Искупление (ЛП) - Дарховер Дж. М. (библиотека электронных книг .txt) 📗
Достав свой телефон, он пролистал телефонную книгу и выбрал номер отца. Нажав на клавишу вызова, он, слушая гудки, принялся ожидать ответа.
– Кармин? – ответил Винсент, в голосе которого слышалось беспокойство. – Где ты? Твоей машины не было с утра.
– Я… думаю, мне нужна помощь.
– Что случилось?
– Я в Шарлотт, – ответил Кармин. – Утром мне позвонил Сал и сказал, что я должен кое-что забрать. Какой-то мужчина дал мне сумку и сказал, что я должен привезти ему сегодня деньги, но я, блять, понятия не имею, что мне делать. Что еще за деньги?
– Должно быть, ты виделся с Джеем, – сказал Винсент, вздыхая. – Просто сними денег с своего счета и заплати ему. У нас имеется с ним договоренность – пятьдесят тысяч за каждый визит.
– А что мне делать с чертовой сумкой?
– Здесь, в Дуранте, есть склад, он находится неподалеку от продуктового магазина. Я оставлю ключ на столе. Отсек 19-B.
Стоя перед складами, Кармин смотрел на сумку, которую он забросил в отсек. Посмотрев на нее пару мгновений, он покачал головой, после чего закрыл металлическую дверь и вернул на место замок.
Убрав ключ в карман, он зашел в продуктовый в магазин, в котором не было никого, кроме скучающего кассира. Женщина едва взглянула на него, с головой погрузившись в журнал со сплетнями, когда он расплатился за вишневую колу и «Тоблерон».
Направляясь к выходу, Кармин остановился, заметив приклеенную на окно мятую листовку. Оторвав ее, он направился на темную парковку, попутно рассматривая листовку. В верхней части листа большими и зловеще-черными буквами было написано слово «ПРОПАЛ», остальную же часть занимала знакомая Кармину фотография Николаса Барлоу. На снимке он был одет в свои любимые брюки-карго, козырек бейсболки прикрывал его лицо.
Кармин помнил тот день, когда было сделано это фото. Прищурившись, он смог различить себя на заднем плане. Они отдыхали на озере Аврора всего лишь за несколько дней до того, как их дружбе пришел конец… до того, как их жизни приняли драматический поворот. В тот день они оба оказались в отделении скорой помощи – Николас вывихнул лодыжку, а Кармин рассек бровь. В тот самый день Кармин бросил своему лучшему другу новый вызов – он должен был переспать с медсестрой по имени Джен.
Это был единственный вызов, осуществление которого им не удалось и уже никогда не удастся увидеть, поскольку Николас и медсестра были мертвы.
Тусклый свет уличного фонаря освещал машину Кармина, стоявшую в задней части парковки. Скрывшееся за горизонтом солнце увлекало за собой угасающий день. Кармин пропустил сочельник, который он мог бы провести со своей семьей.
Забравшись в машину, Кармин включил в салоне свет, чтобы лучше рассмотреть листовку. Его охватило чувство вины, когда он увидел информацию о вознаграждении. Он мгновенно вспомнил о словах Хейвен. Сколько еще всего случится из-за меня? – спросила она, но Кармин думал о том, сколько еще всего случится по его собственной вине. Сколько еще семей он разрушит, сколько еще жизней он загубит? Он чувствовал себя проклятием, уничтожающим каждого, кто осмеливался подходить слишком близко к нему.
Он повинен в смерти своего лучшего друга. Кто станет следующим?
Вздохнув, он бросил листовку на пассажирское сиденье и взял дневник Хейвен, надеясь прогнать из головы эти мысли. После пережитого дня ему хотелось просто ненадолго забыться. Он просмотрел ее неразборчивые записи, пытаясь отвлечься, но дурное чувство только лишь усиливалось. Хейвен много писала о боли, которую перенесла, с каждой новой страницей ее записи становились все более и более эмоциональными. Ее слова сопровождались десятками рисунков, некоторые из которых были настолько схематичными, что Кармин не понимал их, в то время как другие были настолько прорисованными, будто он видел все своими глазами.
Дойдя до середины, Кармин увидел свое имя. Хейвен размышляла о том, какое будущее их ожидало, сложившаяся в их жизни ситуация удручала ее. Он читал ее записи с тревогой, однако последняя запись и вовсе заставила его напрячься: что делать, когда то, чего ты хочешь больше всего на свете, внезапно оказывается вне пределов твоей досягаемости?
