Война амазонок - Бланкэ Альбер (читаем книги онлайн .txt) 📗
Вот он на верхней ступеньке, и палач поднял ногу, чтобы оттолкнуть лестницу.
Наступила роковая минута. Буря народная смолкла. Можно было услышать полет мухи.
Вдруг с улицы Сент-Онорэ прозвучал могучий голос:
– Остановитесь!
– Ура герцогу Бофору! – ревела толпа, узнавшая своего кумира.
Герцог – это действительно был он – въезжал верхом на площадь, за ним следовала блистательная свита тоже на великолепных лошадях. Бофор выехал вперед и, теснимый со всех сторон, подъехал к виселице.
– Ваше высочество! – воскликнул Ле Мофф умоляющим голосом.
– Друзья мои, – обратился Бофор к народу, – члены парламента объявили мне, что в благодарность за мои заслуги в общем деле они передают этого человека в мою власть и, следовательно, я могу разделаться с ним, как хочу.
– Смерть! Смерть ему! – ревела толпа. – Растерзать его на куски! Мы сами хотим его казнить!
– А я хочу его помиловать! – закричал Бофор громоподобным голосом. С этими словами он приподнялся на стременах и с величавым достоинством снял петлю, давившую шею разбойника, и откинул ее назад.
Толпа рукоплескала; Ле Мофф поспешно сбежал с подмостков; к нему бросились друзья и товарищи, выражая самую восторженную радость.
– Берегись, герцог Бофор! – раздался голос в толпе. – Мы начнем снова…
– Я видел его! – воскликнул Ле Мофф, бросаясь в толпу вслед за человеком, ускользавшим, как угорь, в дальних рядах.
Глава 13. Внучка Генриха Четвертого
Простившись с отцом, Луиза осталась в твердом убеждении, что он не решится поехать в Орлеан, а так как ее характер был совершенной противоположностью характеру отца, то она остановилась на отважной мысли – отправиться самой в Орлеан и там разыграть роль настоящей властительницы.
К счастью, советники герцога Орлеанского имели ту же мысль, так что Гастон дал свое согласие на такое дело, избавлявшее его от тяжелой необходимости.
Ранним утром другого дня герцог Орлеанский послал своего церемониймейстера уведомить принцессу об этом решении и передать приказание немедленно ехать.
Луиза Орлеанская, как истый полководец, провела весь день в важных распоряжениях и послала предупредить своих дам, которые, изображая ее главный штаб, должны выли ехать с ней. Однако она не знала, идти ли прощаться с отцом или нет? Характер отца изменчив, она боялась, как бы он не раздумал и не лишил ее возможности совершить геройские подвиги. Но госпожа Фронтенак успокоила ее, предсказав одобрительные толки по поводу ее поездки. Тогда она пошла к отцу, проститься и принять последние приказания.
– Прощай, любезная дочь, будь осторожна, главнее, – говорил принц, целуя принцессу, – употреби все усилия, чтобы воспрепятствовать королевской армии переходить через реку Луару, – вот все, что я могу тебе приказать.
На великолепном коне выехала принцесса из замка; рядом с ней ехали ее маршальши, графини Фьеске и Фронтенак; позади еще несколько амазонок, в числе которых была и Генриетта Мартино, гордясь счастьем показаться парижанам в изящном костюме и со шпагой на боку, как подобает адъютантам.
Множество офицеров, юношей восторженных и преисполненных отваги, составляли свиту; за ними следовали телохранители и швейцарцы Орлеанского дома.
У всех дам, как и у кавалеров, на шляпах было по символическому пучку соломы – кокарда, принятая фрондерами.
Герцог Орлеанский стоял у окна и от души любовался, когда проезжал отряд прелестных амазонок; в это время, чтобы пропустить блистательную свиту, вынуждены были посторониться носилки, в которых сидела закутанная в покрывало дама.
Герцогиня Монбазон, глядя на кавалькаду, ничего не могла понять. Высунувшись из носилок, она удивилась, увидев Луизу Орлеанскую в синем, вышитом серебром кафтане, в пуховой шляпе с пером и широкой бархатной перевязью через правое плечо, а на перевязи – шпага.
«Опять маскарад!» – подумала герцогиня.
