Смех Циклопа - Вербер Бернар (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
– Не переживай, Флоран, я сама сразу о нем подумала.
– Не сомневаюсь. Вижу, ты мечтаешь снова с ним сотрудничать, для того и выбрала именно такую историю, которая может его заинтересовать. Я прав?
Лукреция Немрод воздерживается от ответа. Старый журналист понимающе подмигивает.
– Беги к нему на башню! Уверен, он не откажется.
17
«Альпинист карабкается на головокружительную вершину.
Его нога соскальзывает с уступа, и он летит вниз.
Колышки выпадают из скалы один за другим, но в последний момент он успевает уцепиться руками за камень и повисает над пропастью.
Альпинист в панике, он кричит:
– Помогите, помогите! Кто-нибудь, спасите!
Тут раздается Божий глас:
– Я здесь. Разожми пальцы, я тебя поймаю. Доверься мне, я тебя спасу.
Альпинист колеблется, потом снова кричит:
– Есть еще кто-нибудь, чтобы меня спасти?»
Из скетча Дариуса Возняка «После меня хоть потоп».
18
– И речи быть не может! Даже не мечтайте.
– Но…
– Мне очень жаль. Я не стану помогать вам с расследованием. Я теперь отставной научный журналист, я все прекратил и не готов начать снова. Я хочу одного: чтобы меня оставили в покое.
На Исидоре Каценберге цветастая гавайская рубаха навыпуск, желтые пляжные шорты с фиолетовыми полосами, на носу узенькие солнечные очки, на ногах пляжные шлепанцы.
Лукреция Немрод удивлена, что он опять перешел с ней на «вы». Но после их последней встречи прошло целых полгода, и она заключает, что таким способом он дает ей понять, что она стала ему чужой.
Она вздыхает и окидывает взглядом берлогу журналиста-отшельника, былого вундеркинда этой профессии. Он давно поселился в башне, но башня эта особенная – водокачка на границе Парижа, торчащая за метро «Порт-де-Пантен», посреди пустыря.
Исидор Каценберг переделал ее под жилье. Туда ведет центральная лестница. Гость попадает на островок диаметром два метра, засыпанный белым песочком, с двумя пальмами посередине. Островок окружен бассейном диаметром 50 и глубиной 5 метров.
По скрепленному лианами бамбуковому мостику гостья переходит на берег, где стоит кое-какая мебель, придающая этому жилищу подобие нормального вида. Роль спальни исполняет кровать с балдахином, роль кабинета – столик с компьютером, вместо кухни здесь кухонный уголок, вместо ванной – раковина в углу, «гостиная» отгорожена широким диваном, перед телевизором стоит низкий столик.
Невысокий бортик не позволяет волнующейся бирюзовой воде выплеснуться из цистерны.
Благодаря прозрачной крыше из любой точки этой круглой квартиры видно солнце, луну и звезды.
Настоящий райский островок где-нибудь посреди Индийского океана – чуть ли не в центре города!
– Почему ты… почему вы отказываетесь мне помогать?
– Дариус мне не нравился.
– Не нравился Дариус? Он же был ЦИКЛОПОМ! Любимейшим французом всех французов! Дариуса любили все.
– Что ж, я – не все. То, что ошибающихся много, не значит, что они правы.
Это я уже слышала…
– Дариус никогда меня не смешил. Его юмор всегда казался мне тяжеловесным и вульгарным. Он насмехался над женщинами, иностранцами, больными. Он смеялся надо всем и не уважал ничего.
– Разве не для этого существует юмор?
– Если так, то я задаю вопрос: «Зачем мне юмор?» У меня вызывают презрение люди, которым обязательно нужно испытывать спазмы диафрагмы, когда какой-нибудь бедняга поскальзывается на банановой кожуре или стоит мокрый после того, как его нарочно окатили водой из ведра.
– Но…
– Не настаивайте. По-моему, насмехаться над неудачниками, слабыми, над не такими, как мы, – недостойное занятие для развитого существа. Что главное в юморе? Приглашение подвергать поношению рогоносцев, пьяниц, безногих, толстяков, карликов, блондинок, бельгийцев, женщин, святых отцов, всех на свете. Не вижу ничего достойного в этом коллективном помешательстве. Смерть Дариуса Возняка – благо для всех, кому еще не изменили ум и хороший вкус.
