История городов будущего - Брук Дэниэл (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Наделенный теперь уже неограниченными возможностями модернизировать Дубай по своему усмотрению, Рашид быстро вжился в характерную для самодержцев-вестернизаторов роль разборчивого куратора. Проводя в жизнь принцип «что хорошо для бизнеса, хорошо для Дубая»53, он надеялся создать либеральную, интегрированную в мировой рынок экономику, оставив при этом в своих руках неограниченную политическую власть. Лояльность граждан Эмиратов он купил, построив щедрое государство всеобщего благоденствия и предоставив могущественным семьям выгодные лицензии на импорт наиболее популярных западных товаров вроде автомобилей Mercedes. В обмен он и остальные шейхи ОАЭ обеспечили себе наименее демократическое политическое устройство среди всех государств Персидского залива – без всяких парламентов и политических партий.
В то время как общественный договор, в рамках которого граждане получали негибкую политическую систему в нагрузку к динамично развивающейся экономике и щедрым социальным пособиям, выглядел вполне крепким, контролировать культурную сферу торгового города-государства оказалось значительно сложнее. Хотя государственной религией Дубая был ислам фундаменталистского толка, город не мог быть открытым для мира, не будучи открытым для неверных. В то время как соседняя Саудовская Аравия запретила все немусульманские храмы, Рашид выделял землю под строительство церквей и частично освободил от соблюдения норм шариата иноверцев и атеистов, которые сделали Дубай своим домом. В отличие от Саудовской Аравии и даже некоторых других эмиратов ОАЭ, в дубайских гостиницах было разрешено подавать алкоголь; спиртное просто обложили высоким налогом. Более того, несмотря на свои консервативные взгляды, Рашид даже смирился с существованием проституции. В 1960 году его попытка изжить древнейшую профессию чуть не привела к банковскому кризису, когда тысячи проституток явились в британский банк Дубая, чтобы забрать свои сбережения перед отъездом из страны. Шейх смягчился. Легальный и теневой сектора экономики города оказались настолько переплетены, что отделить один от другого было уже невозможно.
Рашид старался поспевать за своим бурно развивающимся городом. Многие гастарбайтеры попадали в Дубай незаконно, в трюме корабля или по суше, минуя паспортный контроль в аэропорту, однако Рашиду это было все равно. «В чем беда, раз они исправно платят за жилье в Дубае?» – риторически вопрошал он своих советников54. Город, население которого в 1960 году составляло всего 60 тысяч человек, к 1970-му вырос до 100 тысяч, а за следующее десятилетие – до 276 тысяч55. Ненасытный спрос на жилье и офисные помещения обеспечивал быстрый рост территории города, чему способствовало и то, что избранным строительным компаниям шейх выделял землю бесплатно. Крупные инфраструктурные проекты он тоже не забывал. В 1979 году Рашид открыл Джебель-Али – крупнейшую глубоководную гавань, когда-либо созданную человеком56. Год за годом город тратил на развитие инфраструктуры до 25 % своего валового внутреннего продукта57. И все же в мировом масштабе Дубай все еще оставался малоизвестной глухоманью.
Решив пойти дорогой, давно проторенной другими глобальными городами-выскочками, шейх Рашид попытался добиться признания с помощью широких архитектурных жестов. Он заказал небоскреб и потребовал при том, чтобы эта самая высокая на Ближнем Востоке башня была выполнена в характерном американском стиле, который редко использовался за пределами США (небоскребы докоммунистического Шанхая были наиболее известным исключением). Без всякого стеснения выказывая свое преклонение перед Западом, он дал небоскребу нарочито вторичное имя «Всемирный торговый центр Дубай», а открыть его в 1979 году пригласил королеву Елизавету II. С самого начала 39-этажная высотка, металлический фасад которой выполнен в виде решетки традиционных для Аравии арочных окон, оказалась весьма успешной инвестицией в недвижимость. Среди первых арендаторов были крупные транснациональные корпорации, включая IBM и British Petroleum, а также американское консульство. Однако в мире, давно привыкшем к 100-этажным небоскребам, здание в 39 этажей могло стать поводом для передовиц только в местных изданиях. На инфраструктурные проекты шейха Рашида Запад обращал внимание разве что в порядке издевки. В 1980 году газета The Wall Street Journal высмеяла грандиозные траты Рашида, перечислив их одну за одной, а потом призвав читателей «не забывать, что все эти вложения сделаны в страну, полностью лишенную промышленности»58. Но эмир был уверен, что его город движется в фарватере прочих развивающихся мегаполисов мира и что Западу скоро придется принимать Дубай всерьез.
