Жемчужина Санкт-Петербурга - Фернивалл (Фурнивэлл) Кейт (мир книг .txt) 📗
Он удивленно посмотрел на нее.
— Себе, конечно.
— Можно было догадаться. — Валентина рассмеялась. У нее закружилась голова, и все поплыло перед глазами. Дождавшись, когда круговерть улеглась, она снова взялась за бинты. Покончив с перевязкой, девушка подхватила кувшин и встала у двери, прислонившись к раме. На кровати она оставила баночку с лечебной мазью. — Ну что, лучше?
Попков рыкнул и снова хлебнул из бутылки. Валентина развернулась и собралась уходить.
— Этот ваш инженер, это он спас мою… — Казак замолчал. Слова застряли у него в горле.
— Я знаю, — мягко произнесла она. — Знаю. Йенс рад, что ты остался жив.
Попков кивнул израненной головой.
— Ему самому недолго осталось, если вы не сделаете чегонибудь.
Валентина замерла.
— О чем ты?
— О дуэли.
— Нет. Это неправда.
— Все говорят. О вас, о поединке. Этот гусарчик безусый — настоящий зверь. В прошлом году на дуэлях он убил двоих.
— Нет же, Лев. Ты все не так понял. Они помирились. Пообещали, что дуэли не будет.
Попков медленно, с сожалением покачал головой.
— Я же говорил, что вы барышня. Они вам голову заморочили.
Раздавшийся неподалеку металлический лязг заставил Валентину содрогнуться. Она решилась прийти в туннель Йенса. На ней был платок санитарки, и девушка потуже затянула его, чтобы прогнать воспоминания, которые принес с собой этот звук.
В кабинете Йенса ей предложили присесть, но она не стала садиться, а подошла вместо этого к окну и стала смотреть на двор. Там кипела работа. Из туннеля поднимались рабочие в картузах и щурились, как кроты, от света. Женщины в косынках толкали по рельсам вагонетки с битым камнем. Все они были худы, с серыми от пыли лицами, в грязных спецовках. Их почти невозможно было отличить друг от друга. Неужели Йенс каждый день видит все это? Фрииса в кабинете не оказалось, поэтому за ним послали курьера.
— Не хотите ли чаю? — предложил секретарь.
— Нет, спасибо.
Секретарь снова взялся за свои бумаги, а Валентина повернулась к окну. В бледном зимнем небе над городом, борясь с воздушными потоками, парила одинокая тонкокрылая птица. Девушка услышала приближающиеся торопливые шаги Йенса, и сердце ее забилось учащенно. Войдя в кабинет, он тут же бросился к ней.
— Чтото случилось?
— Да.
Он повернулся к секретарю и махнул рукой, чтобы тот вышел. Секретарь молча выполнил указание, но в дверях чуть задержался, надеясь услышать пару слов. Когда дверь за ним наконец закрылась, Йенс быстро произнес:
— Что?
Он стоял рядом с Валентиной и с беспокойством всматривался в ее глаза. Она отошла на шаг и смерила его сердитым взглядом.
— Ты обманул меня.
— О чем это ты?
— О дуэли.
— Ах, об этом.
— Да, об этом.
Он подошел к своему столу. По сравнению со столом секретаря это было царство порядка и аккуратности. Йенс сел и обратил на Валентину настороженный взгляд, чем разозлил ее еще больше.
— И что насчет дуэли?
— Ты собираешься драться?
— Да.
— Йенс, ты не должен. Слышишь? Не должен. Неужели ты из ума выжил? Он же убьет тебя. Он…
Валентина очень хотела не разреветься, не быть барышней. По пути к Йенсу она пообещала себе, что не станет плакать, но от мысли о том, что может потерять его, сердце ее сжалось, и слова застряли в горле, как будто, если их произнести вслух, они сбудутся. Девушка отвернулась и стала смотреть на окно, на паука, плетущего свою замысловатую сеть в углу. Руки дрожали, поэтому она поспешила спрятать их в рукава.
— Пожалуйста, Йенс, забудь о дуэли. Ты мне нужен живой.
Голос уже не дрожал. Слова прозвучали увереннее. Он прислушается к ним. Но последовавшее молчание было таким же мрачным, как его туннели. В этот миг Валентина поняла, что ей не добиться своего. Она повернулась к любимому и увидела, что он смотрит на нее так, словно видит в последний раз.
