Майами - Бут Пат (список книг txt) 📗
Метрдотель застыл парализованный у своего столика, когда старался расценить серьезность ситуации. Девушка со стола Родригес кричала на дилера из «Трува», который вышвыривал в ресторане тысячу в неделю. Хуже быть не могло… Он повернул голову к дилеру. Может быть, шутка. Может, парень воспримет все, как шутку? Ох, нет, не хочет. Он подскочил на своем стуле. Его потаскушки смотрели на него.
— Занимайся этим со своей мамашей. У тебя есть мамаша, жопа? — вопила Мона.
Он встал. Кто-то уронил вилку. Шум стоял оглушительный.
— Заткнись, — шептал Абдул. — Заткнись.
— Остынь, Мона, — сказал Роб. — Парень, возможно, шутил.
Но Мона не хотела остывать. Она распалилась. Ее мозг бешено работал, а кровь стучала, она затевала что-то, что придется расхлебывать другим.
Парень медленно двинулся через зал. Он был крупным, настолько крупным, что ему приходилось протискиваться между некоторыми столиками. Его руки оттопыривались, потому что трицепсы напоминали широкие седла и не давали рукам прилегать к телу. Одет он был в легкий костюм неестественно-синего цвета, лакированные, довольно остроносые ботинки и безразмерный «ралекс». Его волосы были длинными на затылке, но очень редкими на макушке. Приближаясь, он хрустел суставами.
Тишина в «Меццанотте» достигла эпических масштабов. Ее действительно можно было слышать. Роб следил за его приближением. Абдул все ниже и ниже сползал по стулу.
Он подошел. Он встал за спиной Роба и глядел на Мону и Абдула.
— Что ты сейчас мне сказала? — спросил он.
Мона, наконец, успокоилась. Она отвернулась от него и глядела в потолок. Абдул снова смог дышать. Могло ли тут произойти арабское решение конфликта… такое, когда обмениваются не ударами, а крупными суммами? Американцы со своим Джоном Уэйном! Его желудок затрепыхался от панического страха. Аллах, будь милостив! Пусть эта жуткая Мона изведает унижение.
— Она сказала вот что, — сказала Лайза, — что если у тебя есть мать, то тебе надо сделать это с ней.
Парень повернулся к ней и на какую-то секунду его лицо утратило свою ужасную решимость. Он знал, кто такая Лайза Родригес. Он предпочел бы быть представленным ей. Он предпочел бы стать ее другом. Даже в этот момент, когда речь шла о его чести, какая-то часть его хотела общаться с ней. Но это было невозможно, и сделала это сама Лайза. За ним находились подружки, которые не простят ему позора. Они приплыли на своих лодках из Бимини. Они преклонялись перед его яйцами. Сейчас деваться было некуда. Черная потаскуха бросила ему вызов перед всем городом. Требовалось пролить кровь, но чью? Во Флориде не позволялось бить женщин. Для этого существовали более укромные места. Это означало, что он должен был найти ей мужскую замену. Тот маленький и черненький? Возможно. Мальчишка? В крайнем случае. Впрочем, заступника за эту черную калошу можно было найти где-нибудь еще.
— Слушайте меня внимательно, вы, мочалки, — начал он. — Убирайтесь с вашими грязными ртами на север, где вам и место, и забирайте своих фаготов. Мне неприятно на них смотреть, когда я ем.
Все случилось очень быстро. Роб сидел как раз под дилером. Он не просто встал. Он взлетел, как ракета. И, делая это, он отбросил влево стул, на котором сидел. Его колени выпрямились. Он приподнялся на цыпочках. Его вид был ужасен. Парень был низким и крепким, на шесть дюймов ниже, чем Роб. Верхом головы Роб ударил его в ту точку челюсти, которую он выпятил, нанося оскорбления. И это не было ошибкой. Шея у Роба была твердой, его плечи образовали клин с головой в прямой поддержке. Он преобразился в человека-тарана, 170 фунтов мускулов и костей. Шок покрыл рябью подбородок незнакомца и превратил его мозги в дрожащее желе. Он рухнул на девушку, все еще торчавшую на коленях у парня, который ее игнорировал. Он проехался по столу и раздавил там все своим весом. Все с грохотом упало на пол, и мелкие осколки стекла, устрицы, столовые приборы и кровь смешались с трепещущей атмосферой в «Меццанотте». Левая нога парня подергалась секунд пять, потом затихла. Все закончилось, как говорится, прежде чем началось.