Луиза выехала из Парижа через Монруж, пересела в карету в Рамбулье, остановилась переночевать в Шартрэ. На следующий день у городских ворот появилось пятьсот всадников.
– Это королевские жандармы, – сказала графиня Фьеске, – мы арестованы в самом начале нашего похода.
Вдруг два всадника отделились от отряда и подъехали к карете, сняв шляпы. То был герцог Бофор в сопровождении Жана д’Эра.
– Ваше высочество, – сказал герцог, – ранее я получил приказание командовать конвоем для охраны герцога Орлеанского. Льщу себя надеждой, что ваше высочество удостоите принять меня в той же должности.
– Конечно, кузен, конечно, – отвечала принцесса, чувствуя, что на сердце у нее отлегло.
Герцог Бофор скомандовал, и отряд разделился на два эскадрона; легкая конница понеслась впереди кареты; второй же эскадрон, состоявший из жандармской команды, но в ливреях дома Кондэ, окружил карету.
Герцог ехал у правой стороны кареты, Гонтран слева. Так ехали они около часу. Вдруг авангард остановился.
– Что там такое? – спросила принцесса.
– Курьер из Орлеана к его высочеству; он остановлен передовыми.
– И хорошо сделали. Я прочту депеши, если они на имя отца.
По знаку Бофора в руки принцессы было подано письмо.
– Это добрый знак, – сказал Бофор, глядя, как дочь без всяких колебаний распечатала депешу на имя отца.
– Господа, – провозгласила принцесса, – вот содержание депеши: король объявляет господам орлеанцам, что он проведет ночь в Клери, а завтра в шесть часов утра вступит в Орлеан, куда уже послал свой совет.
– Надо его опередить! – сказал Бофор тихо.
– Вперед! – скомандовала принцесса. – Надо торопиться, останавливайтесь только тогда, когда надо дать отдых лошадям.
В Тури небольшой отряд получил сильное подкрепление: герцог Немур примкнул к нему во главе шестисот всадников.
Бофор нахмурился, увидав своего зятя, с которым имел несчастье всегда ссориться. Он понимал, однако, что в нынешних обстоятельствах разлад был опаснее всего, и твердо решил воздерживаться от ссоры.
Немедленно был собран военный совет. Воинственная Луиза Орлеанская, помня приказ отца, выразила мнение, что нельзя позволить неприятелю переправиться через Луару. Для этого были приняты надлежащие меры, и герцоги Бофор и Немур немедленно отправились со своими отрядами в путь.
Принцесса, переночевав в Тури, выехала на другой день рано утром, охраняемая только своей свитой, под предводительством Жана д’Эра.
Было десять часов утра, когда отряд остановился в двух милях от Орлеана. Из города выехал начальник ее конвоя, еще вчера посланный туда Бофором для предварительных переговоров.
– Ну что скажете? – спросила принцесса, когда офицер подъехал к ней.
– Ваше высочество, орлеанские власти умоляют вас не продолжать своего пути, так как в противном случае они вынуждены будут воспрепятствовать вашему вступлению в город.
– Мне! Дочери их властелина?
– Ваше высочество, у южных ворот находятся в эту минуту министр юстиции и члены королевского совета и требуют, чтоб их немедленно впустили в город.
– Следовательно, нельзя терять времени, – сказала принцесса, приказывая ехать вперед.
К одиннадцати часам утра она подъехала к Банньерским воротам, но ворота были заперты и заставлены рогатками.
Принцесса одна подошла к воротам и постучалась набалдашником своего хлыста к городскому сторожу.
В воротах открылась форточка, и в ней показалось испуганное лицо одного из начальников городского караула.
– Спешите объявить старшинам города Орлеана и губернатору, вероятно, все тому же господину де Сурди, что дочь их властелина желает вступить в город.
– Ваше высочество, я в отчаянии, что должен вам доложить о том, что господа старшины не могут вам повиноваться.
– Я буду ждать в этой гостинице, – сказала принцесса, указывая на большой дом в двадцати пяти шагах от ворот, над которыми красовалась вывеска с орлеанским гербом.
Весть о прибытии принцессы быстро распространилась по городу, и все жители сбежались к воротам, радостно приветствуя принцессу.