Моя борьба. Книга пятая. Надежды - Кнаусгор Карл Уве (первая книга txt, fb2) 📗
– И что ты сочиняешь? – Брюнетка посмотрела на меня. – Поэзию или прозу? – Глаза у нее тоже были темными, а держалась она с каким-то деланым высокомерием.
Я отхлебнул пива.
– Прямо сейчас я пишу роман, – проговорил я, – но поэзию мы тоже наверняка будем изучать. Стихов я пока не особо много написал, хотя, наверное, надо бы… хе-хе!
– У тебя же вроде собственная программа на радио была, да? – спросила Хьерсти.
– И еще колонка в газете, – добавил Ингве.
– Да, – ответил я, – но это еще когда было.
– А про что у тебя роман? – не отставала брюнетка.
Я пожал плечами:
– Да про всякое. По-моему, получается такой гибрид Гамсуна с Буковски. Ты Буковски читала?
Она кивнула и медленно повернула голову, разглядывая тех, кто только что поднялся в зал.
Рассмеялась.
– Ингве говорит, у вас Ховланн вести будет? Он потрясающий!
– Да, – сказал я.
Все на миг умолкли, их внимание переключилось с меня на что-то еще, я откинулся на спинку стула, а остальные продолжили болтать. Они учились на одном факультете, изучали медиаведение и обсуждали учебу. Некоторое время они сыпали именами преподавателей и ученых, названиями книг, альбомов и фильмов, и пока они разговаривали, Ингве достал мундштук, вставил в него сигарету и закурил, причем из-за мундштука все движения его выглядели нарочитыми. Я старательно отводил глаза и, следуя примеру остальных, делал вид, будто ничего не происходит.
– Еще пива? – предложил я, Ингве кивнул, и я пошел к бару.
Один из официантов стоял возле крана, а другой задвигал поднос с кружками в окошко – я догадался, что за ним находится маленький лифт.
Невероятно, крохотный лифт, который перевозит вещи с одного этажа на другой!
Бармен возле крана лениво обернулся, я поднял руку с двумя растопыренными пальцами, но он не заметил и снова отвернулся. В эту же секунду ко мне повернулся второй официант, я слегка наклонился вперед и дал ему понять, что хочу сделать заказ.
– Да? – спросил он. Через плечо у него было перекинуто белое полотенце, черный фартук поверх белой рубашки, длинные бакенбарды, а на шее виднелся фрагмент татуировки. В этом городе даже официанты крутые.
– Два пива, – заказал я.
Держа оба бокала в одной руке, он подставил их под краны и оглядел зал.
Неподалеку я увидел знакомое лицо – Арвида, приятеля Ингве. Он и еще двое направились прямиком к нашему столу.
Первый официант поставил на стойку два бокала.
– Семьдесят четыре кроны, – сказал он.
– Но я же у него заказал! – Я кивнул на другого официанта.
– Ты только что заказал у меня. А если ты еще и у него заказывал, значит, плати за четыре.
– Но у меня нет столько денег.
– Нам что, теперь выливать его обратно? Заказывай аккуратнее. Сто сорок восемь крон, будь добр.
– Погодите. – Я подошел к Ингве. – У тебя есть деньги? – спросил я. – Со стипендии отдам.
– Ты же угостить хотел?
– Ну да, но…
– Вот, держи. – Он протянул мне сотенную.
Арвид посмотрел на меня.
– А вот и он! – сказал он.
– Ага. – Я поспешно улыбнулся, не зная, как поступить, но потом показал на бар и сказал, что я на минутку. Когда я, расплатившись, вернулся, они уже сидели за другим столиком.
– Ты чего, четыре пива взял? – удивился Ингве. – Зачем?
– Так вышло, – отмахнулся я, – какие-то с заказами непонятки.
На следующее утро пошел дождь, и я весь день, пока Ингве был на работе, просидел в квартире. Может, из-за встречи с его сокурсниками, а может, из-за того, что близилось начало учебного года, но меня вдруг охватила паника: я же ничего не умею, а скоро буду сидеть рядом с другими слушателями академии, очевидно более способными и опытными, начну писать тексты, зачитывать их вслух и ждать чужой оценки.