— Верь мне, — тихо и устало произнес Йенс.
— Он может убить тебя.
— И я могу убить его.
— В прошлом году он убил двух человек.
— Это было в прошлом году.
— Йенс, прошу тебя, не надо. Ради меня, — продолжала увещевать она.
По его губам мелькнула тень улыбки. Валентина поразилась, до чего безропотным сделалось выражение его лица. Он как будто показывал ей, что вынужден мириться с неизбежностью.
— Зачем, Йенс? Зачем тебе это? Просто не ходи.
Он покачал головой.
— Черт! Откажись! — закричала девушка, с силой ударив ладонью по его столу. — Только не говори, что мужчины должны так поступать, что у вас в крови потребность защищать свою территорию. Я не верю, что ты настолько глуп. Или я ошибаюсь и ты такой же охочий до славы болван, как и все эти несостоявшиеся герои, все эти безмозглые павлины в военной форме? Я думала, ты другой, я думала, ты…
Валентина замолчала. Он встал, обошел стол, крепко обнял ее и прижал к себе длинными руками так, что ее лицо зарылось в ворот его рубашки. Девушка молчала. Она ничего не смогла бы сказать, даже если бы захотела.
— Валентина, послушай. Я не хочу славы, но я хочу жить с тобой здесь, в Петербурге. — Каждое произнесенное им слово теплым дуновением опускалось ей на волосы, и она чувствовала это. — Капитан Чернов оскорбил меня, и, если я не отвечу ему, меня станут считать трусом, и это будет концом моей жизни и карьеры в этом городе. Меня отстранят от работы, меня перестанет уважать царь, а вместе с ним и все его придворные, мне откажут от всех приличных домов. Я превращусь в изгоя. В прокаженного. — Он оторвал ее лицо от своей груди и поцеловал бледный лоб. — Что же это за жизнь будет для нас с тобой? Меня никто не возьмет на работу.
Она снова прижалась к нему.
— Мы могли бы убежать.
— Куда?
— В другой город. Хотя бы в Москву.
— Моя репутация меня и там догонит. Россия — большая страна, моя Валентина, но слухи по ней разносятся быстрее эпидемии чумы. Куда бы я ни уехал, от моей репутации будет зависеть вся моя жизнь.
— Ты мне нужен любой. Пусть даже с запятнанной репутацией, но живой.
Он ничего не ответил, только прижал ее к себе крепче.
— Я не стою этого, — наконец прошептала она.
— Это кто так решил?
— Я.
— Значит, ты ничего не знаешь о любви.
Валентина высвободилась из его объятий и снова подошла к окну. Она не хотела, чтобы он видел слезы. Все это время она помнила и то, что, если капитан Чернов умрет, вместе с ним умрет и надежда ее отца выбраться из долговой ямы.
— Ты когданибудь раньше убивал человека? — спросила она, наблюдая за ребенком, который сбивал лопаткой лед с железных рельсов.
— Нет.
— А с пистолетом ты умеешь обращаться?
— Конечно. Не беспокойся, я прекрасный стрелок.
— Но он же военный. Он этим каждый день занимается.
— И, кроме того, он преследует мою женщину. Эта сволочь еще и этим занимается.
Но Валентина не улыбнулась.
— Каким нужно быть человеком, чтобы хладнокровно убить другого?
— Никто из нас не знает, на что способен, до тех пор пока не приходит пора. А ты, Валентина? На что способна ты?
Она быстро обернулась. Йенс стоял рядом с ней. Высокий, серьезный.
— Я тебя люблю, Йенс. — Она прикоснулась к его лицу, приложила ладонь к сердцу. — Поэтому не нужно недооценивать того, на что я способна.
28
Аркин оттолкнулся от холодной стены, которая выпивала из его тела тепло, и осторожно вышел на запруженную мостовую в конце Невского проспекта. Он прождал больше часа. Небо над СанктПетербургом было затянуто синеватофиолетовыми облаками, напоминающими по цвету кровоподтеки, изза чего город наполнился ощущением беспокойства и незащищенности. Люди торопливо сновали по улицам, не глядя наверх. У тротуара, громыхая колесами, остановилась карета, с козел спрыгнул лакей в бордовой с золотом ливрее и скрылся в магазинчике с нарисованной на витрине гроздью винограда. Аркин и сам много раз делал это.
