.
— Я не крал, — выжал из себя Кривощапов.
— А кто?
— Не знаю.
— Страшно признаться, — усмехнулся Рябинин. — Теперь ведь на кладовщика не свалить. Вы отпускали собственноручно, и лично у вас не хватило шести тонн.
— Как же…
— Отвечайте: где похищенное масло? — перебил следователь, требуя немедленного ответа.
— Я всё расскажу, — быстро заговорил Кривощапов, вдруг начав шепелявить, — всё расскажу честно, как подобает гражданину, только поймите моё положение. Так получилось, что всё перемешалось. Могу дать честное слово… Недостача масла… Я воспользовался своим служебным положением. Всё расскажу…
