История городов будущего - Брук Дэниэл (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
В 2003 году в ходе, как оказалось, последних выборов мэра Санкт-Петербурга, избиратели поддержали бывшего комсомольского работника, а ныне путинскую протеже Валентину Матвиенко. Контролируемые государством телеканалы оказали ей мощную поддержку, а на рекламных щитах, развешанных по всему городу, она шла рядом с Владимиром Путиным. Догадываясь, что у Путина все равно все схвачено, лишь немногие петербуржцы пришли на участки для голосования. Явка составила 29 %. Ближайший конкурент Матвиенко, Анна Маркова, могла лишь посмеяться над абсурдностью «свободных и справедливых» выборов: в разгар предвыборной кампании она вышла на Невский проспект с лошадью и плакатом «Проголосуете за лошадь, если президент попросит?»17.
Когда в 2004 году Путин предложил отменить губернаторские выборы как институт, ни один губернатор не высказался против этой идеи. Напротив, как сообщали американские корреспонденты, губернаторы массово откликнулись «настолько верноподданническими заявлениями, что от них покраснели бы и видавшие виды царедворцы»18. Многие, конечно, опасались политически мотивированных расследований федеральных органов, от которых уже пострадали некоторые из их менее лояльных коллег. Но самыми близкими союзниками Путина были искренние сторонники авторитарной власти, и видное место среди них занимала руководительница Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко. В день, когда Путин обнародовал свое предложение, Матвиенко появилась с ним на государственном телевидении, чтобы поддержать эту инициативу. Несколько недель спустя Матвиенко откровенничала в интервью уже прирученному, принадлежащему «Газпрому» журналу «Итоги»: «По менталитету русскому человеку нужен барин, царь, президент… Словом, единоначалие»19.
В путинской России Петербург из символа космополитичной современности превратился в символ подавления, став колыбелью режима, установленного питомцами советского КГБ. Критики власти теперь рассматривали бандитский, коррумпированный, опасный Петербург 1990-х годов как своего рода путинскую Россию в зародыше – мол, город дошел до такого состояния не вследствие просчетов и неудач Собчака, но в соответствии с четким планом его заместителя Путина. По всей России пересказывали анекдот, отражающий новую реальность: «В Москве берут трубку: – “Я вам из Петербурга звоню”. – “Зачем же сразу угрожать?!”»20
С уютно расположившейся в мэрии Матвиенко, которой уже не грозила встреча с избирателями, ее кремлевский покровитель мог свободно продвигать свое видение Петербурга как потемкинской деревни. В то время как финансирование базовых проектов по улучшению инфраструктуры, таких как скоростное железнодорожное сообщение с Москвой и кольцевая автодорога, сокращалось, задерживалось и разворовывалось, Путин занялся наведением блеска в центре Петербурга. Свой реабилитированный город Путин видел как окно, через которое человек с Запада мог взглянуть на Россию, убедиться в совершенно европейском внешнем виде города и вернуться домой с убеждением, что великая империя Востока наконец стала «нормальной» европейской страной. Петербургу предстояло стать декорацией России, принявшей западные ценности – ценности, распространять которые за пределы города Путин не собирался.
Как и положено в потемкинской деревне, власти выкрасили фасады исторического имперского центра города, оставив на задах зданий облупленную краску, разбитые окна и осыпающуюся лепнину. Задняя стена Кунсткамеры, надежно скрытая от взглядов со стороны Невы, небрежно окрашена в два заметно отличающихся тона облупившейся синей краски. Внутри – скучные музейные стенды, напоминающие экспозицию американского музея естественной истории в 1950-х годах. Учреждение, которое когда-то предлагало посетителям заглянуть в будущее и у которого не было аналогов на Западе, теперь больше похоже на туннель, уводящий в глубокое прошлое. На мемориальной доске на здании Кунсткамера превозносится как «первый в России музей науки»21, тогда как правильней было бы написать «первый в мире». Отказ от широкого кругозора, свойственного эпохе Петра Великого, привел к тому, что Кунсткамера больше не воспринимается как один из величайших триумфов города; ее глобальное значение предано полному забвению.