Роб сел. Лайза, Мона и Абдул, широко открыв рты, глядели на него.
— Это был единственный выход, — сказал он. — По-моему.
За их спиной весь ресторан взорвался в какофонии звуков. Все оказались свидетелями ссоры в духе Хемингуэя. Это было превосходно.
Супержеребец суперзвезды проучил грубияна.
Женская честь была защищена. Мужское достоинство подтверждено. Давид сразил Голиафа в реальной жизни для их развлечения и без дополнительной платы.
— Роб, это было невероятно, — выдохнула Лайза. Искренний свет любви струился из ее глаз. — Как твоя голова, о'кей? О, Роб?
— Чертовски примечательное шоу! — сказал Абдул, который жил в Оксфорде. Он вытер полоску пота с верхней губы шелковым носовым платком.
— Пошли отсюда, — сказала Мона.
Все согласились с ней, особенно Абдул. Он бросил пятнадцать стодолларовых купюр на стол, чтобы ни у кого не возникло повода останавливать их по дороге к дверям. Лайза шла первой. Она отступала так же по-королевски, как и наступала. Метрдотель делал двусмысленные жесты руками, когда она проплывала мимо, желая, чтобы она ушла, но не желая, чтобы она больше не приходила. Три женщины и мужчина сказали Робу эквиваленты «браво», когда он поравнялся с ними. Какой-то пьяница в углу исступленно аплодировал. Затем все в ресторане решили, что требуется выпить еще. И этот инцидент уже затвердевал в мягком цементе фольклора Саут-Бич.
28
«Семпер» по латыни означает «всегда». Такое оптимистическое название носил ночной клуб. Вход в клуб охранялся красной веревкой и тремя мужчинами, которые в сущности казались слишком крупными для такой работы, где требовалось не допускать нежелательных лиц. «Нежелательные» не обязательно означали наркоманов с побитыми физиономиями и грязных бродяг, дергающихся от паранойи и размахивающих ножами. Они включали людей, одетых в полиэстр, туристов, пожилых и некрасивых людей, нервных и прочих, кто не понравился по какой-либо причине горе мускулов, стоящей с правой стороны красной веревки. Этим неудачникам говорилось, с терпеливой вежливостью, что «Семперс» маленький частный клуб, куда допускаются только его члены. Это было верно. Не указывалось только то, что правило это не распространялось на «правильных» людей. Еще более трудно определить тип персон, который был семпер желанным в «Семперсе». Достаточно только сказать, что Лайза Родригес являлась воплощением такой персоны. Когда Луи и Жан Канале начинали здесь дело, то не исключено, что у них в мозгу светил немеркнущий образ Лайзы. Теперь, когда она приближалась, эти невероятные утюги спешно убирали веревочный барьер, их ледяная мощь таяла в клейком и подобострастном желании услужить.
— Добрый вечер, мисс Родригес, — пробормотали они громко, опустив головы и раскинув руки, чтобы отделить звезду от любопытных уличных зевак, что толпились на тротуаре.
— А вы члены? — сказал грубый юнец из колледжа, стоявший с несколькими девочками. Ему уже отказали в праве войти, и он был достаточно умен, чтобы сообразить, что это было отражением его желательности, как человеческого существа.
Роб огляделся вокруг, пожал плечами и улыбнулся парню, на месте которого вполне мог находиться. Никто больше и глазом не моргнул в ответ. Они направились вниз по спиральной лестнице, напоминавшей штопор для бутылочных пробок. Возле столика метрдотеля прозвучали шумные приветствия, и затем их проводили мимо столиков к необыкновенно комфортабельной софе и таким же креслам, расположенным перед девушкой, которая вела кабаре.
Абдул заказал бутылку «ХО», еще шампанского и кофе, на который у них не хватило времени в «Меццанотте».
— Может, тебе приложить лед к голове? — прошептал он заботливо Робу.
Роб отмахнулся. И в самом деле, точки на челюсти оказались на удивление мягкими, а голова на удивление твердой. Он чувствовал себя хорошо, и в полной мере наслаждался духом этого вечера.