Я схватил с полки для шляп зонтик и, открыв его, ринулся на улицу. Мне запомнилось, что на Данмаркспласс есть книжный. Да, верно. Я открыл дверь и вошел внутрь, народа здесь почти не было, и торговали, похоже, в основном канцелярскими принадлежностями, но несколько полок с книгами тоже нашлось, и я, сжимая в руке мокрый зонт, окинул их взглядом. Денег у меня почти не осталось, поэтому я выбрал книгу в мягкой обложке. «Голод» Гамсуна. Она стоила тридцать девять с половиной крон, я получил двенадцать крон сдачи и купил на них свежий хлеб в пекарне за магазином. Я побрел обратно к дому. Моросил дождь, который на пару с тяжелыми тучами совершенно изменил окрестный пейзаж, словно возвел вокруг него стены. Вода стекала по стеклам и кузовам машин, лилась из водостоков, струилась клиньями вниз под уклон. Вода текла вниз, я шагал вверх, дождь стучал по зонтику и пакету с хлебом, при каждом шаге книга хлопала меня по бедру.
Я вошел в квартиру. Свет здесь казался сероватым, в дальних от окон углах было темно, мебель и вещи беспрепятственно транслировали самих себя. Находиться здесь, не вспоминая Ингве, было невозможно, его дух словно наполнял комнаты, и я, отрезав на кухне свежего хлеба и достав спред и коричневый сыр, задумался: что, интересно, наполнит мою комнату и найдется ли кто-нибудь, кому будет до этого дело. Ингве нашел мне жилье, одна его знакомая, которая в этом году уезжала в Латинскую Америку, жила в Саннвикене, на улице Абсалон-Бейерс-Гате, и до следующего лета я мог занять ее однокомнатную квартиру. Мне повезло, большинство новоиспеченных студентов живут в общежитиях либо в Фантофте, где на курсах повышения квалификации жил папа, когда я был еще маленький, либо в Алреке, где первые полгода обретался Ингве. Я знал, места сплошь непрестижные, круче всего жить в центре, желательно – неподалеку от Торгалменнинген, но в Саннвикене тоже неплохо.
Я поел, убрал еду, закурил, налил себе кофе и, усевшись в гостиной, раскрыл книгу. Обычно читал я быстро, пробегал страницы, не задумываясь, как устроен текст, какие приемы и какой язык использует писатель, ничего, кроме сюжета, меня не интересовало, я с головой тонул в нем. На этот раз я пытался действовать медленно, читал предложение за предложением, обращал внимание на то, что в них происходит, и то, что казалось мне значимым, подчеркивал ручкой.
Уже на первой странице я кое-что обнаружил. Время у глаголов менялось. Сперва повествование шло в прошедшем времени, потом переходило в настоящее, а затем опять в прошедшее. Я подчеркнул строки, отложил книгу и взял со стола в спальне лист бумаги. Вернувшись на диван, я написал:
Гамсун, «Голод». Заметки. 14.08.1988.
Начало – общие рассуждения о городе. Дальняя перспектива. Потом просыпается главный герой. Смена прошедшего времени на настоящее. Зачем? Наверное, чтобы создать дополнительное напряжение.
За окном моросил дождь. Шум машин, доносившийся с улицы Фьосангервейен, казался почти морским. Я вернулся к чтению. Поразительно, до чего простая история. Он просыпается у себя в комнате, тихонько, потому что задолжал квартирному хозяину, спускается по лестнице и выходит в город. Там ничего особенного не происходит, он просто бродит по улицам голодный и думает об этом. О таком и я мог бы написать. Герой просыпается в квартире и выходит на улицу. Но нужно еще что-нибудь, что-то необычное, например голод. В этом весь смысл. Вот только что бы придумать?
Писать – дело немудреное. Надо лишь изобрести что-нибудь, как Гамсун.
Когда я додумал эту мысль, тревога и беспокойство слегка отступили.
Когда Ингве вернулся домой, я спал на диване, но услышав, как дверь открылась, встал и потер лицо, – почему-то мне не хотелось показывать, что я спал днем.
Я услышал, как Ингве ставит рюкзак на пол в коридоре и вешает куртку. По пути на кухню он бросил мне короткое «привет».
Это отстраненное выражение лица я узнал сразу. Ингве не хочет, чтобы к нему лезли, особенно я.
– Карл Уве? – позвал он спустя некоторое время.
– Да? – откликнулся я.
– Подойди-ка на минутку.