– Но…
– И вообще, он не сам писал свои миниатюры. Он крал их или собирал анекдоты безвестных авторов и подписывал их своим именем. Ему все сходило с рук.
Лукреция Немрод встряхивает рыжей копной волос.
– Я же говорю, начало расследования…
– Что там у вас? Орудие убийства – синяя шкатулка с буквами BQT и предостережением «не смейте читать»? Почерневшая фотобумага? Видеозапись с грустным клоуном? И вы называете все это «началом расследования»? Надеюсь, вы шутите, мадемуазель Немрод?
Он намеренно мотает мне нервы!
Она внимательно его разглядывает. Бывшая звезда научной журналистики после их последней встречи заметно похудела. Но впечатление, что перед тобой большая кукла, никуда не делось: то же припухлое лицо, толстые губы, лысина, круглые точеные уши, высокий для таких габаритов рост – больше 1,8 м.
– Больше не могу тратить на вас время. Увы, у меня встреча с друзьями.
Друзья? Если я правильно помню, у него не было никаких друзей.
Он сбрасывает полосатые шорты, под ними обнаруживаются плавки в красный и синий цветочек. Он заменяет темные очки такими же узкими очками для плавания и затягивает на плавках шнурок.
Подойдя к своему бассейну, он изящно ныряет, не произведя ни малейшего всплеска.
Из воды весело выпрыгивают, приветствуя друга, два дельфина.
Это не пресная, а морская вода!
В прошлый раз она уже любовалась дельфинами в этом бассейне, придуманном специально для этих чудесных созданий.
Как красиво!
Как удивительно!
Как жаль, что я для него ничто!
Пока Исидор Каценберг плавает, она сидит и терпеливо ждет.
– ОСТОРОРЖНО! – внезапно кричит она. – ТАМ…
Она указывает на треугольный плавник, стремительно режущий воду.
Научный журналист высовывает голову из воды и деликатно сплевывает.
– ОСТОРОЖНО! АКУЛА! – вопит она.
Плавник приближается к беспечному пловцу.
Когда от страшных челюстей уже не увернуться, Исидор Каценберг протягивает руку и гладит чудище по спинке.
– Вас напугал Жорж? Я спас его, когда его прибило волнами к кубинскому берегу.
Он подплывает к ней и кладет локти на бортик.
– Жорж проглотил крючок, заброшенный кубинским рыбаком. Рыбаки собирались отрезать ему плавники, из них делают китайский суп, якобы усиливающий потенцию. Искалечив бедняг, рыбаки отпускают их. После этого акулы гниют заживо в океанской глубине, испытывая страшные муки. Но кого занимают страдания акул, принесенных в жертву ради эрекции у китайцев? Мой приятель из «Гринпис» пробрался на кубинский баркас и хотел вытащить акуленка из воды. Но его изрядно потыкали гарпуном, пришлось его лечить. И главное, подбадривать.
Что он несет? Как это – подбадривать акулу?
– Я называю его Жоржем, чтобы он не оставался безы- мянным. Жорж панически боялся людей, считал всех нас опасными. У него была… как это назвать?… Человекофобия.
Она провожает взглядом удаляющийся плавник.
– У него развивалась паранойя. Необходимо было забрать его из океана, кишащего опасностями.
Да он совсем свихнулся!
– Я решил его усыновить. Сначала я боялся, что это будет трудно, но все получилось. Жорж считает себя Джорджем и отлично ладит с Джоном, Ринго и Полом, моими дельфинами. Жорж – белая акула. Его соплеменников ошибочно называют людоедами. Это существо из далекого прошлого. Акулы были современницами динозавров и с тех пор не претерпели никакой психологической эволюции. Она им ни к чему, потому что они – само совершенство. Фильм Спилберга «Челюсти» сильно им навредил, а теперь я пытаюсь реабилитировать этот вид.
Исидор Каценберг не спешит вылезать из воды. Он пытается прицепиться к плавнику акулы, чтобы та его покатала, но робкое существо не желает повиноваться и спешит прочь. Бывший научный журналист преследует его безупречным кролем. Акула ищет спасения на дне бассейна, он ныряет за ней, гладит ее, но, не добившись взаимности, выныривает.