В нескольких кварталах от Кунсткамеры расположено построенное при Петре здание университета; альма-матер Путина пребывает в аналогичном состоянии. Тщательно восстановлен полукилометровый фасад XVIII века, но – только фасад. Если зайти во внутренний двор, обнаружится, что практически каждое строение в той или иной мере обветшало. Страдающий от избытка цензуры и недостатка финансирования университет больше не считается престижным местом работы. Профессора вслед за своими студентами ищут теплых местечек в чиновничьем аппарате или госкорпорациях.
Ради того чтобы заработать твердой валюты, но при этом избежать дестабилизирующего влияния большого количества постоянно проживающих в городе иностранцев, власти сделали получение въездной визы в Россию долгим, трудным и дорогостоящим процессом, но освободили от него туристов с круизных судов, проводящих в городе по два-три дня и не собирающихся в другие районы страны. Летом сотни тысяч жителей Запада выходят в город с роскошных лайнеров, и вся Россия представляется им состоящей из подсвеченных фасадов на набережной Невы да пригородных императорских дворцов22. С удивлением обнаружив, что Санкт-Петербург с виду совсем не русский – такой европейский, такой цивилизованный! – туристы пачками скупают открытки со Спасом на Крови, чтобы сбитые с толку родственники не решили, что их тетя провела отпуск в Амстердаме или Венеции.
Это лицо России Путин стремится показать и своим важным иностранным гостям. Барочный Константиновский дворец в Стрельне был заложен еще при Петре Великом, но после сильнейших разрушений времен войны он так и не был отреставрирован до самого распада СССР. Путин довел огромный дворцовый ансамбль до былого блеска, превратив его в место для дипломатических встреч. Теперь это роскошный мирок с достойными Версаля садами, бильярдными, украшенными сине-белой фарфоровой плиткой в голландском духе и статуями Петра Великого, – и при том полностью изолированный от реальной России. Вдоль моря Путин расположил оформленные под старину «коттеджи», построенные для глав иностранных государств, которые в 2006 году съехались в Петербург на встречу G8, клуба крупнейших экономик мира с добавлением России как великой сырьевой державы с ядерным оружием.
В политике Путин также неизменно стремится сохранять западнический фасад. «Конечно, Россия более чем разнообразная страна, – вещал он, – но мы – часть западноевропейской культуры. Где бы ни жили наши люди – на Дальнем Востоке или на юге, мы – европейцы»23. Даже самые беззастенчивые шаги по укреплению собственной власти всегда сохраняли внешние признаки демократической легитимности в западном духе. Поскольку в России нет министерства государственной пропаганды и СМИ контролируются через государственные компании, Путин всегда может сослаться на то, что и в США телеканал NBC принадлежит General Electric. Послушная пресса, в свою очередь, делает ненужными более жесткие тоталитарные методы. В сегодняшней России запрещают или разгоняют только многочисленные протестные акции. О более мелких можно просто дружно соврать. Когда одетые в зеленое экологические активисты протестовали против обсуждаемого в городском парламенте закона, по которому сотни парков, садов и зон зеленых насаждений планировалось открыть для застройки, в вечерних новостях их показали, но представили сторонниками этого проекта24.
Но даже в Петербурге Путин не одинок в своих авторитарных пристрастиях. Унижение от потери статуса сверхдержавы заставило многих петербуржцев занять оборонительную позицию по отношению к внешнему миру. Город, который когда-то мечтал о прогрессе, теперь ищет виноватых. В Петербурге приверженность европейской высокой культуре, в которой он даст фору любому настоящему европейскому городу, теперь сосуществует с привычным подчеркиванием охранительных настроений, которые считались бы отсталыми в европейских столицах. Местная дама из либеральной академической среды, которая обожает европейскую высокую культуру настолько, что вечер за вечером посетила все четыре спектакля вагнеровского «Кольца нибелунгов» в Мариинском театре будучи на седьмом месяце беременности, рьяно выступает против западного феминизма и с восторгом предсказывает восстановление Российской империи. Осторожная политкорректность европейских интеллектуалов незнакома Петербургу, где расистские высказывания, в частности в адрес азиатских мигрантов, можно услышать во вполне культурных кругах.