Как бы сильно Кармину ни хотелось не придавать этому большого значения, ее вопрос задел его. Подарив Хейвен свободу, он моментально отнял ее у нее. Он не собирался этого делать, но она была права… до тех, пока она будет с ним, она никогда не сможет самостоятельно распоряжаться своей жизнью.
Он пролистал еще несколько страниц, с трудом обращая на них внимание, и уже был готов убрать дневник, когда заметил рисунок. Он был поразительно четким, черты мужчины были идеально прорисованы. Одна сторона его лица была совершенно обычной, в то время как другая была сильно изуродована. Казалось, что его кожа сделана из расплавленного воска, обвисшего и капающего с его лица. Хейвен назвала этот рисунок «Монстр», написав название размашистым и практически неразборчивым почерком.
Возможно, рисунок не казался бы таким жутким, если бы Кармин не узнал мужчину.
В доме царила тишина, когда Кармин вернулся, держа в руках дневник Хейвен. Он направился наверх, чувствуя себя уставшим не столько физически, сколько морально, и остановился на втором этаже, увидев, что дверь в кабинет его отца была открыта. Кармин прошел к ней, с любопытством остановившись на пороге.
Винсент сидел за столом, разговаривая по телефону и не замечая Кармина. Он нетерпеливо стучал пальцами по подлокотнику кресла, периодически тяжело вздыхая, и слушая собеседника.
– Это неприемлемо, – сказал он с серьезным выражением лица. – Я понимаю твою ситуацию, но и ты должен понять мою. Мне надо думать о семье, и, возможно, тебя они нисколько не волнуют, но они волнуют меня. Мы говорим сейчас о моей жизни, поэтому не надо этого снисхождения! Не нужно переворачивать все с ног на голову, и мне, к слову, не нравится, когда мне лгут. Найди другой способ.
За очередной кратковременной паузой последовал резкий, сердитый смех Винсента.
– В таком случае, на меня можешь не рассчитывать.
Кармин отошел от двери, застигнутый врасплох серьезностью беседы. Его движение привлекло внимание Винсента, во взгляде которого промелькнула паника. Он моментально повесил трубку, не дав собеседнику возможности ответить, и пристально посмотрел на Кармина, ничего при этом не говоря.
– Кто это был? – спросил Кармин.
– Юрист.
Кармин прищурился.
– И что ты делал? Пытался выпутаться из проблем?
– Скорее, улаживал дела, пока петля не затянулась окончательно.
– Все так плохо? – несмотря на то, что в последние годы они не были близки, Кармину не нравилась перспектива потерять отца.
– Да, сын, все очень плохо, – ответил Винсент. – Раньше нам удавалось все уладить, но теперь наша власть имеет даже меньшее влияние, чем наши деньги.
Горечь, с которой говорил отец, породила в Кармине любопытство, поэтому он без приглашения опустился в кресло.
– Можно вопрос?
Винсент откинулся на спинку своего кресла.
– Разумеется.
– Ты жалеешь о том, что вступил в организацию?
– Да… и нет. Я совершил много ошибок, и я жалею о них, но я не могу жалеть о том, что принес клятву за твою мать. Жаль, что это был вынужденный поступок, но что сделано, то сделано. И я сделал бы это снова, – Винсент сделал паузу. – Знаешь, я был в ярости, когда узнал о твоем поступке, и, как бы сильно мне это ни претило, я понимаю то, что ты сделал, сын. Полагаю, это наследственное – это живет в твоей ДНК. Ты бы в любом случае пожертвовал собою ради нее – когда-нибудь, как-нибудь. В конечном счете, ты сын своей матери.
– И твой, очевидно, тоже.
Винсент сочувственно улыбнулся.
– Почему ты спрашиваешь об этом? Ты жалеешь?
– Нет, – ответил Кармин. – Просто, Боже… я понимаю, что это было необходимо, но мне кажется, что я все этим испортил.
– Я чувствовал себя точно так же, – сказал Винсент. – Я стал членом организации для того, чтобы освободить твою мать, а в итоге получилось, что я всего лишь сменил для нее один опасный мир на другой. Он казался лучше и звался иначе, но в сущности он был практически таким же. У твоей матери никогда не было шанса пожить такой жизнью, в которой никто бы ее не знал… в которой никто не знал бы о том, кем она была. Она не могла начать с чистого листа.