Шейх Рашид не дожил до того времени, когда Дубай стал деловым центром арабского мира, а его название перестало требовать пояснений в любом уголке планеты. В мае 1981 года в Дубай с официальным визитом прибыла Индира Ганди, премьер-министр Индии и дочь Неру, подхватившая его знамя индийского социализма и централизованной плановой экономики. График мероприятий был изнурительный – важные дневные заседания переходили в роскошные банкеты до поздней ночи. Наверняка, во время этого визита Рашид не раз испытывал неловкость. Можно представить, как шейх исподволь склонял индийского лидера продолжать экономическую политику, которая имела столь катастрофические последствия для Индии и при этом была таким благом для Дубая. На следующее утро после отъезда Ганди Рашида сразил инсульт, от которого он полностью так и не оправился. Тем не менее он успел заложить основу современного Дубая, странного сообщества, в котором космополитизм сочетается с авторитаризмом, а фундаментализм с распущенностью и о котором вскоре узнает весь мир.
8. От перестройки до «Газпром-Сити». Ленинград, 1985 – Санкт-петербург, настоящее время
Небоскреб «Газпрома». Компьютерная визуализация. © RMJM
Когда новый советский лидер-реформатор Михаил Горбачев в мае 1985 года посещал город, бывший когда-то окном в Европу, его маршрут первоначально повторял официальный визит любого советского правителя. Генеральный секретарь посетил заводы, встретился с профессорско-преподавательским составом в Политехническом институте и принял участие в партийном заседании в Смольном, который из штаба революции уже давно сделался резиденцией городского комитета партии. Но потом Горбачев совершил нечто, чего не позволял себе ни один из его предшественников: остановив кортеж машин на Невском проспекте, он вышел на запруженный людьми тротуар пообщаться с обычными ленинградцами.
Горбачев пришел к власти всего в 54 года, будучи самым молодым членом политбюро; в Кремле надеялись, что молодой лидер сможет оживить советскую систему после десятилетий застоя и череды дряхлых геронтократов. В Ленинграде он стремился заручиться поддержкой населения перед тем, как представить реформы, которые позднее станут ассоциироваться с его именем: перестройку и гласность. Немало поездив по западным странам в качестве высокопоставленного советского чиновника, Горбачев, как и предыдущие вестернизаторы, видел себя в роли Великого куратора: он надеялся импортировать только определенные институты, приглянувшиеся ему за рубежом, – частное предпринимательство, свободную прессу, выборы – при сохранении в своих руках основных рычагов управления. Это была задача, ради которой в свое время и был построен обращенный к Европе город на Неве. Горбачев впоследствии вспоминал: «Ленинградцы… очень внимательно слушали мои объяснения, задавали вопросы, давали советы, выражали поддержку. Когда кто-то крикнул “Так держать!” – это было по-настоящему отрадно»1.
Верные городским традициям, вскоре ленинградцы уже требовали от реформатора дальнейшего движения к демократизации. 16 марта 1987 года среди одержимого сохранением исторического наследия населения распространился слух, что собираются снести гостиницу «Англетер», массивное здание XIX века на площади перед Исаакиевским собором. Встревоженные градозащитники собрались перед входом, а их вожак, Алексей Ковалев, пошел жаловаться в соответствующий департамент городской администрации, по удачному стечению обстоятельств расположенный на той же площади. Внутри высокопоставленный чиновник заверил Ковалева, что никакого сноса не планируется, и призвал его «прекратить дезинформировать людей и сеять панику»2. Полчаса спустя по площади прокатилось эхо мощного взрыва, и «Англетер» перестал существовать.